Граффити около Генеральной Ассамблеи ООН, изображающее сирийских беженцев, наблюдающих за президентами Путиным и Обамой, которые сидят за столом, склонившись над картой Сирии. Сентябрь 2013 года. Художник: Эдуардо Релеро. Фото: Oxfam. Лицензия CC BY-NC-ND 2.0

Сергей Давидис — российский оппозиционный политический деятель и правозащитник. Он является членом совета правозащитного центра «Мемориал», а также членом федерального координационного совета Партии 5 декабря. 

SyriaUntold побеседовала с ним о позиции российского гражданского общества по отношению к конфликту в Сирии. Данный диалог — результат партнерства между SyriaUntold and openDemocracy Russia (oDR) и публикуется здесь в рамках собственного партнерства Global Voices c SyriaUntold.

SyriaUntold: Более шести лет граждане Сирии подвергаются беспрецедентному насилию. В чем причина молчания российского гражданского общества? Может быть, есть какие-то инициативы солидарности, о которых не сообщается в СМИ? 

Davidis: I don’t think there are any particularly significant solidarity initiatives that the world doesn’t know about. Sometimes there are solitary pickets, sometimes there are slogans of solidarity at general opposition demonstrations — particularly those regarding Ukraine.

After the Kremlin decided to deploy troops in Syria [in 2015], there was a demonstration against it [in Moscow], two to three thousand people attended. There was an attempt to hold a solidarity demonstration at the height of the storm of Aleppo in November 2016 — this had a certain resonance in society, but the city authorities didn’t allow it to go ahead. Back then, there were some protest actions in a few Russian cities, although they didn’t get much in the way of numbers. There’s some solidarity with the Syrian people on Russian social networks, but it’s quite quiet.

The reasons why Russian society is silent on this issue are complex, and probably can’t be explained exhaustively. I suspect that the following factors are at play:

– the coverage of the situation in Syria by media outlets under state control. If this coverage mentions violence against civilians, then it will be acts of violence committed by IS [also known as ISIS, Islamic State, or Daesh] or the [US-led] Coalition. Russia is presented as the defender of the civilian population;

– the conflict in Syria doesn’t fit into the dichotomy of the battle between the democratic west and the autocratic Putin regime;

– the general lack of information on the situation in Syria, and the complexity of this situation for Russian citizens — to figure out what is going on, especially on the basis of fragmentary and unbalanced information, and therefore understand who should be supported and why, is very difficult;

– the Syrian context itself is culturally alien and incomprehensible for Russian citizens (in contrast to Ukraine), and the level of empathy for the Syrian people is low;

– the threat of Islamic terrorism and, in first place, Islamic State, is seen as real, and the Russian public finds it hard to distinguish the fight against IS and other military conflicts in Syria.

Давидис: Не думаю, что есть какие-то значительные инициативы в поддержку сирийцев, о которых бы не знали в мире. Иногда проводятся пикеты в солидарность с сирийцами, иногда бывают соответствующие лозунги на оппозиционных демонстрациях общей направленности — особенно на демонстрациях, касающихся Украины.

После того, как Кремль принял решение ввести войска в Сирию [в 2015 году], [в Москве] состоялась демонстрация, в которой приняли участие от двух до трех тысяч человек. Была попытка организовать демонстрацию солидарности на пике штурма Алеппо в ноябре 2016 года, вызвавшего определенный резонанс в обществе, однако городские власти не дали на это разрешения. Кроме того, проводились протестные акции в некоторых российских городах, но они не отличались большим количеством участников. В российских социальных сетях в какой-то степени выражается солидарность с сирийским народом, но достаточно тихо.

Причины, по которым российское общество сохраняет молчание по этому вопросу, достаточно сложны, и их вряд ли можно исчерпывающе объяснить. Я подозреваю, что здесь играют роль следующие факторы:

— освещение ситуации в Сирии в СМИ, находящихся под контролем государства. Когда они рассказывают о насилии против гражданских лиц, то речь идет об актах насилия, совершенных ИГ [также известным как ИГИЛ, Исламское государство и Даеш] или же Коалицией [под руководством США]. Россия же представляется как защитник гражданского населения;

— конфликт в Сирии не вписывается в дихотомию борьбы между демократическим западом и авторитарным режимом Путина;

— общий недостаток информации о ситуации в Сирии, а также сложность понимания этой ситуации российскими гражданами. Ввиду фрагментарности и несбалансированности информации очень трудно понять, что же на самом деле происходит и кого нужно поддерживать и почему;

— сирийский контекст как таковой культурно чужд и непонятен российским гражданам (в отличие от Украины), и уровень эмпатии к сирийскому народу находится на низком уровне;

— угроза, исходящая от исламского терроризма и прежде всего от Исламского государства, воспринимается как реальность. Российскому обществу трудно отличить борьбу против ИГ и другие военные конфликты в Сирии.

