Ниже приводится адаптированное интервью с парагвайским художником Энрике Колларом, первоначально опубликованное Kurtural [исп] в серии «Artifices». Интервью Софии Хепнер, Сильвии Санчез Ди Мартино и Хуанмы Лопез Морейры.
В 1964 году в парагвайской провинции Игуасу Энрике Коллару было всего четыре или пять лет, когда его мать Кресенсия работала в Буэнос-Айресе, в Аргентине, как и почти миллион других парагвайцев. Во время одного из приездов Кресенсии к семье в Парагвай она собиралась встретиться с друзьями, но Энрике спрятал ее обувь, чтобы помешать маме уйти куда-либо снова.
К 1971 году Кресенсия привезла своего ребенка в Буэнос-Айрес, где он получил степень в колледже Мануэля Белграно на направлении графического дизайна и изобразительного искусства, совмещая учёбу с работой художника. В 1990 он начал публиковать свои работы в Асунсьоне, катаясь между Буэнос-Айресом и Асунсьоном до 1999 года, когда наконец переехал в Асунсьон. Он жил там до 2003 года, затем переехал в Роттердам, Нидерланды, где и живет сейчас вместе со своей женой Мирей, двумя дочерьми Рус и Лилой и щенком Сиси.
Создание этого интервью заняло почти неделю. Это время мы делились историями и путешествовали с художником. Мы ездили на поезде из Роттердама, его нынешнего места жительства, в Утрехт, место, которое хранит знаменитые картины голландского художника эпохи барокко Франса Халса, в Делфт, место рождения Яна Вермеера. Мы шутили с Энрике об этапах его жизненного пути: Энрике-старый, который еще не существует, Энрике-средних лет, который дает нам интервью, Энрике-молодой, главный герой истории его прошлого, художник, метавшийся между Буэнос-Айресом и Асунсьоном.
Kurtural: Молодой Энрике начал рисовать в Парагвае и Аргентине, ходя с мольбертом от колледжа изобразительных искусств до работы в мастерской живописи в Сан-Тельмо, месте встречи для простых людей в Парагвае. Как это случилось?
Enrique Cuellar: It was the perfect environment to recover my identity in just every way. Argentina had lost the Malvinas, something that made them remember that Argentina was in fact part of Latin America. Charly Garcia started hanging out with Mercedes Sosa, folk and rock and roll were merging too, and the postmodernism was gaining popularity. I honestly had no idea what was going on in the art circles in Paraguay, but I would hang out with ordinary people. That gave me a bridge with my old childhood memories – paint the Lapachito (the National tree of Paraguay), paint the wagon they'd ask me. At the beginning, I was not in tune with any of that, but somehow, it turned into my motivation to find myself again, to get back my first six years in the countryside. There was a connection with these people because most of them were, just like me, from the province. It was a conscious decision to start capturing Paraguay in my paintings, but even deeper than that, I started fantasizing with a world where I could find familiar elements such as my grandmother and other town’s iconic people.
My first production in 1989 was done this way. I had a day job as a graphic designer for publishing houses while painting in my spare time. It was during a vacation in Paraguay with my mother that I took 10 or 15 of my pieces. Once in Asuncion, I visited several galleries, I met Belmarco then [a reknown gallerist], who showed some interest on my work. My first exposition was a total success with the critics and the media. When I returned to Buenos Aires I had extra money in my pocket, but one less painting. I remember thinking: “What have I done?, I’ve sold my soul to the devil!” This feeling came from the teachings of my professors at the fine arts college in Buenos Aires. They'd never sell their work. It's like a sin for them. They say that artwork should be sacred. For me, however, I feel that working should mean making a living out of what we do, right?
Энрике Коллар: Это была идеальная среда для становления моей личности во всех отношениях. Аргентина проиграла Фолклендскую войну, что заставило их вспомнить, что Аргентина на самом деле являлась частью Латинской Америки. Чарли Гарсия начал тусоваться с Мерседес Соса, фолк и рок-н-ролл тоже сливались, и постмодернизм набирал популярность. Честно говоря, я и понятия не имел, что происходило в кругах художников в Парагвае, но я общался с обычными людьми. Это оживило мои детские воспоминания — нарисуй Lapachito (прим.перевод.: Lapacho — розовое лапачо или муравьиное дерево), национальное дерево Парагвая, нарисуй вагон, просили они меня. Вначале я ни с кем не ладил, но почему-то это заставило меня желать снова найти себя, вернуться в мои первые шесть лет в деревне. С этими людьми была связь, потому что большинство из них были, как и я, из провинции. Я принял осознанное решение начать запечатлевать Парагвай на своих картинах, но, помимо этого, я начал фантазировать о мире, где я мог бы встретить знакомые образы, например, мою бабушку и других известных людей города.
