Урумчи — столица Синьцзян-Уйгурского автономного района. Скриншот из видео «Прекрасный Синьцзян, Китай | Мусульманский район | Город Урумчи | Рай на Земле» из Youtube-канала EaziLine International. Добросовестное использование

Синьцзян-Уйгурский автономный регион (СУАР) на западе Китая стал известен миру благодаря сообщениям о так называемых «лагерях перевоспитания», в которых власти держали сотни тысяч местных жителей. Уйгуров, казахов и представителей других тюркских и мусульманских этносов судили за любую связь с исламом. Китайские власти изображают регион источником нестабильности и опасности, ссылаясь на сепаратистские и террористические угрозы, что позволяет им оправдать проведение широкомасштабных репрессивных мер [анг] против местного населения. С конца 2016 года ситуация в регионе остается критической.

Согласно докладу Human Rights Watch за 2018 год, несмотря на то, что репрессии против мусульман тюркского происхождения в СУАР существовали и раньше, резкая эскалация началась в конце 2016 года. Тогда в Синьцзян был переведён бывший секретарь Коммунистической партии Тибета Чэнь Цюаньго. Цюаньго ввёл политику насильственной ассимиляции, в ходе которой местных жителей задерживали под предлогом борьбы с «тремя силами зла»: терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом.

Изучив данные прокуратуры СУАР, HRW выяснила [анг], что с 2017 по 2021 год в регионе пострадали от преследований почти 10 процентов населения — 540 826 человек. Большинство из них до сих пор находятся в тюрьме. Однако в 2019 году многие лагеря внесудебного содержания стали постепенно ликвидироваться. В последние пару лет в регионе наблюдается [анг] «либерализация» с ослаблением внешнего контроля, а китайские власти активно организуют демонстрационные визиты, в первую очередь для дипломатов и журналистов [анг] из мусульманских стран.

Global Voices поговорили с Иваном Петровым (имя изменено по соображениям безопасности), экспертом по культуре из Беларуси, живущим в Юго-Восточной Азии, чтобы обсудить с ним различные подходы, которые китайские власти использовали для умиротворения региона за последние восемь лет. Петров посетил СУАР дважды, в 2019 и 2023 годах. Интервью отредактировано для краткости и ясности.

Global Voices (GV): Что вас больше всего поразило в Синьцзяне во время визита в 2019 году?

Иван Петров (ИП): В 2019 г. меня поразила невероятная система надзора. Города были поделены на сектора, на каждом перекрёстке — отделение полиции. От перекрёстка до перекрёстка по улицам медленно фланировали полицейские машины или даже броневики. На улицах также установлены металлические заграждения. Едешь на машине, останавливают, проверяют содержимое багажника, и кто сидит в салоне.

Во всех общественных местах, типа парков и рынков на входе — сканеры документов и лиц. В обычных магазинах, ресторанах, аптеках — рамки-металлоискатели, дежурят охранники. Даже при входе в некоторые жилые кварталы такие же металлоискатели. По улицам ходят тройки полицейских, вооружённых щитом, дубинкой со штыком и рогатиной с электрошокером. Останавливают молодых ребят, проверяют содержимое их телефонов.

При въезде в любой город — блокпост с проверкой документов. Если с тобой какая-то проблема, тебя могут не выпустить из твоего города и не впустить в другой.

Из того, что ещё удивило по сравнению с фотографиями десятилетней давности — все мужчины молодого и среднего возраста гладко выбриты, женщины без религиозных платков.

GV: Насколько изменился регион за последние три года? Какие отличия вы заметили, приехав в СУАР в 2023 году?

ИП: К моему великому удивлению, ничего этого в 2023 году уже не было. Исчезли блокпосты между городами, сканеры лиц в парках и рынках, пункты досмотра. Я спокойно проехал на такси в Опал к могиле знаменитого филолога XI века Махмуда Кашгари, к которой в 2019 году меня просто не пустили на блокпосту, сказав, что дорога закрыта.

Посетил город Яркенд, а в 2019-м меня даже не выпустили с железнодорожного вокзала. В Яркенде, правда, чувствовался надзор — при выходе из поезда меня зарегистрировали полицейские и спросили, с какой целью я приехал, а в самом городе за мной по пятам ходил какой-то человек в штатском, но всё-таки мне удалось попасть там во все те места, куда я хотел.

Другое отличие — в 2019-м многие таксисты и владельцы общепита не говорили по-китайски. В 2023-м все они уже свободно изъяснялись на путунхуа. Я даже видел детей, которые друг с другом говорили не по-уйгурски, а на путунхуа.

В целом, видимо, ускоренная и усиленная программа ассимиляции сработала, и власти ослабили узду. Но справедливости ради надо отметить, что эти языковые меры касаются не только уйгуров, а всех малых народов.

По всей стране в последние годы школьное образование ведётся только на официальном государственном языке путунхуа, а не на языках национальных меньшинств. Жители четырёх автономных районов Китая — монголы, уйгуры, чжуаны и тибетцы — обучаются не на своих языках, а на путунхуа. Так что дальнейшее существование разнообразных языков и основанных на них национальных культур под вопросом.

GV: С чем вы связываете эти изменения в Синьцзяне? Достигли ли китайские власти своей цели?

ИП: Я думаю, тут несколько факторов. Один, как я сказал, сработала программа ассимиляции. Другой, возможно — личный. Раньше Синьцзяном руководил переведенный из Тибета Чэнь Цюаньго, там он осуществлял похожую политику. А сейчас его сменил учёный и технократ Ма Синжуй из более либеральной провинции Гуандун.

Еще один фактор — давление Запада, на которое Китай был вынужден отреагировать. Как мне говорили знакомые уйгуры, программа лагерей, куда людей отправляли без суда и следствия, отменена. Большую часть закрыли, а оставшиеся переформатировали в тюрьмы. Теперь туда заключают по формальным причинам.

Ну и наконец, Китай решил развивать туризм в Синьцзян. Нужно показать, что это благополучный регион. А как это сделать, если на каждом шагу проверки — блокпосты и пункты досмотра? Ведь этим утомительным проверкам подвергались и туристы-ханьцы. Так что пришлось отретушировать картинку.

GV: Похоже, людей в Синьцзяне больше не сажают в тюрьмы в промышленных масштабах. Однако что будет с 500 тысячами человек, которые оказались за решёткой раньше и вряд ли будут освобождены?

ИП: Отпустили тех, кто находился в лагерях без приговора и на взгляд властей встал на путь исправления. Тем же, кому не посчастливилось попасть в жернова судебной системы, никто не собирается пересматривать обвинения, часто ужасающе смехотворные.

Так, например, на много лет сажали [анг] женщин за то, что они изучали Коран в детстве, 50-60 лет назад, или приговаривали [анг] к пожизненным и длительным срокам заключения редакторов одобренных государством учебников, по которым до того велось преподавание в школах всего Синьцзяна. Эти люди, как правило воспринимающиеся как глубоко религиозные верующие или национально ориентированные интеллигенты, надолго или навсегда изолированы от общества.

Читайте также специальную рубрику Global Voices: Уйгуры и другие меньшинства: репрессии в китайском Синьцзяне