Сергей Давидис. Фото: Партия 5 декабря.

SyriaUntold: А что насчет российской оппозиции — какова ее позиция по отношению к конфликту в Сирии? 

Davidis: The real opposition to the Russian authorities — the non-system opposition — views Putin’s war in Syria negatively. This concerns the so-called “liberal” opposition too, as well as a considerable section of the Russian nationalist opposition and the Russian left. But the main theses of Russian opposition groups are pragmatic rather than humane — Russia is using funds for a distant and unnecessary war, funds that are needed to solve the numerous internal problems at home.

Nevertheless, the idea that the Putin regime is waging war in Syria to support Bashar Al-Asad, to oppose the west and satisfy his own geopolitical ambitions, rather than really confronting IS and other terrorist groups, is seen as more or less self-evident by the opposition.

Давидис: Настоящая оппозиция, противостоящая российским властям — несистемная оппозиция — отрицательно рассматривает войну, которую Путин ведет в Сирии. То же самое относится и к так называемой «либеральной оппозиции», а также к значительной части российской националистической оппозиции и левых. Однако основные аргументы оппозиционных групп сводятся скорее к прагматизму, чем к гуманистическим идеалам: Россия тратит средства на ненужную войну где-то на другом конце света, тогда как эти деньги могли бы пойти на решение многочисленных внутренних проблем в стране.

Тем не менее, то, что путинский режим ведет войну в Сирии в целях поддержки Башара аль-Асада, противостояния западу и удовлетворения собственных геополитических амбиций, а не ради настоящей борьбы с ИГ или другими террористическими группами, для оппозиции является достаточно самоочевидным фактом.

SyriaUntold: Есть ли взаимосвязь между безразличием к ситуации в Сирии и незащищенностью гражданских свобод в современной России?

Davidis: It’s difficult to judge the connection between the two exactly. But there’s definitely something. At a minimum, the numerous problems with rights and freedoms in Russia suck up a lot of time from the section of Russian society that is, in principle, ready to express its concern with these domestic issues, which doesn’t leave energy for problems taking place far from Russia. Moreover, the constant limitations on freedom of assembly and expression make getting your position across to the rest of society all the more difficult.

Давидис: Трудно полностью оценить взаимосвязь между этими двумя вещами, но что-то в этом действительно есть. По меньшей мере, многочисленные нарушения прав и свобод человека в России требуют больших затрат времени и внимания от той части российского общества, которая в принципе готова выразить свою обеспокоенность внутренними проблемами. В результате на проблемы в каких-то далеких странах уже не остается энергии. Кроме того, из-за постоянных ограничений на свободу собраний и слова становится все труднее распространять свои взгляды среди общества.

SyriaUntold: Можно ли в какой-то степени объяснить такую апатию по отношению к сирийскому кризису общим безразличием к конфликтам в отдаленных уголках мира? И в какой мере эта апатия говорит о широкой поддержке населением политики российских властей в Сирии? 

Davidis: Both factors are present here, but to understand their contribution, a comparison with the annexation of Crimea and aggression towards Ukraine is telling. According to polls, these actions by the Russian authorities had far more support from society. However, the protest against state aggression and solidarity with the Ukrainian people was significantly more noticeable in Russian society. So, in terms of Syria, support for the Russian authorities’ actions is extremely passive. Indeed, it is precisely indifference to a distant, foreign and incredibly complex conflict that is key here.

Давидис:  Здесь прослеживаются оба фактора, но чтобы понять их значение, можно провести параллель с аннексией Крыма и агрессией против Украины. Согласно результатам опросов, в этом случае действия властей имели намного более сильную поддержку со стороны населения. В то же время и противостояние государственной агрессии и солидарность с украинским народом были намного сильнее выражены в российском обществе. Так что в случае Сирии поддержка населением действий российских властей носит весьма пассивный характер. Действительно, ключевым моментом является именно безразличие к далекому, чужому и невероятно сложному конфликту.

SyriaUntold: Существуют ли в стране достоверные и разнообразные источники информации о Сирии на русском языке? Какое складывается общее впечатление об освещении ситуации в Сирии в российских источниках информации? И как воспринимается большинством освещение конфликта в западных СМИ?

