Аудио-версия этой истории находится на PRI.org
[Все ссылки ведут на страницы на английском языке].
Мы следим за сообщениями семилетней девочки Баны Алабед и ее матери в Twitter; читаем последние сообщения активистов и бойцов, ожидающих плена или смерти, одновременно пытаясь проверить достоверность информации о химических атаках и противоречащие друг другу рассказы о бомбежках больниц. И в то же время мы с огромным трудом понимаем, что же на самом деле происходит и соответствует ли вся эта информация реальности и нашему восприятию происходящих событий.
Гражданская война в Сирии, возможно, является самым документированным конфликтом в истории человечества. Об этой войне и жизни, которая продолжается несмотря на войну, о кризисе беженцев, порожденном ею, уже есть миллионы фотографий, аудиофайлов, видео, блогов и сообщений в Twitter. Эти средства — созданные журналистами, гражданами, активистами, сражающимися и жертвами — все это продукт нашей буржуазной культуры медиа-участия, наложения цифровой документации и отображения, являющегося неизменной характеристикой современной жизни.
До войны в Сирии достаточно широко и уверенно развивались коммуникационные технологии, был доступ к средствам массовой информации, спутниковому телевидению, интернету и сетевой связи. Всё это давало сирийцам возможность общения между собой и с внешним миром. Используя то, что осталось от технологий с мирного времени, люди в зонах конфликта продолжают делиться информацией. Несмотря на войну (или, возможно, именно из-за нее), средства гражданской информации Сирии, постоянно оттачивая свои навыки и опыт, являются важнейшим каналом документирования этого вооруженного конфликта.
И тем не менее доступ к огромным архивам информации в интернете о войне еще не гарантирует, что организация этой информации находится в соответствии с тем, что мы ожидаем от военных репортажей. Всё это потому, что информация о современных конфликтах – это не просто беспристрастный отчет о фактах в хронологическом порядке. Скорее наоборот, информация стала частью битвы мнений о войне и о сражающихся. В свою очередь это формирует позицию о том, кто справедлив и морален, кого стоит поддержать политически или выделив средства, а кого следует сделать мишенью для атаки.
Владение и манипуляция информацией стали неотъемлемым стратегическим элементом этого конфликта, а контроль над ней превратился в мощное оружие. Сирийская электронная армия, полугосударственная сила, поддерживающая режим Асада, на ранней стадии конфликта держала на прицеле активистов используя атаки типа “распределённый отказ в обслуживании” (DDoS), взломы и вредоносные программы. В то же время как режим Асада, так и ИГИЛ [организация, запрещенная в России – прим. переводчика] занимались преследованием журналистов за их работу.
ИГИЛ [организация, запрещенная в России – прим. переводчика] удалось изменить ход войны с помощью точно спланированного порочного круга насилия, в частности, документируя казни западных журналистов и распространяя видеозаписи через средства массовой информации.
Туман войны не появляется на пустом месте; стороны стратегически способствуют его созданию с целью запутать и мистифицировать противница.
Противостоять силам дезинформации, находить и выстраивать разборчивые повествования о войне – всё это огромный и тяжелый труд. Теперь, когда мы знаем принципы и порядок определения приоритетов и проверки информации, поступающей из Сирии, мы можем разбираться с фактами и выявить доказательства путем тщательного анализа. С помощью методов медиа-экспертизы, таких как обратный поиск изображений, метаданные и геолокация, мы можем строить и поддерживать отношения с друзьями, которым мы доверяем, коллегами и источниками, которые действительно близки к зоне конфликта.
Мы многое можем знать о войне, но просто знать факты далеко не достаточно, чтобы повлиять на события. Демонстрируемые факты не обязательно влияют на исход ситуации. В этом и заключается суть понимания власти и ее пределов.
Оригинал этой истории был опубликован партнером Global Voices, Public Radio International.