Листая Facebook и Twitter, вы можете наткнуться на мемы, сравнивающие непрозрачность и злоупотребления правительства Мадуро с придворными интригами «Игры престолов». Иллюстрация Хосе Гонсалеса Варгаса. Используется с разрешения автора.

[Ссылки ведут на страницы на испанском языке, если не указано иного]

Впервые эта статья была опубликована [анг] на сайте Zócalo.

В прошлом марте я дважды в неделю преподавал в Двухсотлетнем университете Арагуа, что в 120 км от столицы Венесуэлы — Каракаса. В то время как как улицы страны были заполнены протестующими [анг], я шёл в кампус, не зная, буду ли сегодня учить группу из пяти или 45 человек, или, как обычно случалось в течение всего семестра, должен буду перенести занятия без малейшего понятия, погрузится ли страна в пучину анархии.

Я преподавал «Введение в кинематограф» и «Основы сценарного мастерства». С учётом происходящего, эти предметы могли показаться никчёмной, слабой попыткой поддерживать нормальность в разваливающейся на части стране, но я обнаружил, что они прекрасно отвлекают от другой моей работы — репортажей о текущих событиях в Венесуэле. Общаясь со студентами, я осознал, что был не одинок в желании забыть, пусть лишь на некоторое время, о той трагедии, что стала нашей повседневностью.

Первое, о чём я спрашивал студентов, это какие фильмы они смотрят. Между нами была разница меньше чем в десять лет, и было просто заметить, что не было разницы в модных трендах их поколения и сверстников из других стран. Были поклонники Marvel и Гарри Поттера, пользователи Reddit и Tumblr, посмотревшие «13 причин почему» или «Игру престолов», и даже книголюбы разных мастей: от Джейн Остин до «50 оттенков серого».

Очень просто сказать, что это всё всего лишь эскапизм: избавление от инфляции, дефицита продуктов, одного из самых высоких уровней преступности в мире. Хотя нормальная жизнь даётся с большим трудом, отыскать зарубежные фильмы и сериалы относительно легко и едва ли не бесплатно, если вам позволяет интернет-соединение. Пиратство — обычное дело в Латинской Америке, однако Венесуэла выделяется возрастающей недоступностью легально работающих медиа. Ещё до того, как страна попала в ловушку четырёхзначной инфляции, раздобыть новую книгу или сходить в кино было чем-то наподобие роскоши. Большинство моих студентов читают книги не в мягкой обложке или в Kindle, но на Wattpad или как PDF-файл в телефонах или ноутбуках.

Тем не менее, всматриваясь глубже, можно увидеть еще один способ освобождения — тот, который получится, если вы наконец стали способны передать в словах и картинках то, что не можете выразить любым другим способом. Листая Facebook и Twitter, вы можете наткнуться на мемы, сравнивающие непрозрачность и злоупотребления правительства Мадуро с придворными интригами Вестероса из «Игры престолов». Или сопоставление жесткой повседневности выживальщиков из «Ходячих метрвецов» и будней здесь — нехватка продуктов, разрушенная инфраструктура и крайне ограниченное медицинское обеспечение.

Ранее в этом году люди внимательно следили в социальных сетях за смертью мятежного офицера Оскара Переса, включая видео, загруженное им самим в Instagram. Эта сцена могла бы быть частью «Голодных игр» или «„V“ — значит Вендетта» — в обоих фильмах молодые венесуэльцы находят сходство со случаями из собственной жизни — иногда, шутя, а когда и более серьезно.

Иронично, правда, что в конечном счете мы описываем наши тяготы через иностранные медиа. Когда Уго Чавес стал президентом в 1999 году, в нем видели националиста, военного командира, простого человека. Но в первую очередь он был IIanero, жителем равнин, венесуэльским ковбоем, который мог быть во главе не только социальной или экономической, но и культурной революции. Многие видели в нём возвращение к корням, разворот на 180 градусов в сторону «настоящей Венесуэлы» — страны, которая, к слову, родилась благодаря правлению харизматичных лидеров-автократов.

Некоторые художники и интеллектуалы вскоре приспособились к новой ситуации, некоторые из-за политических связей, другие — ради денег. Роман Чальбауд, без сомнений самый выдающийся художник Боливарианской революции, был известен как режиссёр реалистичных— если не сказать жутких — социальных драм. Сегодня он в основном снимает исторические фильмы о XIX веке про llaneros, читающих Карла Маркса.

Целых 15 лет длился «бум» венесуэльского кинематографа, не в малой степени благодаря весомым вложениям и продвижению со стороны правительства. В тот период появилось несколько бесподобных, будоражащих мысли и удостоенных наград фильмов, наряду с время от времени выходившими пропагандистскими произведениями, в основном, руки Чальбауда и ему подобных. Несмотря на это, мои студенты всё ещё пренебрежительно отзываются о венесуэльском кино как о «тягомотине о Симоне Боливаре» или «переполненном головорезами и проститутками».

Успех фильма «Papita, Maní, Tostón» пару лет назад — банальной, низкопробной, наполненной комичными ситуациями романтической комедии о фанатах бейсбола — доказательство того, что венесуэльцы действительно ценят венесуэльское кино, однако не те фильмы, что слишком углубляются в положение дел в стране.

