[Cсылки ведут на англоязычные сайты, если не указано иное].

4 августа Руанда отправилась на выборы своего будущего президента. Четыре кандидата соревнуются на выборах — включая нынешнего президента Поля Кагаме [рус] — но мало кто сомневается в победителе. Как говорится в недавней статье в The Economist, «4 августа руандийцы переизберут мистера Кагаме. Итог ясен. Он и ранее забирал более чем 90 % голосов».

[Примечание редактора: эта статья была опубликована до оглашения результатов выборов в Руанде. Поль Кагаме был объявлен победителем, когда по результатам подсчёта 80 процентов бюллетеней набрал свыше 98 процентов голосов].

Если — а лучше — когда Кагаме выиграет выборы, он вступит в свой двадцать третий год фактического правителя Руанды. Впервые он захватил власть в 1994 году как вице-президент и министр обороны, будучи фактически лидером страны, а затем стал президентом в 2000 году. В 2015 году он провёл референдум о поправках к Конституции Руанды с целью избраться на третий срок [ру] и потенциально остаться у власти на следующие семь лет. По действующему законодательству, его руководство может продлиться до 2034 года.

Африканский политический ландшафт усеян лидерами, правление которых растянулось на десятилетия. Многие из этих авторитарных лидеров избраны демократически, если говорить в теории, но власть ими удерживается с авторитарной хваткой. Многим из них 70 лет или больше — на континенте, где, по данным ООН, средний возраст населения — 19,5 лет. К немногим из них хорошо относятся за границей. Кагаме — исключение.

Кагаме давно является фаворитом международного сообщества доноров и тех, кого The Economist называет «давосская толпа» — элитная группа лидеров мирового бизнеса, политиков и экономистов, встречающихся ежегодно на Всемирном экономическом форуме [рус].

Достижения Кагаме как лидера действительно весомы. Он пришёл к власти в Руанде после геноцида [рус], когда более 800 000 тутси и умеренных хуту были убиты с особой жестокостью под контролем радикального режима хуту. Более чем треть этнического меньшинства Руанды, народа тва, также была уничтожена.

Кагаме справился с преобразованием страны, разрушенной Гражданской войной, в государство с впечатляющими достижениями в развитии и борьбе с коррупцией. Руанда — одна из немногих стран с парламентом, в котором большинство составляют женщины — 64%, и это наивысший показатель в мире. В 2001-2015 годах ВВП страны увеличивался в среднем на 8% каждый год. Её жители имеют доступ к базовой медицине, и министры правительства отвечают за свою работу.

Но свидетельства показывают, что стабильность и уровень развития страны имеют свою цену, а Руанда стала полицейским государством, где несогласных, как внутри страны, так и за границей, заставляют молчать, сажают в тюрьму или убивают. В докладе 2015 года Freedom House обвинил правительство Кагаме в активном участии в подавлении политической оппозиции. Как пишет The Economist, «в Руанде меньше свободы слова, чем в любой другой африканской стране, исключая Эритрею». Один из бывших экономических советников Кагаме выразил это так: «Для западных правительств, финансистов и лидеров мнений руандийский президент Поль Кагаме предлагает фаустовскую сделку: не обращай внимания на мои жесткие действия, и я покажу тебе модель экономического роста африканской нации».

Существуют и те, кто считает, что ущемление некоторых свобод допустимо и обосновано историей Руанды, что больше всего важно «предоставление услуг». Или, как гласит заголовок статьи Global Voices по поводу референдума 2015 года, «Разве это не демократия, если избиратели в Руанде хотят “пожизненного президента”?»

Кенийский учёный Вандия Нджойа, например, критикует статью the Economist в Twitter, называя её «аморальной и ошибочной со многих сторон». Обсуждение, возбуждённое комментарием Нджойи, пошло по известному пути смешения критики руандийского лидера с преуменьшением геноцида 1994 года. (Делать ложные заявления о геноциде 1994 года [ру] — преступление в Руанде, и это оправданно). Страна поддерживает хорошо смазанную и сложную систему связей с общественностью, которая объясняет любую критику как анти-прогрессивную и распространяет идею, согласно которой без Кагаме во главе Руанда обрушится обратно в хаос.

Стабильность против настоящей демократии?

Для некоторых африканцев страх борьбы с лидерами, схватившимися за власть, происходит из тревоги о неясной альтернативе — альтернативе, которая, как в Руанде с подавленной политической оппозицией, остаётся слабой и безвестной, так как возникновение и развитие её никогда не было дозволено.

В 2015 году нигерийцы выбрали президентом бывшего военного командира Мохаммаду Бухари [рус]. Бухари был главой государства с декабря 1983 года по август 1985 года, захватив власть в результате военного переворота.

Бухари был избран как сильный лидер, способный остановить экстремистскую террористическую группировку «Боко Харам» [рус]. Считалось также, что он обладает честностью и «спартанской аскетичностью», важными для борьбы с коррупцией. К его чести, он многое сделал для прекращения кровавого разгула «Боко Харам».

Однако 74-летний Бухари показал себя абсолютно далёким от действительности государственного управления. Его экономическая политика при колеблющихся ценах на нефть была катастрофой. Как написал один нигерийский колумнист, три десятилетия спустя после первого пришествия к власти «Бухари в своём втором правлении устанавливает принципы руководства по образцу первого. Если эти принципы подвели страну в 1984 году, они тем более не станут работать и сегодня в значительно изменившемся мире».

Один из примеров этого — попытка администрации Бухари спасти найру, нигерийскую валюту, от девальвации «рубкой деревьев в столице для затруднения работы черных менял» и запретом длинного списка потребительских товаров «от лопат и риса до зубочисток».

