Скриншот из Youtube-канала I Love Languages [идиш], где представлены основы языка идиш. Добросовестное использование

На идише, на котором до Второй мировой войны говорили более 11 миллионов евреев в Восточной и Центральной Европе, до сих пор общаются примерно 600 000 человек. Этот язык также широко используется в традиционных еврейских религиозных общинах в хасидских иешивах [рус].

Global Voices поговорили с живущим в Канаде Мэтью Кацманом, автором новой книги «Ой-вей! Идиш сленг 101» [«Ой-вей!» — фраза, выражающая тревогу, раздражение на идиш]. Это сатирический словарь, в котором личные семейные истории переплетаются с забавными выражениями на идиш. Книга позволяет познакомиться с эволюцией языка, одновременно показывая, как люди разных поколений относятся к идишу.

Кацман родился и вырос в Торонто, большую часть юности посещал еврейскую школу, а идиш выучил благодаря бабушке и дедушке. Он окончил факультет психологии Королевского университета и в настоящее время получает степень магистра журналистики в Университете Метрополитен Торонто.

Интервью проводилось по электронной почте и отредактировано для ясности и краткости.

Портрет Мэтью Кацмана. Фотография используется с разрешения

Филип Нубель (ФН): Каков нынешний статус языка идиш: кто и где говорит на нём в мире?

Matthew Katzman (MK) Yiddish is spoken all around the world. It is a mishmash of all sorts of languages fused together, such as German, Hebrew, French, Italian and others. It is still spoken by many worldwide but predominantly in Israel, the US, and some Eastern European countries. Before WWII, it was spoken by lots more Jews. With so many Jewish lives lost in the Holocaust, the language largely faded.

In my community, everyone is familiar with the language to some degree. It represents very different things to different people. I think generationally is the best way to look at it. For my Zaidy and Bubbie, aka my grandparent’s generation, I think it's seen as a formal language. Many used to speak it with their parents, to their kids, and to each other. 

My father’s generation saw it as a language, but not one that was as relevant or accessible. Especially because, by that time, growing up around more secular Jews in Canada, it didn’t have as much use. He was taught it by my grandparents and can still remember a lot of it, but I think it’d be tough for him to have a full conversation with it today. 

For my generation, I think it could be seen as more of a tradition than an actual language. At least for me, the words take on representations rather than the actual meaning. I wouldn’t necessarily string together a collection of words to make a sentence, but I would drop one of the hilarious, punchy, goofy, or powerful Yiddish words I know in an everyday sentence.

Мэтью Кацман (МК): На идише говорят во всём мире [рус]. Это микс всевозможных языков — немецкого, иврита, французского, итальянского и прочих. Его можно услышать в разных уголках планеты, но преимущественно в Израиле, США и некоторых странах Восточной Европы. До Второй мировой войны на идише разговаривали многие евреи, но так как во время Холокоста погибло множество людей, их язык стал угасать.

В моём сообществе все в той или иной степени знакомы с этим языком, просто для разных людей он означает разное. Думаю, что лучше всего это просматривается через призму поколений. Например, для моих Зайди и Бабби, то есть поколения бабушек и дедушек, идиш — это реальный язык. На нём говорили с родителями, детьми, друг с другом.

Для поколения моего отца идиш — язык возможный, но не слишком актуальный или доступный. Тем более что к тому времени в окружении светских евреев в Канаде идиш особенно не использовался. Моего отца учили бабушка и дедушка, и он до сих пор многое помнит, но я думаю, что сегодня ему было бы сложно поддержать полноценную беседу на идише.

Полагаю, что для моего поколения идиш — скорее традиция, нежели язык общения. По крайней мере, для меня слова из этого языка — скорее перчинка, нежели долгий диалог. Я бы не стал нанизывать словосочетания, но мог бы использовать в предложении одно или несколько весёлых, резких, глупых или ярких идишских слов, которые я знаю.

ФН: Вымирает ли идиш сегодня? Как учат следующие поколения? Присутствует ли идиш в интернете?

MK Some have called Yiddish a dying language and UNESCO has even labelled it as endangered. While fewer people speak it today, it is still spoken all over the world. 