Davidis: It’s hard to say, at least in Russia, what sources of information about events in Syria are absolutely reliable. But of course, it’s impossible to talk about diversification of information resources in Russia. In official media, which are more or less the main source of information for the majority of Russian citizens, the coverage is purely propagandistic and prejudiced. In the few oppositional media and the internet, diversification comes down to refuting official information, drawing attention to the Russian casualties, expenditure of funds on the war, foreign policy and military failures of Putin and Assad, rather than an attempt to paint a real, holistic picture of what’s going on in Syria.

The picture of the Syrian conflict, which you can see in the mainstream western press, is practically inaccessible to the Russian viewer — the kind of information paradigm (not only in its relationship to Syria, but in terms of attention paid) isn’t available in Russian, including in opposition media. The picture you see in Russia’s official and pro-government media is principally different, opposite, from its western counterpart — and it’s the same in the alternative press.

Давидис: Трудно сказать, особенно в российском контексте, какие источники информации о событиях в Сирии можно считать полностью достоверными. В любом случае, конечно, невозможно говорить о разнообразии информационных ресурсов в России. В официальных СМИ, которые являются основным источником информации для большинства российского населения, освещение событий носит чисто пропагандистский, предвзятый характер. В тех немногих оппозиционных СМИ и интернет-ресурсах на эту тематику альтернативность освещения событий сводится к опровержению официальной информации и привлечению внимания к российским потерям, расходам на войну, политическим и военным просчетам Путина и Асада, вместо того чтобы стремиться отразить реальную, полную картину происходящего в Сирии во всей ее сложности.

Картина сирийского конфликта, представленная в ведущих западных изданиях, практически недоступна российской аудитории, поскольку такая информационная парадигма (не только по своей позиции по сирийскому вопросу, но и по количеству внимания, уделяемого теме) попросту отсутствует в русскоязычных источниках, включая оппозиционные СМИ. Та картина, которую мы видим в официальных и подконтрольных государству СМИ, имеет принципиальные отличия, диаметрально противоположна тому, что представляется в западных источниках, однако и альтернативная пресса в этом плане не является исключением.

SyriaUntold: Есть ли кто-нибудь среди сирийских деятелей гражданского общества, интеллектуалов, художников, кому удалось достичь российской аудитории? Ведь в результате исторически сложившихся отношений между режимом Асада и СССР и впоследствии Россией немалое количество сирийцев живут в России, некоторые из них даже свободно говорят по-русски. Какова роль сирийцев, владеющих русским языком, в России и за рубежом? Оказывают ли они какое-либо влияние на формирование российского нарратива о Сирии?

Davidis: I can’t think of any successful examples where Syrians have appealed to the Russian public, or any role played by Russian-speaking Syrians. The only instance I can think of is, perhaps, the statements made by Muhammed Fares, the first Syrian cosmonaut. Fares, who conducted a mission on the Mir space station in 1987, joined the opposition in 2012 and eventually fled to Turkey. In November 2015, Fares called on the Russian people to support the fight against Assad — and this had a certain resonance in society.

Давидис: Не могу привести ни одного случая, когда сирийцам удалось бы добиться внимания российского общества, и не могу сказать, что русскоязычные сирийцы играют какую-то особую роль. Можно разве что привести в пример заявления Мухаммеда Фариса, первого сирийского космонавта. Фарис, который входил в состав экипажа космической станции «Мир» в экспедиции 1987 года, присоединился к оппозиции в 2012 году и впоследствии бежал в Турцию. В ноябре 2015 года Фарис обратился к россиянам с призывом поддержать борьбу против Асада, чем вызвал определенный резонанс в обществе.

SyriaUntold: Некоторые считают, что в низком уровне эмпатии россиян по отношению к ситуации в Сирии (в особенности по сравнению с конфликтом в Украине) сыграла свою роль исламофобия. Если это так, то рассматривают ли россияне Сирию так же, как Чечню, с такой же предубежденностью против якобы «исламистского» движения? И какую роль играют российские мусульмане? Выражают ли они публично свою позицию по Сирии или же мобилизация ограничена участием исламистов?

Davidis: I don’t think that Islamophobia is crucial to understanding the indifference of Russian citizens to Syria. It plays a certain role. Society doesn’t want to understand the internal confrontations or waste energy on distinguishing IS terrorists and other groups fighting in Syria, thereby risking the possibility of being wrong.

But a comparison with Chechnya shows that Islamophobia isn’t key. The level of empathy for the Chechen people during the first and even second Chechen wars was far higher. This was probably connected to the geographical, cultural and historical closeness of Chechnya (and the casualties, terror attacks, mass involvement in military actions from across Russia, and because the war was so physically close).

