[Все ссылки в тексте — на английском языке, если не указано иное.]
За последние 45 лет Исламская Республика Иран обращала в оружие учебники, религиозные дебаты, фильмы и сериалы, городские стены и даже кладбища, чтобы навязать свою культуру и институционализировать господство, особенно над религиозными меньшинствами.
Власти практиковали разные виды насилия по отношению к религиозным меньшинствам: физическое, структурное, культурное. В то время как физическое насилие (тюрьма, уничтожение мест отправления культа, казни, конфискация имущества [рус]) и структурное или юридическое насилие (дискриминация на рынке труда и в сфере образования, свидетельство в суде) часто осязаемы, культурное насилие (через искусство, религиозные дебаты, образование) — процесс более тонкий. Культурное насилие не только способствует прямому (физическому) и структурному насилию [pdf, 482 КБ], но и легализует агрессию, делая её приемлемой в обществе.
Когда речь идёт о дискриминации или преследовании — немедленно вспоминаются сообщества, официально признанные конституцией [pdf, 581 КБ], и меньшинства, которые в конституции не упомянуты [рус]. К первым относятся евреи, зороастрийцы и христиане [рус], за исключением новообращённых. Ко вторым — бахаи, новообращённые христиане, мандеи [рус] и последователи религии ярсан. Иран заходит так далеко, что превращает эти группы в «призраков», при этом дискриминационная политика ужесточается, затрагивая широкий круг верующих, в том числе суннитов и дервишей — шиитов-двунадесятников [рус], что является официальной религией Ирана [рус].
Культурное насилие выходит за рамки религиозных меньшинств и влияет на общество в целом. Многим иранцам приходится преодолевать несколько уровней дискриминации из-за сложной идентичности. Например, женщина-белудж подвергается тройной дискриминации по признаку пола, этнической принадлежности и религии, что иллюстрирует интерсекциональность угнетения.
«Класс» угнетения
Система образования Ирана стирает религиозные меньшинства: от прямых угроз детям [араб], принадлежащим к этим общинам, до внедрения идеологии шиитского превосходства в учебники.
Саид Пайванди, профессор социологии из Парижа, комментирует:
During the Islamic Republic, all societal cultural institutions, especially the education system, propagate the belief that Islam is the ultimate heavenly religion with solutions for all societal problems among the young generation. This results in strong Islamic-Shiite propaganda not only in religious subjects but across various disciplines, constituting a form of direct cultural or even symbolic violence against religious minorities and those dissenting from government-style religiosity.
Во времена Исламской Республики все общественные культурные учреждения, особенно система образования, пропагандируют веру в то, что ислам является высшей небесной религией, предлагающей решения всех социальных проблем среди молодого поколения. Это приводит к сильной исламско-шиитской пропаганде не только в религиозных вопросах, но и в различных дисциплинах, что представляет собой форму прямого культурного или даже идеологического насилия против религиозных меньшинств и тех, кто не согласен с религиозностью, утверждённой правительством.
Многим меньшинствам, в том числе бахаистам, ярсан и новообращённым христианам, отказывают в праве изучать религиозные предметы в школах и заставляют посещать занятия по исламскому религиозному образованию.
По словам Пайванди: «Эта система образования унижает и заставляет страдать отдельные молодёжные группы, выливаясь за рамки школ и отравляя душу общества».
За пределами системы образования финансируемые государством группы постоянно атакуют «непризнанные» религиозные меньшинства с помощью так называемых «исторических» исследовательских книг [араб] и сайтов. И эти меньшинства не имеют права обсуждать или отвергать такую пропаганду.
Расчеловечивание меньшинств
Помимо того, что исламская точка зрения доминирует в образовании и литературе, религиозные или новостные сайты периодически проводят сеансы вопросов и ответов, посвящённые «религиозным меньшинствам». На вопросы в этом случае отвечают аятоллы [рус]. Во время сессий священнослужителей спрашивают, должны ли мусульмане считать [араб] религиозные меньшинства «наджисами» (нечистыми), что нормализует дегуманизацию этих групп.
Дегуманизация проявляется по-разному. Многие новообращенные христиане рассказывают, что на допросах следователи называют [араб] их наджисами. Порой режим устанавливает неожиданные разделяющие правила: например, жителям деревни-бахаи приказали [анг] отделить своих коров от коров, принадлежащих мусульманам. Так власти, усилив давление на сельских жителей-бахаи, конфисковали их имущество и вынудили покинуть земли предков.
Удивительно, но борцы за гражданские права в Иране редко выступают против навешивания ярлыка наджисов на меньшинства.
Сфера развлечений: доминирование и клевета
В дополнение к постоянному присутствию исламских программ и пропагандирующих государственную версию ислама священнослужителей, телевидение и контролируемое властями кинопроизводство в Иране предлагают множество фильмов, пропагандирующих исламские ценности и идеологию в различных жанрах, от комедий до постановок на социальную или военную тематику.