I attended a fairly well-known Hebrew school in Junior Kindergarten where Yiddish was taught and still is today. In the community I grew up in, Yiddish was fairly present. Not that any of my Jewish friends are fluent, but words that are part of the dialect are still part of our everyday conversation. We’d laugh and call my buddy a “klutz“ if he missed an easy catch in a softball game. Or say that it gives us “naches“ to watch their fantasy football team win a championship. Maybe after my friends and family read this book, we’ll find a way to throw a “nochshlepper” here or an “eppes a nudnik“ there.

In terms of the internet presence, we’ve been connecting with speakers through online Yiddish communities. We’ve already had so many people express interest in purchasing “Oy Vey!” before it's been published. There are still many Facebook and Reddit groups to discuss the culture, read stories, and feel connected to the language. You won’t be seeing it talked about in mainstream media very often though, that’s why I feel so strongly about this project. I want to help people connect to a fun, colourful language that has a place so close to my heart.

МК: Некоторые считают идиш вымирающим языком, а ЮНЕСКО даже объявила его находящимся под угрозой исчезновения. Но хотя сегодня на нём говорит меньше людей, он по-прежнему популярен в мире.

В детстве я посещал довольно известную еврейскую школу, в которой преподавали  — и до сих пор преподают — идиш. В общине, где я вырос, идиш был очень распространён. Не то чтобы кто-то из моих друзей-евреев говорил на нём свободно, но диалектные слова по-прежнему являются частью нашего повседневного вокабуляра. Когда приятель пропускал удар в игре в софтбол, мы посмеивались и называли его klutz [недотёпа, неумеха]. Или говорили, что испытываем naches [особое удовольствие], когда наша команда по фэнтези-футболу выигрывает чемпионат. Возможно, после того, как мои друзья и семья прочитают эту книгу, мы найдём способ ввернуть nochshlepper здесь или eppes a nudnik там.

Что касается присутствия в интернете, то мы общаемся в онлайн-сообществах на идиш. Множество людей пожелали приобрести книгу «Ой-вей!» ещё до её публикации. В Facebook и Reddit по-прежнему существует множество групп, где можно обсуждать культуру, читать истории и чувствовать связь с языком. Однако в мейнстримовых медиа об этом почти не говорят… поэтому я так трепетно отношусь к своему проекту. Я хочу помочь людям освоить весёлый колоритный язык, который так близок моему сердцу.

В популярном израильском сериале «Штисель» [рус] о жизни еврейской ортодоксальной общины, доступном в интернете, можно часто услышать идиш. Например, как в этом видео на YouTube:

ФН: Как вы выучили идиш? В семье? Что вам кажется самым удивительным в этом языке?

MK: Yiddish has been in my family for generations. Not sure how far it goes back but it was probably first spoken to me as a baby by my Zaidy and Bubbie.

I think Yiddish functions best as a reminder or connector to our past. Writing this book made me feel linked to my Jewish ancestors who came from “shtetls“, which are the small, poor Jewish villages that housed them in Eastern Europe. 

The drive to pass on the traditions of Judaism, like the Yiddish language, is strong for me. In “Oy Vey!,” I joke that my number one priority in writing the book is so my grandparents would be proud of me. I guess in some way, I feel a responsibility to pass on the rituals they fought so hard to keep. 

I wouldn’t say the Yiddish language was pressed to be passed on in my family though. When you read the book, you’ll notice that I delve into a lot of personal anecdotes from my life. I really wanted to be open and create a personal feel to the book, while keeping it pretty silly. 

МК: На идише в нашей семье разговаривали на протяжении нескольких поколений. Не знаю, как долго, помню только, что с мной на идише впервые заговорили Зайди и Бабби.

Для меня идиш — лучшее напоминание или связь с нашим прошлым. Работа над книгой позволила мне почувствовать связь с еврейскими предками, выходцами из штетлов — маленьких бедных еврейских деревень в Восточной Европе.

Мне важно передать как традиции иудаизма, так и языка идиш. В «Ой-вей!» я шучу, что приоритет номер один при написании книги — чтобы мои бабушка и дедушка мной гордились. В каком-то смысле я чувствую лежащую на мне ответственность: передать людям ритуалы, которые так старались сохранить мои родные.