Так или иначе, большинство венесуэльских фильмов труднодоступны в силу неразвитого рынка домашних мультимедиа или стриминга, поэтому и пиратские копии также нелегко достать. Наилучший способ посмотреть венесуэльское кино — YouTube, — где вы можете найти фильм 1949 года «La Balandra Isabel», одно из двух венесуэльских произведений, получившее приз на Каннском фестивале — и «Papita, Maní, Tostón». Но как только эти видео, пусть и плохого качества, будут удалены из-за нарушения авторского права, возможность посмотреть фильм исчезнет, возможно, навсегда.

В десятке самых кассовых венесуэльских фильмов найдётся три комедии, два боевика, два исторических фильма, один ужастик и две ЛГБТ-драмы. За исключением последних двух, а также боевиков, которые неизменно сосредоточены на преступности и коррупции, однако же никогда не раскрывают их причин, ни один фильм не показывает реалии современной Венесуэлы.

Ясно, почему, когда я попросил моих студентов выдумать истории, их действие разворачивалось в Соединенных Штатах или Западной Европе. Это были места, которых они не знали, и в их историях было полно очевидных ляпов: один думал, что Миннесота — это город, другой — что Манхэттен не является частью Нью-Йорка, третьему казалось, что Рим — это страна. Те немногие, что происходили в Венесуэле, были историями мести или переполнены стыдными уровнями национализма.

Эти дети, рождённые во времена, когда к власти пришёл Уго Чавес, не были способны представить истории о любви или о человеческих трудностях, комедии и приключения в реалиях своего общества. Несмотря на правительственную вещательную сеть, состоящую из нескольких телевизионных каналов, десятка радиостанций и нескольких газет, а также культурной революции Чавизма, молодёжь не видит иных образов собственной жизни, помимо безысходности и разочарования. В то же время оппозиция так и не смогла предложить достойную альтернативу сложившейся ситуации.

Во многих отношениях Венесуэла вновь открывает себя. Пока страна погружается в глубочайший кризис, выпавший на долю нашего поколения, мы ставим под сомнение факты, которые якобы нельзя изменить, когда-то определявшие нас и нашу нацию. Сорок лет Венесуэла была двухпартийной демократией, процветавшей за счёт стремительно растущих нефтяных доходов. Одной из задач архитекторов страны, которую прозвали «Саудовской Венесуэлой», было сделать её современной или, по меньшей мере, чтобы она казалась таковой. Подразумевалось создание музеев современного искусства, международного литературного конкурса [рус], выставочных залов по последнему слову техники; лицом демократической Венесуэлы была вдохновлённая Нимейером архитектура и арт-объекты Карлоса Круса-Диеза [примечание переводчика: Оскар Нимейер — бразильский архитектор, живший в XX веке].

Однако же с точки зрения множества людей, в особенности тех, кто обеднел в результате экономической катастрофы в 1980-х, лидеры были оторваны от народа, спесивы и их больше волновало, что происходило в Майами и Берне, нежели в провинциальных деревеньках или трущобах Каракаса. Не удивительно, что чаще всего Чавес припечатывал своих врагов словом «apátrida», буквально означающим «человек без отечества». С его точки зрения, те, кто были против него, не были «настоящими венесуэльцами». Тем временем, художники и интеллектуалы недоумевали: как организатор госпереворота, свергнувшего демократическое правительство, мог быть избран президентом. Они задались вопросом: «Когда всё пошло не так?»

За большую часть лет, когда Чавес был у власти, если вы заходили в любой книжный магазин, казалось, что 90% книг, написанных и изданных в Венесуэле, пытались ответить на этот вопрос. От журналистов до университетских профессоров и министров в отставке, каждый «диванный аналитик» ставил нации свой диагноз и прописывал сомнительные рецепты по возвращению страны на старые рельсы.

Ситуация изменилась. Как только «чавизм» закрепился в правящей верхушке, те эксперты канули в лету. Частично оттого, что правительство незаметно взяло под контроль СМИ, но также из-за слабого интереса молодежи к восстановлению небезупречной страны, в которой они никогда не жили.

В наши дни книжные магазины, которые ещё не закрылись, заполняют пустующие полки нераспроданными остатками, часть из которых датируется аж 70-ми годами. (Знали ли вы, что «Счастливые дни» превратили в книгу на испанском языке?) В некоторых есть парочка книг поновее, стоимость которых легко сравнится с месячным окладом. В конце концов, со скачком инфляции потерпела крах даже торговля подержанными книгами, некогда чувствовавшая себя лучше некуда, потому как много людей, покидая страну, пытались быстро разжиться деньгами.

Когда венесуэльцы разбрелись по всему земному шару, новый вопрос приобрёл актуальность: «Что такое Венесуэла?» Место? Память? Идеал? Утраченное навеки? Вопрос вгрызается как в беспощадно правдивые, проницательные истории Гектора Торреса, так и в задумчивые меланхоличные песни инди-группы La Vida Bohème [анг]. Для многих венесуэльцев, в том числе тех, кто, не оглядываясь, уехал, кто наблюдает из разных мест и кто всё ещё остается в стране, не зная, что их ждёт, этот вопрос витает в воздухе, и его невозможно игнорировать. 

Сейчас на этот вопрос нет ответа. Но я не могу дождаться, чтобы увидеть книги и фильмы, которые его дадут.