Мужчины в очереди ночью у военкомата в Украине. 25 февраля 2022 года. Скриншот: YouTube

Переведено с украинского Светланой Брегман

Этот материал — часть серии эссе и статей, написанных украинскими авторами, которые решили остаться в Украине после полномасштабного вторжения России 24 февраля 2022 года. Серия создана в сотрудничестве с Folkowisko Association [пол]/«Перепутье», благодаря софинансированию правительств Чехии, Венгрии, Польши и Словакии через грант Международного Вышеградского фонда [анг]. Миссия фонда заключается в продвижении идей устойчивого регионального сотрудничества в Центральной Европе.

Нельзя сказать, что я не верил в возможность полномасштабного российского вторжения. Я не хотел в это верить. Не хотел нарушать привычный ход своей жизни. Для меня нет ничего лучше моих ежедневных ритуалов: утренние тренировки, дневная работа над текстами, вечерняя книга с бокалом сухого вина, разговоры с женой о творчестве и воспитании сына, дорогие друзья, которые приходят в гости и приносят просекко. …Но потом это произошло: вторжение. Я не хотел переживать холод, голод, страх или гнев. Такой замкнутый домосед, как я, не годился для подобных испытаний. Я не мог представить себе ничего хуже, чем вынужденно находиться в группе незнакомцев, сражаясь как солдат [анг].

Я испытывал это раньше. Вынужденная социализация в зрелом возрасте угнетает, когда тебя окружают люди, большинство из которых тебе совершенно не близки. Ты, конечно, прекрасно понимаешь, что быть другими — это их право. На войне ты должен приспосабливаться к обстоятельствам и находить общий язык с теми, с кем никогда не стал бы общаться в гражданской жизни, подчиняться тем, кто вызывает у тебя отвращение, и командовать теми, кому ты не доверяешь.

Да, я уже сталкивался с этим раньше. В 2015 году, когда впервые попал в ряды Вооружённых сил Украины, когда началась война на востоке. Я ⁠познакомился с разными людьми: шахтёром из Днепропетровской области, который стал мне как брат; следователем-криминалистом из Черкасской области, с которым я научился находить общий язык; стаей классических гопников с юга, которых я поначалу избегал, хотя со временем стал уважать за их бесстрашие; ребятами с Подолья, которые научили меня простой фермерской философии, научили любить и замечать тонкую красоту, такую как пение птиц, ледяные узоры на стекле автомобиля и тишину донбасских степей. Но всё это пришло позже, через недели и даже месяцы, на протяжении которых мы сталкивались, рассыпая искры вокруг, как металл, бьющийся о металл.

На этот раз, во время полномасштабной войны, появились другие люди. Мои люди. Теоретически я мог бы пить с ними красное калифорнийское вино у себя на кухне ещё до февраля 2022 года. Мой батальон в основном состоит из столичных жителей, и, несмотря на разный социальный статус, политические взгляды и культурное происхождение, у нас куда больше общих черт, нежели различий. Мы почти все ровесники, росли в схожих условиях. Киевский Сырецкий район 1990-х мало чем отличался от моего родного района «Д» в Черкассах. Общее среднее образование обеспечило нам в целом равные возможности, хотя каждый из нас выбрал свой путь.

Конечно, как писатель, полагаю, что мог бы отделить себя от широкой публики, утверждая, что мой выбор связан с достижением жизненных целей способом, довольно необычным для моего нынешнего круга. Но остаётся существенный момент — ментальная укоренённость моего поколения в историческом контексте нашей страны. И он объединяет нас. Между нами много родства. Я — писатель — ничем не отличаюсь от своих братьев по оружию: дальнобойщика с позывным «Географ», айтишника «Вируса» или разнорабочего «Джета». Мы все разные, но враг у нас один и цель — не передать эту войну нашим детям. Потому что совсем недавно мы сами были детьми. Мы — дети нестабильной постсоветской действительности, пережившие ряд метаморфоз и выросшие в новое и неожиданно сильное поколение. Мы пережили чернобыльскую катастрофу, нищету 1990-х [анг], перестройку [анг], опасные искушения первых лет независимости, революцию и становление себя как личности в эпоху непрерывных перемен. Теперь мы на войне. Это уже не эпоха перемен. Это радикальный переход другого уровня, и моё поколение несёт на себе основную тяжесть этого перехода.