Я бы не сказал, что в нашей семье давили с использованием идиша. Если вы прочитаете книгу, то заметите, что я привожу множество историй из собственной жизни. Хотелось быть открытым, написать книгу о личном, сохранив наивность и бесхитростность.

ФН: В идише много красочных проклятий. Используются ли они до сих пор среди носителей языка, в том числе в консервативных сообществах?

MK: There’s almost too many to count. Almost. I have a lot of favourites. There’s actually a whole chapter in Oy Vey! dedicated to this. Here’s a few of the best.

• Es zol dir dunern in boykh, vestu meyen az s’iz a homon klaper: Your stomach will rumble so badly, you’ll think it was a Purim noisemaker.
• Zolst zeyn azoy reykh, az dayn almnhs man darf keynmol nisht arbetn a tog: May you be so rich your widow’s husband has to never work a day. 
• Vaksn zolstu vi a tsibele mitn kop in dr'erd: May you grow like an onion with its head in the ground. 

You’ll still see some of these curses used today. “May you grow like an onion with its head in the ground” is probably the most commonly seen in pop culture, such as in the musical “Fiddler on The Roof.”

I think the reason there are so many curses is because Jewish people can be passive aggressive when upset. I don’t want to speak for an entire religion/culture/nationality, but, in my personal opinion, a Jewish person would much rather send you hints to how they’re feeling rather than outright say how they’re feeling. 

When those hints don’t work, you might have all this internalised frustration. Instead of just confronting someone about what’s upsetting you, you go back to your home in the “shtetl” and utter a few of the most devastating curses you know. It feels cathartic.  To be clear, I have never met another Jewish person who has cursed another person, but I like to imagine it happens from time to time.

For the book, I created a character named “Shlomi” who gets mentioned throughout the book as someone who curses in Yiddish. While I have few enemies, he is a culmination of all the people who have wronged me in the past. Would I truly utter a curse unto someone who did me wrong? Like that they may lie in the ground and bake like a bagel? The jury's out on that.

MK: Их практически невозможно сосчитать. У меня много фаворитов. В «Ой-вей» вообще-то целая глава посвящена проклятиям. Вот лучшие из них.

• Es zol dir dunern in boykh, vestu meyen az s’iz a homon klaper. — Ваш живот будет бурчать так кошмарно, словно у вас там пуримская трещотка. [пуримская трещотка должна быть ужасно громкой, чтобы нельзя было услышать имя Хаман. Так что это пожелание внушительной боли в животе.]
• Zolst zeyn azoy reykh, az dayn almnhs man darf keynmol nisht arbetn a tog. — Да станешь ты такой богатой, чтобы твоему мужу-вдовцу не пришлось ни дня работать.
• Vaksn zolstu vi a tsibele mitn kop in dr'erd. — Чтобы ты рос как лук — башкой в землю.

Некоторые из этих проклятий вполне используются и сегодня. «Чтобы ты рос как лук — башкой в землю» укрепился и в поп-культуре, например, в мюзикле «Скрипач на крыше».

Я думаю, причина такого количества проклятий в языке в том, что евреи могут вести себя пассивно-агрессивно, когда расстроены. Не хочу говорить за всю религию/культуру/национальность, но, по моему личному мнению, еврей предпочёл бы намекнуть вам о том, что чувствует, а не говорить об этом прямо.

Когда его подсказки не срабатывают, возникает внутреннее разочарование. Вместо того, чтобы спорить с кем-то о том, что его расстраивает, он возвращается в свой дом в штетле и выдаёт несколько самых разрушительных проклятий. Это катарсис. Чтобы внести ясность: я никогда не встречал еврея, который бы проклинал другого человека, но мне нравится представлять, как время от времени используется всё богатство языка.

Для книги я создал персонажа по имени Шломи, который упоминается на протяжении всего повествования как человек, ругающийся на идиш. У меня мало врагов, и Шломи — собирательный образ всех людей, которые обидели меня в прошлом. В самом ли деле я прокляну того, кто плохо со мной поступил? Типа, пусть они лежат в земле и пекутся, как бублик? Кто его знает.