По часовой стрелке сверху: картина Обри Уильямса «Туматумари», которая является частью серии фресок «Тимехри», расположенных в национальном аэропорте им. Чедди Джагана в Гайане (CC BY-SA 4.0 via Wikimedia Commons); роман Уилсона Харриса «Дворец павлина»; шведская почтовая марка, посвященная полученной в 1992 году Дереком Уолкоттом Нобелевской премии по литературе.

[Ссылки ведут на страницы на английском языке, если не указано иного].

Автор: Иен Макдональд

Искры от главного костра — мне повезло быть рядом и почувствовать пламя, которое эти люди принесли в наш мир.

УОЛКОТТ
(23 января 1930 – 17 марта 2017)

Дерек Уолкотт [ру], поэт из Сент-Люсии, вошел в мою жизнь (или, скорее, вошла его поэзия), когда ему было 20, а мне 17. Ранее я читал стихи английских классиков с книжных полок своих родителей. И прекрасный учитель, Джон Ходж из колледжа Квин-Роял в Тринидаде, познакомил меня — вне установленного учебного плана — с поэзией Джерарда Мэнли Хопкинса, который стал светочем для моего разума. Но это был первый раз, когда я сразу и глубоко внутри понял, что великие стихи могут быть написаны другим выходцем из Вест-Индии. Каким-то образом, я наткнулся на очень тонкий буклет (я думаю, что он был из общественной библиотеки, но он также мог попасть ко мне из рук Джона Ходжа) «Двадцать пять стихотворений», первую книгу Уолкотта. Я помню, как взял его с собой на территорию-саванну Имперского колледжа тропического сельского хозяйства (теперь кампус Университет Вест-Индия в Сент-Огастине), где я совершал пробежки и готовился к турнирам по теннису. И после пробежки я сел на каменные ступени главного здания Колледжа и прочитал эту маленькую книжку. Эти стихотворения стали откровением, которое прошло сквозь всю мою жизнь.

С этого момента я читал все книги Уолкотта, как только они выходили. Стихотворения из последней книги, «Белые цапли», так же великолепны, как и все, написанные Дереком (который умер только около года назад).

Я не могу вспомнить названия всех книг, они слились в потоке прекрасного, но они несравнимо важны в моей жизни. Я помню «Письмо из Бруклина» из ранней книги «В зелёной ночи», стихотворение, которое в то время натолкнуло меня на мысль, что возможно создать идеальное произведение. Я думаю о поэме, длиной с книгу — «Другая жизнь» — которая, по моему мнению, является самым величайшим стихотворным произведением прошлого века, а издание этой книги с аннотацией профессора Эдди Бо — величайшей работой среди литературных исследований в Вест-Индии. И все остальные книги Уолкотта, написанные на протяжении многих лет. Столько всего, что нужно восхвалять и ценить, пока длится вечность.

На протяжении многих лет я часто встречал Дерека, последний раз на фестивале Carifesta в 2009 году, где он и тогдашний президент Гайаны, Бхаррат Джагдео, провели запоминающийся обмен мнениями о цене и месте писателей и художников в нации. Я хотел бы, чтобы моя дружба с Дереком была более близкой, а наши разговоры более долгими. Возможно, моё восхищение его работами было слишком острым для более близкой дружбы, которая расцветает на принятии слабостей в той же степени, как и на признании гения. Но всегда я был вместе с этой поэзией, пойманный в сети её света и красоты.

ХАРРИС
(24 марта 1921 – 8 марта 2018)

Вскоре после того как я прибыл в Гайану [ру] (тогда Британскую Гайану) в 1955 году, я встретил Уилсона Харриса. Поэт Артур Сеймур познакомил меня с его работами, дав мне копию странной и впечатляющей поэмы Уилсона «Eternity to Season». Уилсон был профессиональным землемером и проводил большую часть времени в лесах и саванне Гайаны, чей великий дух навсегда захватил его воображение. Когда он был в городе, я встречал его в доме Мартина Картера.