Моя первая выставка в 1989 была сделана таким образом. У меня была основная работа в качестве графического дизайнера для издательств, кроме того я рисовал в свободное время. Во время отпуска в Парагвае с моей мамой я взял с собой 10 или 15 картин. Однажды в Асунсьоне я посетил несколько галерей, где я встретил Бельмарко [известного галериста], который проявил интерес к моей работе. Моя первая экспозиция имела полный успех у критиков и СМИ. Когда я вернулся в Буэнос-Айрес, у меня были дополнительные деньги, но меньше на одну картину. Я помню, что думал: «Что я сделал? Я продал свою душу дьяволу!» Это чувство пришло из учений моих преподавателей из колледжа изобразительных искусств в Буэнос-Айресе. Они никогда не продавали свои работы. Для них это было что-то вроде греха. Они говорили, что творчество должно быть священно. Однако для меня работа означает зарабатывание на жизнь тем, что ты делаешь, не так ли?
K: Вы говорите, что больше не рисуете Парагвай, так как закрыли эту главу в своей жизни и выплатили долг. Что это за долг?
EC: I closed the chapter in regards to the visual arts, but I have taken my experience into audiovisual arts. About the debt, I feel that it is something that sooner or later happens to all of us who emigrate from our birth places. I feel that all human beings, especially if you have a certain amount of sensitivity, move from their birthplace due to need, or forced by circumstances, or simply to try on new adventures. However, with time, you feel the need to give something back to your place of origin. This is somehow romanticized, and Paraguayans dream of returning to that place, with building a home for their family, and give back as much as they can.
My decision to paint Paraguay was about regaining my first six years of life. All that work of a young Enrique had satisfied that need for me. I think that sensitive Latin American artists feel a need of transforming their societies in some way. After more than 200 pieces, and the movies I’ve made, I feel that my responsibility of leaving behind a legacy has been fulfilled. Now living in Europe things have changed for me once more. Here the dreams of Latin American artists are carried out in different ways. Here, needs and contexts are different, the artist has permission to be more individualistic; it is more about you as a person. When I arrived here I felt that the external need of giving had been satisfied.
ЭК: Я закрыл эту главу в отношении изобразительных искусств, но получил опыт в аудиовизуальном искусстве. Что касается долга, я чувствую, что это то, что рано или поздно случается со всеми из нас, кто покинул свое место рождения. Я чувствую, что все люди, особенно, если у них есть определенные чувства, покидают место рождения по необходимости или в силу обстоятельств или просто хотят попробовать что-то новое. Тем не менее, со временем ты чувствуешь необходимость что-то вернуть своему месту рождения. Это романтизируется, и парагвайцы мечтают вернуться туда, построить дом для своей семьи и отдать, сколько могут.
Мое решение рисовать Парагвай было связано с тем, чтобы восстановить мои первые шесть лет жизни. Все работы молодого Энрике удовлетворили мои потребности. Думаю, что чувствительные латиноамериканские художники ощущают потребность в изменении каким-либо образом их общества. После более 200 картин и фильмов, которые я сделал, я чувствую, что моя ответственность за оставленное творческое наследие завершилась. Сейчас, когда я живу в Европе, для меня многие вещи вновь поменялись. Здесь мечты латиноамериканских художников воплощаются по-разному. Здесь иные потребности и смыслы, у художника есть право быть более индивидуальным, то есть речь идет о тебе как о личности. Когда я приехал сюда, я почувствовал, что внешняя потребность пожертвования утолена.
K: Как вы думаете, существует ли различие между людьми искусства в Парагвае и в других странах?
EC: I think you needn't think about the audience. You need to think about art history, about what's universal. The artist who paints for a specific audience, to sell, is underestimating him or herself. I paint for myself, I don't know who I paint for.
I have painted works that are unsellable for the “lapachito” and the “decorative style” way of thinking, and they were sold anyway. I have no Paraguayan works with me right now, everything was sold, even those that were impossible to sell. The audience is always open to new things. Painting for selling translates into comfort, and art is uncomfortable, you can never feel comfortable.
ЭК: Думаю, что не стоит думать о публике. Нужно думать об истории искусств, о чем-то всеобъемлющем. Художник, который пишет для конкретной публики с целью продать, недооценивает себя. Я рисую для всего мира, я не знаю, для кого именно я рисую.
Я написал картины, продажа которых немыслима для мышления в духе «lapachito» и «декоративного искусства», но тем не менее они были проданы. Прямо сейчас у меня нет картин, на которых изображен Парагвай, все они были проданы, даже те, которые невозможно было продать. Публика всегда открыта чему-то новому. Когда рисуешь на продажу, получаются комфортные работы, а искусство – неуютно, вы никогда не можете чувствовать себя комфортно.
Дальнейшие подробности о взглядах и работах Коллара показаны в эпизоде серии работ Kurtural (доступны английские субтитры):