I’m not well informed enough about how Russian Muslims feel about this situation, but what I do know tells me that their positions are defined by their relationship to the Russian authorities. Supporters of the regime tend to support its position, including Syria, whereas opponents are more likely to sympathize with IS. But as far as I know, there’s been no actions in support of Syrian civilians, actions against Asad or Russia’s role in the war, by Russian Muslims.

Давидис: Не думаю, что исламофобия является ключевым фактором в понимании причин безразличия россиян по отношению к Сирии. Конечно, она играет определенную роль. Обществу неинтересно разбираться во внутренних сирийских конфликтах или тратить энергию на то, чтобы понять отличия террористов ИГ от остальных вооруженных групп в Сирии, рискуя ошибиться.

Однако сравнение с Чечней показывает, что исламофобия не играет ведущую роль. Уровень сопереживания чеченскому народу во время первой и даже второй чеченской войны был намного выше. Скорее всего, это было связано с географической, культурной и исторической близостью Чечни (а также из-за наличия жертв, терактов, массового участия военнослужащих со всей России в военных действиях в Чечне, да и просто потому, что географически война велась так близко).

Я не владею достаточной информацией об отношении российских мусульман к ситуации в Сирии. Но то, что я знаю, говорит скорее о том, что их позиция определяется их отношениями с российскими властями. Те, кто поддерживают власть, поддерживают и ее официальную политику, в том числе и по Сирии, а те, кто в оппозиции, с большей вероятностью симпатизируют ИГ. Однако насколько я знаю, среди российских мусульман не проводились акции в поддержку сирийского гражданского населения или же против Асада или роли России в этой войне.

SyriaUntold: В Европе поддержка сирийского режима (под лозунгом «антиимпериализма») достаточно распространена среди широких сегментов традиционных «левых», а также среди ультраправых (что объясняется исламофобией и надеждой воспрепятствовать наплыву беженцев путем поддержки стабильных «светских» диктатур). Кроме того, всё больше политических лидеров оправдывают режим Асада тем, что он представляет собой меньшее зло по сравнению с суннитским джихадизмом и что сотрудничество с ним способствует укреплению глобальной безопасности. Есть ли в этом какие-то параллели с российским политическим ландшафтом и если нет, то в чем заключаются различия между Европой и Россией по отношению к ситуации в Сирии? 

Davidis: The Russian authorities, and the “experts” and media who support them, use elements of similar rhetoric. But with the absence of public politics and public discussion in the western understanding, these arguments remain instruments of building support for the authorities’ actions, rather than a subject of substantive political and civic debate.

The support for the Assad regime and the military operation in Syria is based on the public position of the Russian authorities, which is passively shared by a significant section of Russian society. This position can be explained as follows:

– This support is the most effective and natural means of fighting IS and terrorist groups like it, and a chance to stop them far from Russia’s borders;

– The Assad regime, which is a legal, democratically elected regime that is realizing Syria’s sovereignty, defending it against external aggression, international terrorism and color revolutions from outside, is legally and morally justified;

– Participation in the military operation in Syria, the support and maintenance of a friendly regime in the Middle East allows Russia to oppose its geopolitical enemy — the west, and, in particular, the US, as well as to show the might and importance of Russia, test new military equipment, and give practical military experience to the Russian army.

Давидис: Российские власти, так называемые «эксперты» и поддерживающие их СМИ используют элементы схожей риторики. Однако ввиду отсутствия публичной политики и общественной дискуссии в западном понимании этих понятий данные аргументы остаются лишь инструментом усиления общественной поддержки действий российских властей, а не становятся предметом политических и гражданских дебатов по существу.

Поддержка режима Асада и военной операции в Сирии основывается на публичной позиции российских властей, которая пассивно разделяется значительной частью российского общества. Данная позиция может быть сформулирована следующим образом:

— Такая поддержка — наиболее естественный и эффективный способ борьбы против ИГ и подобных ему террористических груп, дающий шанс остановить их далеко за пределами России;

— Режим Асада, являясь легитимным и демократически избранным, защищает суверенитет Сирии от внешней агрессии, международного терроризма и импортируемых извне цветных революций [анг], что оправдывает его действия в правовом и моральном плане;

— Участие в военной операции в Сирии и поддержка дружественного правительства на Ближнем Востоке позволяют России противостоять своему геополитическому врагу — Западу и, в частности, США, а также дают возможность продемонстрировать мощь и значение России, опробовать новые виды вооружения и получить практический военный опыт для российских вооруженных сил.