Автопортрет. С тех пор как стало очевидно, что Ашкан — гей, его жизнь оказалась в опасности, поскольку родители решили убить его, чтобы сохранить свою честь. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

Иранский фотограф и член сообщества ЛГБТК+ Ашкан Шабани откровенно рассказал о своей жизни в интервью Zoom для Global Voices. Он также поделился историей общения с турецким сообществом. В статье используются его избранные фотографии, создающие визуальную основу путешествия Ашкана.

В 2020 году, пока мир боролся за выживание в условиях пандемии COVID-19, Ашкан Шабани был вынужден начать собственную борьбу за жизнь.

Живя с семьёй в Иране, в течение тринадцати лет он скрывал истину о себе: Шабани — гей. Однако хрупкое равновесие было нарушено, когда отец обнаружил его с бойфрендом, отношения с которым длились восемь лет. То, что последовало за этим, было кошмаром, заставившим жившего одновременно в двух мирах Ашкана отчаянно сражаться за то, чтобы вообще сохранить жизнь. Перед ним стояло два варианта: психбольница или смерть.

Автопортрет Ашкана и его партнёра в спокойном месте в северных джунглях Ирана на берегу Каспийского моря. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

I hadn't seen my boyfriend in a long time due to the quarantine restrictions, and in a moment of misjudgment, I made a grave mistake. I invited him over, knowing that my parents were not at home.

My father returned home earlier, catching us both off guard. Shock and panic surged through me. I instinctively urged my boyfriend to run for his safety.

My father's fury erupted, and he beat me mercilessly. At 26 years old, I felt powerless to stop him.  Growing up with relentless beatings and constant humiliation made finding the courage to fight back incredibly challenging.

My father presented me with two choices: commit myself to a mental institution where I would be subjected to electroconvulsive therapy to “cure” my homosexuality, or face death.

I chose to flee.

Я долго не видел своего парня из-за карантинных ограничений, и в какой-то момент совершил серьёзную ошибку: пригласил его к себе, зная, что родителей не будет дома.

Отец вернулся домой раньше, застав нас врасплох. Шок и паника охватили меня. Инстинктивно я вытолкал своего парня, чтобы тот мог сбежать.

Охваченный дикой яростью, мой отец жестоко избил меня. В свои 26 лет я был бессилен остановить его. Я взрослел в безжалостных побоях и постоянных унижениях, набраться мужства, чтобы дать отпор, было невероятно сложной задачей.

Мой отец предложил два варианта: поместить меня в психиатрическую больницу, где гомосексуальность «вылечат» электрошоковой терапией, либо умереть.

Я выбрал побег.

Проекция казнённых геев в Иране. Ашкан живёт в страхе перед подобной судьбой. По оценкам правозащитников, с 1979 года в Иране из-за сексуальной ориентации было казнено от 4000 до 6000 человек. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

Вот уже более четырёх десятилетий Иран отрицает существование представителей ЛГБТК+, творя мрачную реальность, в которой им угрожает смертная казнь лишь потому что они осмеливаются жить. Однополые отношения повсеместно стигматизируются, а официальная политика серьёзно ограничивает возможности сообщества жить нормальной жизнью. В результате сообщество ЛГБТК+ в Иране сталкивается с систематическим подавлением, дискриминацией, неприятием со стороны семьи и юридическими препятствиями.

Навигация по штормовому детству

Старый семейный портрет Ашкана и его родителей на берегу Каспийского моря на севере Ирана. Фотография предоставлена Шабани. Используется с разрешения

Шабани родился в Иране, недалеко от Каспийского моря, и вырос в очень консервативной среде. Родители контролировали каждый его шаг, каждый аспект жизни, включая одежду, развлечения, даже социальные контакты. Однако самым мучительным аспектом воспитания было жестокое обращение.

I suffered from extensive childhood abuse at the hands of my parents. My father would use sharp objects to cut me when I didn't pray, study enough, or play according to his expectations. To this day, the scars on my hand serve as a reminder of the pain I endured. He would force-feed me hot pepper and inflict burns on my skin by heating spoons on the stove. He suspected that I was different…Perhaps too different.

Когда я был ребёнком, родители жестоко со мной обращались. Мой отец резал меня острыми предметами, если то, как я молился, учился или играл, не соответствовало его ожиданиям. По сей день шрамы на руке служат мне напоминанием о перенесённой боли. Он насильно заталкивал мне в рот острый перец и обжигал кожу ложкой, нагретой на плите. Он подозревал, что я другой… Возможно, слишком другой.

Сам Шабани изо всех сил пытался понять, почему он не такой, как все. То, как он вёл себя в детстве, расходилось с представлением общества о поведении мальчиков. Вместо того чтобы заниматься «типичными» вещами — играть в футбол или развлекаться с игрушечными пистолетами и машинками — он выбирал «женский путь», как то приготовление еды или игры в домик с девочками.