За четыре десятилетия правления мулл вместе с Корпусом стражей исламской революции (КСИР) [рус] некоторые фильмы стали показывать их в одномерном и пропагандистском свете. Муллы изображаются либо как простые мистики, зарабатывавшие на жизнь тяжёлым трудом и помогавшие другим, либо как священнослужители, ставшие жертвами коррупции в своём кругу, но борющиеся за справедливость (например, «Rooze Balva» [араб], что означает «День бунта»).
В диалогах герои многих фильмов легко делят людей на «мусульман» и «неверных» или «чужаков» (например, лента «Shahr-e-Mahtabi» [араб], что означает «Лунный город»), и в этом пространстве нет места религиозным меньшинствам.
Иранская еврейская община в открытом письме главе иранского телевидения девять лет назад критиковала [араб] сериал «Dasiseh» («Заговор») и требовала прекратить его трансляцию за «оскорбление их религии».
Идеология и урбанизм: чужой в родном городе
С первых дней исламской революции режим навязывает идеологические знаки и символы, демонстрируя их на каждом углу и передавая чёткий сигнал: общественное пространство принадлежит государству.
Джошуа Хаген, декан Колледжа литературы и науки Университета Висконсина — Стивенс-Пойнт, писавший о нацистах и урбанизме, объяснил Global Voices по электронной почте:
…sponsorship of murals, posters, banners, and other public displays serves political agendas, marginalizing or excluding various social groups. In Iran, efforts to communicate regime ideology through public space act as constant reminders, pressuring individuals to conform to the regime's wishes or, at the very least, understand the consequences of diverging from regime ideology. This dynamic, present in both democratic and non-democratic contexts, is a common feature of human behavior and engagement with public space.
…спонсорство фресок, плакатов, баннеров и прочих публичных материалов служит политическим целям, маргинализируя или исключая различные социальные группы. В Иране работа по распространению идеологии режима через публичное пространство — это постоянные напоминания, заставляющие людей подчиняться желаниям режима или, по крайней мере, осознавать последствия отклонения от официальной идеологии. Такая динамика, как в демократическом, так и в недемократическом контексте, — общая черта человеческого поведения и взаимодействия с общественным пространством.
Помимо исламских и революционных названий общественных мест, муниципалитетов и правительственных фондов, граждан окружают лозунги и исламские ценности на баннерах и настенных росписях. Чиновники украшают общественные территории — например, школы — фресками со стихами и цитатами пророков и шиитских имамов, восхваляющими исламские ценности, в частности хиджаб [рус].
Исламская Республика также стирает любые упоминания религиозных меньшинств из городского ландшафта, пытаясь контролировать даже «загробную жизнь» некоторых общин, разрушая важные для них сооружения, символические места и памятники. Так, например, уничтожают кладбища бахаи, новообращённых лишают кладбищ или меняют Хараванское кладбище, где тайно хоронили многих казнённых политических заключённых.
Сопротивление и творчество
Столкнувшись с насилием со стороны правительства и культурной агрессией, меньшинства демонстрируют удивительную стойкость. Правительство Ирана исключило студентов-бахаи, лишив их возможности получить образование, что побудило к созданию альтернативы — Виртуального университета бахаи. Персоязычные христиане столкнулись с нехваткой мест для богослужений и образовательных центров, но в стране действуют подпольные домашние церкви, несмотря на массовые аресты и репрессии, а новообращенные начали кампанию place2worship. Меньшинство ярсан использует искусство и музыку, чтобы противостоять политике деидентификации.
В то же время люди, не входящие в сообщество религиозных меньшинств, активно присоединяются к кампании за равенство.
В ответ [араб] на то, что великие аятоллы объявили язычников, коммунистов, атеистов и бахаи «нечистыми», Мохаммад Нуризад, политический активист и журналист, пригласил людей посетить бахаи и атеистов и посидеть с ними за одним столом. Он даже посетил жилище заключённого бахаи и поцеловал ногу ребёнка-бахаи.
В фильме «Lerd» («Неподкупный»), Мохаммад Расулоф [рус], известный иранский режиссёр, коснулся проблемы преследования бахаи, включая их изгнание из школ и отказ в праве на погребение. За этим последовало несколько арестов, тюремное заключение Расулофа и запрет его фильмов иранскими властями.
Религиозному апартеиду сопротивляются не только элиты — возмущены народные массы и простые граждане. В 1980-х годах государство пыталось маргинализировать продуктовые магазины, принадлежащие религиозным меньшинствам, заставляя объявлять на входе: «Этот магазин принадлежит религиозным меньшинствам». Однако эта дискриминационная политика провалилась, и, более того, многие покупатели с большим энтузиазмом стали делать покупки в этих магазинах. Некоторые даже называют это гражданской акцией неповиновения [араб].
История борьбы с религиозным апартеидом переплетается с борьбой против гендерного апартеида, пример которой — национальное движение «Женщины, жизнь, свобода». Иранцы различного этнического, гендерного и религиозного происхождения вместе сражаются за своё достоинство, свободу и идентичность.