В декабре 2021 года я расспрашивал многих своих киевских знакомых, пытаясь понять, как они переживают возникающую угрозу на границе. Под маской покоя скрывались тревога и страх. Всех тошнило от ужаса перед скорым нападением на Киев; много упакованных чемоданов; они строили планы на случай войны. Какие шаги предпринять? Бежать? Спасти своих родителей и детей? Идти воевать? Или ждать, пока кто-то другой встанет к оружию вместо тебя? Что происходит, и стоит ли планировать новые проекты, книги или поездки за границу на январь и февраль?

Оглядываясь назад, вспоминая историю, осознаёшь, что Кремль в самом деле снова пожертвует сотнями тысяч своих граждан ради своих извращённых утопических целей. Мы должны были понять, что они будут опустошать жилые кварталы артиллерией и запускать в оккупированные города карательные отряды убийц и мародёров. Россия никогда не заботилась о человеческих ресурсах, и вряд ли что-то изменилось за последние десятилетия. Остаётся только один вопрос: цена. На какие жертвы готов пойти Путин?

Украинцев беспокоили свои вопросы, самый главный из которых: «Кто из нас пойдёт защищать землю и близких?». В конце концов, некоторые люди активизировались. Много очень молодых солдат, но костяк армии — это мы, 30–40-летние. Поколение, большей частью взращённое той же самой русской культурой, с явным ошибочным убеждением в собственной провинциальной второсортности и тихой завистью к цивилизованным странам. К украинскому патриотизму мы пришли разными путями, но все понимали, что обязаны защищать свои земли, свою не всегда целостную идентичность [анг] и свой не всегда родной язык [анг]. Так мы пришли к общему знаменателю: мы — поколение украинцев, которые объединились ради победы.

Я всё время вспоминаю свои 17 или 18 лет. В то время я совершенно не интересовался украинской политикой. «Оранжевая революция», в которой я принимал активное участие в студенческие годы, ещё не наступила. Почти всё мое детство и юность прошли в нищете кучмовской эпохи застоя [анг, pdf]. Казалось, это будет длиться вечно. Девяностые закончились весело, с пьяными подростковыми визгами и вкусом помады. В безнадёжно застойной стране началась новая жизнь. Но я думал не об этом. Я думал о другом. Украина представлялась мне периферией Европы, тихим заболоченным прудом. Никто и ничто не интересовался ею; и война была наименьшей из забот. Как ни странно, в то время я много думал о войнах. Вторая чеченская война, Косово, Афганистан, Ирак. Что-то ужасное происходило за пределами моего мира, за пределами здравого смысла. Атаки могли случиться в России, Ирландии, Испании или в мусульманских странах. Камеры пыток развернулись в Африке. Единственным пиком наших конфликтов стала акция протеста «Украина без Кучмы». Для меня она прошла почти незамеченной, потому что, повторяю, политика была последней темой, которая меня тогда заботила.

И вот я сижу глубоко в лесах, на мне армейские штаны и куртка Национальной гвардии. Мне 37 лет, и у меня за плечами куча написанных книг, и переводы, и депрессия, и пистолет. В моей стране идет война. Настоящая, большая, безжалостная и кровавая. И я солдат этой войны, один из тех, кто взялся за оружие. Моё оружие убивает. Оно убивает моих врагов. Всё это звучит просто и обыденно — как будто так было всю нашу жизнь. Как будто все мы, и я, особенно я, являемся продолжением войны. Неотъемлемое целое. Поколение. Все эти взрослые, которые вчера были детьми и выросли в неблагоприятных условиях, неожиданно оказались на пороге нового опыта, опыта, который затмевает все былые переживания, заставляет забыть прежние роли и социальные статусы, искажает действительность так, что нормальной она уже не выглядит. И вы уже не можете отличить любовь от безразличия, мир от усталости, необходимость от мечты.

Я всегда берёг порядок в своей жизни. Мне было комфортно в мире детских воспоминаний, ясного прошлого, теплого уюта и понятного покоя. Мои обычные несколько бокалов сухого вина после 19:00, тренировки в спортзале, мои коллекции музыки и монет, мой велосипед, мои путешествия и спокойный и регулярный сон. Не говоря уже о моей семье и всём, что с ней связано. В самом деле, я никогда не стремился отождествлять себя с каким-либо поколением. Но я стал частью этого поколения. Частью тех людей, которые сейчас воюют и которые потом вернутся домой и не будут знать, как жить дальше. Потому что как жить дальше в мире, который уже однажды разрушился на ваших глазах?