Ганджа. Фото пользователя Flickr Carlos Gracia, лицензия CC BY 2.0.

Текст Назмы Мюллер

[Все ссылки — на английском языке, если не указано иное.]

Я не могу точно назвать время начала моего пути. Можно сказать, что он начался, когда Колумб высадился на южном берегу Тринидада, в Моруге, и превратил райский уголок в плантацию. С его прибытием здесь оказались мои африканские [рус], индийские и китайские предки, а вся вселенная моего коренного народа разрушилась. Вот уже 500 лет продолжается этот путь к искуплению: от завоевания испанской короной, с одобрения католической церкви, Йере [оригинальное название Тринидада на языке аборигенов], сквозь постоянные наплывы мигрантов, до этого исторического перепутья, где мы с трудом пытаемся сохранить своё положение в этом наиболее совершенном современном воплощении Вавилона [рус].

Все мы, иммигранты, застряли здесь, на этой вечно хаотичной плантации, пытаясь «продержаться», надеясь, что «преступники» до нас не доберутся. Но, как грустно пел Тош [рус] по радио в саундтреке моего креольского детства, проведённого в Восточно-западном коридоре Тринидада: «Все взывают к миру/Никто не взывает к справедливости… Скажите мне, кто преступники?».

Лучше бы вам поверить, что личное — это политическое. Но не в той воровской, дерзкой, хитрой манере, в которой наживаются марионетки ННД [рус] [Народного национального движения, в настоящий момент правящей партии Тринидада и Тобаго] и ОНК [рус] [Объединённого национального конгресса, в настоящий момент оппозиционной партии]. На этом крошечном острове, если у твоей семьи нет денег, твои возможности в жизни ограничены. Учитывая моё происхождение, я бы, наверное, забеременела к третьему классу средней школы [прим. ред.: около 15 лет], если бы моя мать не отказывалась от еды, чтобы отправить меня в Подготовительную школу Святого Имени. Вот как мне удалось не попасться на обман с вступительными экзаменами. И оказаться в школе при монастыре Святого Имени, за одной партой с детьми самого богатого процента общества.

Как одной из «99 процентов», мне посчастливилось получить очень хорошее академическое образование. Я смогла поступить в Университет Вест-Индии [рус], чтобы изучать социологию. Там я встретила преподавателя, Дауриуса Фигуэйру, радикального мыслителя, зацикленного на наркоторговле. В то время он казался слишком радикально «левым», снова и снова рассказывая о кокаине, гандже и гангстерских убийствах. Это было до повешения Доула Чади и его банды. В то время я не могла и подумать, как быстро и неотвратимо наркоторговля и очередной нефтяной бум изменят Тринидад, если не Тобаго.

Затем я поехала на Ямайку работать журналисткой, ну а всё остальное — история. Думаю, что именно то, что Jamaica Observer отправил меня в Очо-Риос для репортажа о фестивале Reggae Sunsplash, всё и решило. Моя жизнь навсегда изменилась с той первой ночи под звёздным небом, когда я несколько часов слушала ска [рус] и рокстеди и вся полнота музыкального репертуара и гениальности этих людей развернулась передо мной.

Нельзя переоценить влияние ямайцев на мир. Последние 25 лет меня вдохновляют и просвещают эти революционеры: от интеллектуальных гигантов вроде Луизы Беннетт, Рекса Неттлфорда и Барри Шеванса до музыкантов — Буджу, Бини и Chronixx.

Будучи репортёркой, я видела гетто, конференц-залы, концерты, особняки, северное побережье, шикарные отели и улицы. Мне даже угрожал дон [прим. ред.: глава мафиозного клана], а во время выборов я подверглась обстрелу. У меня также был шанс изучить ценности растафарианцев. Как сотрудница журнала Caribbean Beat я брала интервью у Зигги, Стивена и Скипа Марли; а как активистка я участвовала в одном круглом столе в Университете Райерсона с внучкой Боба Марли, Донишей Прендергаст, снявшей за свою режиссёрскую карьеру в том числе фильм «Раста: путешествие души».

Ганджа была источником вдохновения, размышлений и излечения во время моего пути в качестве представительницы смешанной расы, рабочего класса, карибской женщины, пытающейся пробиться в этом капиталистическом мире. Как писательнице она помогла мне создать и исследовать рубежи и границы собственного разума. В качестве средства профилактики она помогла мне не заболеть и не заразиться какими-либо обычными, не инфекционными, заболеваниями, вызванными неправильным образом жизни. А как ученице Кастро [рус] она дала мне мужество критиковать статус-кво. И именно поэтому власти не хотят, чтобы массы использовали ганджу. Мы становимся более высокомерными и начинаем верить, что мы равны им. Только моргнёшь, и мы говорим о правах и желании «перемен».

Для меня борьба за легализацию ганджи — единственный способ погасить долг перед моими африканскими предками за годы их неоплаченного труда. Его ещё предстоит вернуть британцам, а, может быть, они этого не сделают никогда, хотя Комитет по репарациям Карибского сообщества продолжает впустую за это бороться. Сначала я хочу получить компенсацию от собственного правительства!

Покойный Барри Шеванс, выдающийся ямайский исследователь растафарианства, показывает в «Цвете тьмы», фильме об его работе, то, как такие люди, как Маркус Гарви, стремились к духовному подъёму для себя и своего народа через уверенность в себе и дух предприимчивости. Для растафарианцев ганджа была таинством и средством выживания, за что они дорого платили. Как и многие «лысые» братья, искавшие спасения и утешения в терапевтических и успокаивающих свойствах этого растения.

Законы естественной справедливости требуют, чтобы злодеяния, совершённые против нашего народа за его цвет кожи и расу, были заглажены. Подавляющее большинство арестованных и осуждённых за хранение, выращивание и торговлю ганджей за последние 50 лет были африканцами или дуглами. Как мать сына я должна действовать до того, как он станет достаточно взрослым, чтобы стать ещё одной статистической единицей.