Фото Кристины Бурдым, использовано с разрешения

Этот материал — часть серии эссе и статей, написанных украинскими авторами, которые решили остаться в Украине после полномасштабного вторжения России 24 февраля 2022 года. Серия создана в сотрудничестве с Folkowisko Association [пол]/«Перепутье», благодаря софинансированию правительств Чехии, Венгрии, Польши и Словакии через грант Международного Вышеградского фонда [анг]. Миссия фонда заключается в продвижении идей устойчивого регионального сотрудничества в Центральной Европе.

У него невероятно голубые глаза. Черты лица приятные, хотя и слегка искажены болью. На лице лёгкая щетина. Он лежит на больничной койке, укрытый до шеи шерстяным одеялом. Руки сложены под щекой. Он соглашается на фотографию, кивнув, потому что ему не хочется разговаривать. Щёлк! В этот самый момент Христя, моя жена, делает снимок.

Фото Кристины Бурдым, использовано с разрешения

Если бы я увидел это изображение вне контекста, то, возможно, даже почувствовал бы сострадание. Но не здесь и не сейчас. Это российский солдат, который приехал в Украину, чтобы убить меня. Ладно, может быть, не конкретно меня, но он мог быть в Буче, Изюме или Мариуполе, среди солдат, стрелявших мирным жителям в затылок. Когда мы его встретили, мужчина точно был не опасен: он находился в плену.

Перед нами лазарет для военнопленных недалеко от западной границы Украины. Вскоре после того, как был сделан снимок, врач попросил посетителей покинуть палату. Женевская конвенция, которую я уже выучил наизусть, предусматривает бесплатную медицинскую помощь военнопленным.

Статья 15

Статья 15 Женевской конвенции об обращении с военнопленными гласит: «Держащая в плену держава обязана бесплатно обеспечить содержание военнопленных и также врачебную помощь, которую потребует состояние их здоровья».

Год назад этот лагерь был рядовой колонией для украинских заключённых, но его назначение быстро изменилось: теперь это временный приют для тысяч российских граждан. Территория окружена забором из колючей проволоки, сторожевыми вышками, а внутри — несколько серых невзрачных зданий.

Я оказался там как представитель Координационного штаба по обращению с военнопленными [анг]. Это украинская межведомственная структура, которая занимается обменом пленными и помощью их семьям. Мы привезли в лагерь журналистов, в основном иностранцев, чтобы показать, в каких условиях Украина держит граждан России. Заместитель начальника лагеря Роман ведёт группу по территории как экскурсовод.

«Вон там, — он машет рукой, — видно здание с бараками, где живут заключённые. А прямо впереди — наша церковь».

Статья 34 

Статья 34 гласит: «Военнопленным будет предоставлена полная свобода для выполнения обрядов их религии, включая посещение богослужений…»

Возле церкви осталась небольшая куча песка. Поскольку формально лагерь остаётся исправительной колонией, заключённые в синей форме грузят песок в тачки и увозят его в другое место.   

Мы идём дальше. На стене висят портреты украинских гетманов казацкой эпохи.

«Это для того, чтобы заключённые немного познакомились с украинской историей, — улыбается Роман. — Чтобы узнали, что украинцы и русские — не один народ».

Ворота открываются, и мы оказываемся на спортивной площадке. Там стоят турники и брусья для занятий спортом, а также расположены волейбольные и футбольные поля, окружённые скамейками.

Никто не играет в футбол, поскольку это последний день зимы и всё ещё прохладно: с момента начала полномасштабного вторжения России в Украину 24 февраля 2022 года прошёл год и четыре дня.

Роман ведёт нас дальше, показывая бараки, где спят заключённые. Комнаты просторные, с двумя рядами аккуратно заправленных кроватей. Они идеально чистые, там приятно пахнет. На окнах нет решёток.

Фото Кристины Бурдым, использовано с разрешения

Сразу вспоминаются истории украинцев, вернувшихся из российского плена. Один из них, Михаил, рассказывал, например: «Не было вообще ничего — ни телевизора, ни газеты, ни радиоприёмника, не говоря уже о телефонах. Мы даже не знали, когда день, а когда ночь. Мы не знали, сколько времени, потому что часы были запрещены».

Таковы были свидетельства освобождённых [укр]: заключённых держали большей частью в подвалах без окон и не позволяли выходить на прогулки.

Проверить, каковы условия на самом деле, невозможно, поскольку Россия не пропускает в места содержания украинских военнопленных ни Красный Крест, ни журналистов. Между тем, украинские лагеря для российских военнопленных всегда открыты для правозащитников. Представители Международного комитета Красного Креста и различные группы журналистов приходят туда почти каждую неделю.