У Уилсона была улыбка, от которой его лицо сморщивалось настолько, что глаза практически закрывались, и особенный, медленный и тихий голос. Но когда он был вдохновлён идеями, роившимися в его голове, его голос повышался и повышался, когда он читал отрывки, сочинённые им для выражения своих мыслей. Его пассажи превращались в своего рода лозунги, и вскоре он поднимал руку и достаточно сильно бил Мартина или меня рукой по предплечью или по колену, тем самым сильнее акцентируя и подчёркивая то, что было у него на уме. «Вот видишь!» — говорил он. «Вот видишь! Вот видишь!» — я, возможно, не всегда видел. Но я чувствовал. Некоторые из пассажей, которые он читал, были для меня непостижимы. Некоторые из них запомнились мне прекрасными и чистыми, но в то же время тенистыми, как лесные реки. Могло быть так, что в то время он сочинял эту исключительную, мечтательную, абсолютно оригинальную работу, позже изданную в Англии под названием «Дворец павлина» — поэтому, мне нравится думать, что те отрывки, что он простучал по моему колену, были первыми признаками его гения!

После того, как Уилсон уехал в Лондон, я редко его встречал. Но я отсылал ему копии своих собственных собраний стихов, написанных за многие годы, а он всегда писал мне от руки примечания, добрые и вдумчивые. И когда бы я ни приезжал в его лондонский дом, он и его обожаемая жена Маргарет были самим воплощением вежливости и доброжелательности. Он рассказывал мне о самых свежих странных тропах, по которым его мышление следовало к правде и вечности, но я редко мог далеко проследовать за ним по этим мистическим путям. Во время одной из наших встреч он сказал, что начал задумываться о выводах квантовой физики. Но всегда к концу наших встреч я оставался с чувством, что моё собственное воображение было поражено и растянуто до предела, что я присоединился к нему за границами обыденного мира, в котором мы живем, чтобы найти многовековой дух и великую силу, которая ведёт наше бессмертное «я» и определяет наше вселенское предназначение.

УИЛЬЯМС
(8 мая 1926 – 17 апреля 1990)

Однажды мне довелось рыбачить в заповеднике Lama с Обри Уильямсом. Я ничего не поймал, но Обри поймал пару приличных луканани. Их чешуя переливалась, когда они лежали на дне лодки, умирая, но к тому времени, как мы вернулись в гостевой домик в Lama, луканани умерли и их прекрасный при жизни окрас померк. Обри провел параллели для меня. Картины, которые он представлял у себя в голове, сияли райскими расцветками, но, когда он переносил их на холст, они меркли и это его удручало. Он отчаянно старался сохранить оригинал, скрытый в его воображении, но, чаще всего, терпел поражение. Воплощение идей было сродни смерти. Это показалось мне поразительным. Для меня и для остальных его великие серии картин горели вечным огнем гения.

Я считал физическое присутствие Обри самым захватывающим, с которым я когда-либо сталкивался. Его радость, и смех, и восхваление всей Земли были стихийной силой, которая поднимала дух у всех вокруг. Он рассказал мне, что когда он уходил далеко в лес, то вместе с друзьями искал гигантское дерево, и они обнимали его, соединив руки, пока не чувствовали, как его дух проникает в них, подобно свету или грому, в сердце. Это не было игрой. Это то, как он молился и готовил свой разум к работе. Он призывал богов руководить им. Когда бы я ни встречал Обри и ни разговаривал с ним, и когда он крепко обнимал меня, перед тем как покинуть мой дом, я всегда думал, что не достаточно хорошо жить обычной жизнью. 

Иен Макдональд — поэт, писатель и редактор, который сам себя описал так: «Антигуанец по происхождению, тринидадец по рождению, гайанец в силу усыновления и вест-индиец по убеждению». Его роман «The Hummingbird Tree» считается классикой карибской литературы.