In elementary school, I felt something was off, but I couldn’t understand what. This made it incredibly hard to accept myself. I felt completely alone, with no one to seek guidance from and no information. To make matters worse, I was constantly being beaten up by my family who were trying to hide my nature from other family members.

I was clueless and believed I was the only person experiencing these feelings. I would pray to God, begging Him to change me.

During high school, I gained access to the internet in an internet café. Initially, the Persian database was limited, but when I started searching in English, it opened up a whole new world. I learnt the word gay, and then I realized my own nature. I learnt that there were many people out there just like me. It was a revelation to realize that I was not alone. From that point on, I began using platforms like Yahoo, Messenger, and Facebook to connect with others, to find people who shared similar experiences.

В начальной школе я чувствовал, что что-то не так, но не мог понять, что именно. Из-за этого мне было невероятно трудно принять себя. Я чувствовал себя бесконечно одиноким, неоткуда было получить информацию или руководство. Что ещё хуже, меня постоянно избивала моя семья, которая пыталась скрыть мою натуру от других родственников.

Я блуждал впотьмах и считал, что я единственный человек, испытывающий такие чувства. Молился Богу, умоляя Его изменить меня.

В старшей школе я попал в интернет-кафе. Персидская база данных была сильно ограничена, но когда я начал искать на английском, для меня открылся целый новый мир. Я выучил слово «гей», а потом осознал свою природу. Я узнал, что таких, как я, много. Было настоящим открытием осознать, что я не одинок. С этого момента я начал использовать такие платформы, как Yahoo, Messenger и Facebook, чтобы общаться с другими людьми и находить тех, у которых был похожий опыт.

Луч надежды в смутные времена

Слово «педик» нацарапано на стене рядом с домом Шабани в Иране. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

Сбежав из дома в возрасте 26 лет, Шабани вёл кочевой образ жизни, постоянно переезжая из одного города в другой. Он спал в парках и общественных местах, всегда старался быть на шаг впереди семьи. Однако отец обладал хорошими связями и, казалось, сверхъестественной способностью выслеживать сына. Он угрожал, что с помощью братьев найдёт, изнасилует и убьёт его. Это был бесконечный цикл страха и отчаяния.

Но посреди этого хаоса жизнь неожиданно подарила парню шанс изменить свой путь. Он получил стипендию в размере 18 000 долларов США для обучения фотографии у Эда Каши [анг], известного и именитого фотографа из Нью-Йорка. Вскоре Шабани рассказал Каши о своём ужасном положении, и тот ответил искренним сочувствием и поддержкой — добротой, которую Шабани встречал редко.

Ed was incredibly supportive. He and his wife would call me every day, becoming the parents I never had the chance to meet.

At the same time, my own mother began sending me hurtful messages on Telegram, telling me that I was no longer her son and expressing her wish for my death.

Reading those messages, I felt a deep despair that led me to contemplating killing myself. I found myself standing on a bridge in southern Iran, ready to end it all.

At that moment, Ed called me on WhatsApp video. We were both crying, but he changed my mind and gave me the idea to leave Iran.

I sold my camera and bought a plane ticket to Turkey. I left my homeland, my entire life was condensed into one suitcase, my laptop, and a cherished old camera that I still have to this day.”

Эд оказал невероятную поддержку. Он и его жена звонили мне каждый день, став теми родителями, с которыми мне так и не довелось познакомиться.

В то же время моя собственная мать начала присылать мне болезненные сообщения в Telegram. Она говорила, что я больше ей не сын, и желала мне смерти.

Читая эти сообщения, я погрузился в глубокое отчаяние, которое привело меня к мысли о самоубийстве. Я обнаружил себя стоящим на мосту на юге Ирана, готовый покончить со всем этим.

В этот момент Эд набрал меня в WhatsApp. Мы оба рыдали, но он изменил моё решение и предложил мне уехать из Ирана.

Я продал фотоаппарат и купил билет на самолёт в Турцию. Я покинул родину, вся моя жизнь оказалась в одном чемодане, ноутбуке и заветном старом фотоаппарате, который я храню по сей день.

Из огня да в полымя

Турецкие консервативные и религиозные группы выступают против представителей ЛГБТК+, ссылаясь на религиозные идеи и расхождение с традиционными семейными ценностями. Фотография предоставлена Шабани. Используется с разрешения

К сожалению, проблемы Ашкана не закончились с переездом в Турцию. Его терзала тоска по дому и боль от потери партнёра, который расстался с Шабани вскоре после того, как тот покинул Иран. Более того, в Турции фотограф оказался в атмосфере дискриминации, преследований и страха, с резким ростом разжигающих ненависть высказываний и насилия [анг] в отношении сообщества ЛГБТК+.

When I first arrived in Turkey, I settled in a conservative neighborhood where I encountered constant hostility. People would stare, push me away when I tried to board the bus, and hurl offensive words and obscene gestures [at me]. The discrimination I faced was primarily due to my nationality but amplified by my sexuality.