Сотрудники лагеря выстраивают заключённых на улице и ведут их в здание, одну группу за другой.

Фигуры составляют живую цепь примерно из сотни пленных российских солдат, протянувшуюся от первого до третьего этажа. По команде они останавливаются, поворачиваются лицами к стене, сцепив руки за спиной, и журналисты проходят мимо них наверх.

Лестница настолько узка, что мы почти касаемся арестантов.

Столовая большая и просторная, вмещает всех желающих. После еды пленники хором кричат по-украински: «Спасибо за обед!» Возможно, именно эта практика стала причиной того, что в одном из докладов мониторинговой миссии ООН [укр] упоминается об «унижении» заключённых в лагере.

Фото Кристины Бурдым, использовано с разрешения

Мне ужасно любопытно попробовать, чем их кормят. Беру обычную порцию: водянистый гороховый суп, овощной салат, макароны с небольшим кусочком мяса и много хлеба. Хлеб вкусный: заключённые пекут его сами. Они также готовят. Еды много, иногда даже вкусная.

По сообщениям, украинские заключённые возвращаются, похудев на 30, 40 или даже 50 килограммов [анг] по сравнению с весом до российских лагерей.

После обеда арестанты могут позвонить семьям. Вместе с несколькими сидельцами и охранником мы входим в небольшую комнату с телефонами. Один парень, москвич, впервые звонил домой из плена. Он очень молод, около 22 лет, на руках и шее — татуировки на английском языке.

Скорее всего, он «частично мобилизован» [анг] — в Украине и России так называют тех, кого взяли в рамках массового призыва в российскую армию осенью 2022 года. Звонит телефон. «Алло?» — слышен спокойный обычный женский голос. «Здравствуй, мама!», — отвечает заключённый. Он спросил, как у неё дела, она ответила, что у отца COVID, но всё в порядке. Как у сына дела? «Я в плену», — говорит парень и плачет.

Я не могу его пожалеть. Ведь его семья знает, что он жив, и имеет возможность хотя бы иногда говорить с ним. Украинские военнопленные лишены этого.

Статья 13

Статья 13: «С военнопленными следует всегда обращаться гуманно».

Моя жена Христя продолжает фотографировать лагерь. Каждый раз она вежливо по-русски спрашивает у заключённых россиян разрешения и нажимает на кнопку только если получает согласие.

Фото Кристины Бурдым, использовано с разрешения

Эта фотосессия — часть её проекта о страхе. Здесь, в лагере, она захотела оказаться с ним лицом к лицу. Она стояла перед своим первым русским солдатом — крепко сложенным мужчиной в синей одежде — и я видел, что она переживает, но взяла себя в руки и сделала первый снимок на свой старый «Полароид».

Очень некомфортно было в мастерской, где военнопленные изготавливали уличную мебель.

У многих в руках были маленькие ножи, паяльники и прочие инструменты, которые можно было использовать в качестве оружия. На десять военнопленных приходилось всего два, казалось, безоружных охранника.

«Поверьте, — успокаивал нас заместитель начальника лагеря. — Не стоит волноваться. Они ждут только обмена и не хотят усложнять себе жизнь».

«А вы не хотите на них напасть?» — спрашивает Христя Романа, заместителя начальника лагеря.

«Наверное, хочу, — улыбается чиновник. — Но есть правила. Мы цивилизованная страна».

Первое неписаное правило среди сотрудников Координационного штаба Украины — не спрашивать освобождённого военнопленного о том, каково было в плену. Украинцы, вернувшиеся из плена в России, по большей части молчат. Иногда они рассказывают похожие истории о пытках. Например, о практике, когда российские охранники выстраиваются в два ряда и прогоняют посреди группу украинских заключённых, избивая их чем попало. Освобождённый Александр поделился ещё более страшной историей: «Мне показали свежеотрубленные головы наших ребят, надетые на арматуру. Один из русских сказал: „Это Эдик, а это Валера. Они всё хотели получить по Женевским конвенциям. Вы тоже жаждете следовать конвенциям? Тут есть место и для третьей“ [анг]».

Когда мы уходили, в украинском лагере уже наступила ночь. Российские пленные смотрели украинское телевидение.

Это был мой последний день работы в Координационном штабе по обращению с военнопленными. Через неделю, 7 марта, состоялся очередной обмен арестантами: из российского плена вернулись 130 украинцев, а домой уехали 90 россиян. Я надеюсь, что однажды все граждане России наконец покинут Украину. И все украинцы вернутся домой.

В тексте использованы материалы Telegram-канала «Координационный штаб по обращению с военнопленными». Большинство имён изменены по соображениям безопасности.