«Вход каравана в Исфахан» (1840), зарисовка французского художника-ориенталиста Эжена Фландена. Общественное достояние, через Wikimedia Commons.

Иран — это популярный товар. Продают ли его как непонятую мистическую землю, присматриваются ли как к потенциальной возможности для бизнеса или инвестиций — тяжело найти нарратив, который не принижает страну до средства к достижению определенной цели. Исторически, сюда относилось и поношение Ирана как антизападного пустыря, лишённого исторического контекста, геополитического значения и разнообразия.

Однако, сегодня, эта ориенталистская перспектива изменилась — на месте искажающей реальность демонизации теперь новый либеральный взгляд: Иран созрел для прибыли [анг], если только у вас хватит смелости протянуть руки и схватить ее. Упрощенные тропы и культурная фетишизация остаются, но, согласно этой новой версии, вместо того, чтобы убегать от иранского варварства, мы должны «раскрыть» правду об Иране через процесс ориенталистского расследования и нарратив, создаваемый не самими иранцами, а теми, кто может извлечь из них выгоду.

Во взгляде на Иран через призму ориентализма нет ничего нового. Однако эта новая форма ориентализма, несмотря на свое стремление к сотрудничеству с Ираном вместо войны, имеет свои собственные проблемные стороны. Вуаль либерального просвещения, которую носят те, кто надеется «раскрыть» Иран, во многом более тревожна, чем прямо расистские речи, которые мы могли слышать в прошлом.

Эдвард Саид заметил, что человек, изучая ориентализм, может узнать больше о психологии западного человека, чем непосредственно о предмете, о котором он хотел узнать. Я убежден, что то же самое может быть сказано о сегодняшних западных нарративах, связанных с Ираном.

Главный пример этой новой формы фетишизации — это тур «Iran: Tales from Persia» [анг] (Иран: Сказки из Персии), предлагаемый компанией Times Journeys, туристическим компаньоном газеты New York Times. За 7 195 долларов тур предлагает вам шанс попутешествовать с «экспертами, которые помогут распутать сложную хронологию истории этой нации». Потому что если Иран какой-то, то он «запутанный», и загадочный, и сложный. И, конечно же, New York Times имеет всё необходимое, чтобы распутать эту страну-узел.

В туристическом описании, конечно, не упоминается ни долгая история инакомыслия, ни сегодняшний репрессивный режим, ни подпольное гражданское общество. Предоставление голоса иранским гражданам относительно этих вопросов может «замутить» нарратив. Вместо этого гидами нам станут эксперты, вроде Роджера Коэна, который последние десять лет снабжает нас [анг] «сокровищами» вроде этого:

«Иран, … полон неповиновения… Но он также полон томления. Большинству людей меньше 30. Как эти солдаты, они жаждут контакта с внешним миром, и, более всего, с Америкой, которая вырисовывается со всей силой мифа» (Iran’s Inner America [анг] (Внутренняя Америка Ирана), 11 февраля 2009 года).

Покровительственный нарратив Коэна сводит Иран до героя детского мультфильма, главным желанием которого является не свобода, независимость и самореализация, а стремление к какой-то мифической «Америке». Под взглядом снисходительного американского журналиста иранцы становятся карикатурами, которых можно описать простыми понятиями, и которых наполняют наивные идеи о политике и мире. Идея, заложенная в статьях Коэна, не только подталкивает к сотрудничеству с диктатурой, с предполагаемой пользой для США, но и отрицает любую надежду на то, что иранцы имеют законные демократические устремления, которые могут увенчаться успехом в их стране.

В марте 2009 года Коэн написал [анг], что «июньские президентские выборы… станут настоящим соревнованием, по сравнению с тем фарсом, который выдают за выборы во многих арабских странах». В действительности же, выборы в том году прославятся своими фальсификациями, и мир станет свидетелем кровавых репрессий, предпринятых теократией у власти — результат, который, судя по всему, шокировал Коэна, но не удивил иранцев, которые живут под гнётом репрессий вот уже 30 лет.

В 2016 году Коэн [анг] не изменился. Иран — всё еще золотой гусь, созревший для выщипывания. Что интересно, он призывает европейские банки вкладывать в Иран, делая нелепые заявления, что это подорвет Стражей Революции, которые, по некоторым предположениям, контролируют до половины [анг] иранской экономики. Он присоединяется к Джону Керри в нелепом стремлении [анг] убедить международные банки, что ведение дел с теократической диктатурой — во всеобщих интересах.

Полнейшая поддержка со стороны Коэна сделки с Ираном контрастирует с разнообразием [анг] мнений самих иранцев, представленных в другой статье в New York Times. Но эта статья оформляет взгляды иранцев в несколько лаконичных слов и прилагает фото. Опять же, товар для потребления.

Эта тенденция очевидна в определенном числе западных источников, в таких статьях как, например, «I Went to a Secret Illegal Party in the Iranian Desert» [анг] (Я был на секретной нелегальной вечеринке в иранской пустыне) и «Was this really how women dressed in IRAN before the revolution?» [анг] (Что, и правда именно так одевались женщины в Иране до революции?) Истории, которые стремятся открыть артефакты незапамятных времен, чтобы снять покрывало с забытого и запрещенного прошлого.

Проблема с сегодняшней дискуссией об Иране мало касается того, является ли участие правильным курсом. Что вызывает беспокойство, так это огульные обобщения, извлеченные из культурных традиций и поговорок, которые жители Запада делают об «иранской психологии», или же морально относительные оправдания нарушений прав человека, которые они зачастую предлагают.

Что вызывает беспокойство у меня и других иранцев, так это то, что мы не видим себя в этих статьях и фотографиях. Я говорю и о голосах и точках зрения иранцев, которые живут в стране. Я не имею ввиду короткие цитаты об их любви или ненависти к Америке, об их хиджабах и революционных стилях одежды. Но скорее о статьях с настоящей глубиной и последовательным отображением действительности. Или просто фактах, для начала.

В прошлом году Reuters опубликовало длинное расследование [анг], рассказав в деталях об империи в 95 миллиардов долларов, которую контролирует Верховный Лидер Хаменеи, а также об использовании им государственной власти с целью конфискации средств рядовых иранцев. В репортаже отмечалось [анг], между прочим, что послабление санкций напрямую помогает этой империи — такой неудобный факт для людей, вроде Коэна, что они просто упускают его из своих рассказов об Иране, потому как цитировать старое иранское изречение куда интереснее.

Полон иронии тот факт, что New York Times организует туры в Иран, в то время как иранские репортеры, включая Джейсона Резайана из Washington Post, остаются в заключении в этой стране. Факт остается фактом — такие экспедиции не могут состояться без благословения со стороны теократического режима. Для диссидентов и политических заключенных, а также беженцев, живущих в изгнании, туры, организованные газетой — это пощечина.

Тот факт, что New York Times одновременно контролирует мейнстримный нарратив касательно Ирана и торгует туристическими пакетами за 7 000 долларов, предлагая понаблюдать «красивые пейзажи, бесплодные горы и деревни», только добавляет масла в огонь. Не обращайте внимание на конфликт интересов или на отсутствие журналистской честности. Когда ваша страна не более чем товар, который продают, покупают и употребляют, это то, к чему вы привыкаете.

Хамид Яздан Панах — ирано-американский правозащитник и адвокат, специализирующийся на иммиграции и предоставлении политического убежища в Области залива Сан-Франциско.