The most horrifying experience of discrimination I encountered was in August 2021, when I was documenting the wildfire in South Turkey. I was capturing images when the police approached me, checked my press card and documents, and confiscated my camera. They demanded access to my mobile phone and discovered my sexual orientation while browsing my pictures. That's when the mocking began, with one officer subjecting me to humiliating touches. They forced me into their police car and abandoned me in the heart of the fire, in a location inaccessible to cars.

Когда я впервые приехал в Турцию, то поселился в консервативном районе, где постоянно сталкивался с враждебностью. Люди пялились, отталкивали меня, когда я пытался сесть в автобус, оскорбляли и показывали непристойные жесты. Эта дискриминация в первую очередь была связана с моей национальностью, но усугублялась моей сексуальной ориентацией.

Вот самый ужасающий пример дискриминации, с которой столкнулся: я фиксировал лесной пожар на юге Турции в августе 2021 года. Фотографировал, когда ко мне подошла полиция, проверила моё журналистское удостоверение и документы, конфисковала мою камеру. Они потребовали доступ к мобильному телефону и, просматривая фотографии, вычислили мою сексуальную ориентацию. Тут-то и начались издевательства, когда один полицейский стал гадко лапать меня. Они затолкали меня в свою полицейскую машину и бросили в самом сердце пожара, в месте, недоступном для машин.

В преддверии майских всеобщих выборов в Турции [анг] президент Реджеп Тайип Эрдоган и министр внутренних дел Сулейман Сойлу обвинили [анг] оппозиционный альянс в поддержке сообщества ЛГБТК+. Второго мая Сойлу оказался на первых полосах газет, пригрозив [анг] запретить рекламный ролик за «разжигание лесбиянства». В прошлом году песня о любви двух мужчин [анг] вызвала негативную реакцию турецких консерваторов, которые заявили, что такому видео не место в их стране.

Квир, жизнь, свобода

В условиях физической агрессии, словесных оскорблений, дискриминации и даже убийств этот гей-клуб в Стамбуле — редкое безопасное место, где квир-люди могут свободно выражать свое мнение, несмотря на усилия правительства по ограничению прав ЛГБТК+. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

Несмотря на все проблемы, Шабани по-прежнему полон решимости бороться за свободу и равенство сообщества ЛГБТК+ в Иране и во всём мире. Его страсть подпитывается движением «Женщина, жизнь, свобода» [анг] и надеждой однажды вернуться домой, где он сможет жить, не опасаясь преследований и дискриминации.

Автопортрет со знаменем с изображением Махсы Амини. Шабани с гордостью демонстрирует это знамя во время протеста иранцев в Стамбуле против деспотического иранского режима. Фотография: Шабани. Используется с разрешения

Ever since I became a photographer, I've felt an urge to make a difference. I yearn for people to understand us and to accept us. The women in my country, Iran, have inspired me with their ability to bring people of all ethnicities together and stand up for their rights.

I know that I'm lucky to be among the few who escaped this tragic fate. Many others like me end up committing suicide or getting killed at the hands of their own families. I want to ensure that these things never befall anyone in the Middle East, regardless of their location, be it Afghanistan, Syria, Egypt, Iran, or elsewhere.

To those facing similar experiences, my advice is to remember that they are not alone and to let go of fear. I am ashamed of myself for not standing up to my parents and my friends when I was younger. However, now I feel an incredible sense of liberation, as if a heavy burden has been lifted. Although I am uncertain about what the future holds, I cannot return to Iran or stay in Turkey, but for the first time in my life, I am not afraid. I feel free.

С тех пор, как я стал фотографом, я чувствовал потребность что-то изменить. Я жажду, чтобы люди поняли и приняли нас. Женщины моей страны, Ирана, вдохновили меня своей способностью объединять людей всех национальностей и отстаивать свои права.

Я знаю, что мне повезло быть среди немногих, кто избежал трагической участи. Многие другие, такие как я, заканчивают тем, что совершают самоубийство или погибают от рук своих родных. Я хочу, чтобы такое никогда не коснулось кого-либо на Ближнем Востоке, независимо от его местонахождения, будь то Афганистан, Сирия, Египет, Иран или где-либо ещё.

Тем, кто столкнулся с подобным, мой совет — помнить, что они не одиноки, и перестать бояться. Мне стыдно, что я не противостоял своим родителям и друзьям, когда был моложе. Однако сейчас я испытываю невероятное чувство освобождения, словно с меня сняли тяжёлый груз. Не знаю, что меня ждёт в будущем, я не могу вернуться в Иран или остаться в Турции, но впервые в жизни я не боюсь. Я чувствую себя свободным.

Свобода. Когда Ашкан Шабани прибыл в Турцию, одной из первых достопримечательностей, которые его встретили, был Босфор в Стамбуле. Фотография: Ашкан Шабани. Используется с разрешения