Здоровье Бухари — также объект спекуляций [рус]. В начале 2017 года он провёл два месяца в Лондоне на лечении от неразглашённой болезни и продолжил лечение в мае.

Нигерийцы выбрали в президенты болезненного диктатора, поверив, что их страна лучше управляется твёрдой рукой бывшего генерала или человека, близкого к военным — признак того, что последствия 30-летнего военного правления укоренились глубоко.

Твёрдая рука армейского генерала последний 31 год является реальностью в Уганде. Йовери Мусевени [рус], находясь во власти с 1986 года, был переизбран на пятый срок в 2016 году на выборах [рус], которые многие наблюдатели назвали несвободными и нечестными. Правительство Мусевени преследовало главных соперников нападениями, домашними арестами и увеличением сфабрикованных дел по статьям о терроризме, изнасиловании и госизмене. По слухам, он готовит новые конституционные положения, продлевающие его правление.

С 2015 года урезано право угандийцев протестовать и проводить митинги, поскольку в парламенте с подавляющим большинством правящей партии прошёл «Акт об управлении общественным порядком». Закон даёт генеральному инспектору полиции — близкому союзнику Мусевени — власть разрешать или запрещать публичные собрания, что стало большим препятствием для политической организации. Политическое покровительство и коррупция также делают правительство неспособным дать людям базовую медицину и работу. В индексе восприятия коррупции 2016 года от Transparency International Уганда была на 151 месте среди 176 стран мира, опустившись на 12 позиций с 2015 года.

В 2005 году, по некоторым данным, депутаты Уганды получили взятки за отмену статьи Конституции, ограничивавшей длительность правления лидера страны двумя президентскими сроками. Однако если Мусевени будет разрешено участвовать в переизбрании в 2021 году, ему также надо избавиться от возрастного лимита, запрещающего лицу старше 75 лет баллотироваться на высший пост. Его правительство предприняло значительные шаги в сторону экономической и политической стабильности, однако при населении 37 миллионов человек и оставшейся в XX столетии государственной системе Мусевени не может исполнить ожидания молодых избирателей в стране, где более 70 % людей младше 30 лет. Угандийцев очень беспокоит, произойдёт ли, когда Мусевени наконец оставит должность, первая в истории страны мирная передача власти с момента получения независимости в 1962 году.

Системы с доминирующими партиями

Видимое нежелание политических перемен также представлено в Танзании, где политическая партия «Чама Ча Мапиндузи» (ЧЧМ) доминирует в политике со времён обретения независимости в 1961 году, хотя и с разными лидерами — включая отца-основателя страны Джулиуса Ньерере [рус], который установил прецедент, отойдя от власти по собственной воле в 1985 году.

В октябре 2015 года этот восточно-африканский народ переизбрал ЧЧМ с новым лидером Джоном Магуфули во главе. Выборы были наиболее конкурентными за всю историю Танзании, и оппозиция получила больше голосов, чем на предыдущих выборах, однако ЧЧМ выиграла президентские выборы и получила парламентское большинство. По опросу танзанийской неправительственной организации Twaweza , проведённому в сентябре 2016 года, 96% опрошенных танзанийцев поддерживают Магуфули. Другой опрос Twaweza 2016 года показал, что избиратели также поддерживают однопартийную систему: 80% респондентов согласились, что оппозиции «следует принять поражение и помогать правительству развивать страну».

Всё это несмотря на свидетельства того, что танзанийское правительство под руководством Магуфули становится всё более авторитарным. В 2015 году правительство провело закон, который, по мнению критиков, ограничит свободу прессы. В июне 2016 года оппозиционным политикам было запрещено проводить митинги за пределами их избирательных округов. Опрос 2017 года от Twaweza показал, что, хотя рейтинг Магуфули упал по сравнению с предыдущим годом, семь из десяти танзанийцев (71%) по-прежнему поддерживают президента.

Даже в Кении, где мёртвая хватка доминировавшего с 1969 года Кенийского африканского национального союза была наконец разорвана в 2002 году, многопартийная система оказалась уязвимой. Предсказывают, что всеобщие выборы [рус] 8 августа станут наиболее жаркими во всей истории этой восточно-африканской страны. Поражение действующего президента и кандидата от Юбилейной партии Ухуру Кениаты [рус] неприлично выделило бы его как первого кенийского президента, который не был переизбран. На фоне недавнего убийства главного ответственного за выборы чиновника появились беспокойства по поводу стабильности Кении и напоминания о том том, что необходимо предотвратить повторение насилия, сопряжённого с выборами 2007-2008 годов [рус].

Что граждане хотят от своих лидеров?

Популярность авторитарных лидеров и явное предпочтение «демократической автократии» вызывает вопросы и предположения о том, чего же на самом деле желают жители некоторых африканских стран от своих президентов и политических партий.

В случае Танзании опросы говорят, что большая часть населения предпочитает демократии стабильность и преемственность. Но как долго танзанийцы будут мириться с растущим авторитаризмом? А в Руанде возникает свой вопрос: как долго будет эффективна политика Кагаме в сдерживании несогласных.

Эти примеры указывают на ограничения в электоральной политике и в политических решениях. Без сомнения, часть ответов на эти вопросы лежит в развитии образованного и политически осведомлённого электората, а также в формировании сильных и внушающих доверие партий и объединений гражданского общества. Ни одна из этих задач не является простой, когда влиятельные силы противодействуют их выполнению. Но однажды и лучший танцор должен покинуть сцену, и важно быть готовым к этому моменту.