[Все ссылки в статье ведут на сайты на итальянском, если не указано иного].

Когда говорят о журналистах, погибших за информацию, сталкиваешься с циничными комментариями. «Какого чёрта там делали Андреа Роккелли и Андрей Миронов, в центре конфликта между русскими и украинцами?», «Кто просил Иларию Альпи [анг] и Мирана Хроватина [анг] совать свой нос в Сомали?», «Кто знает, чего на самом деле искал Джулио Реджени [рус] в Египте… а Габриэле Дель Гранде [анг] в Сирии?» Эти вопросы как бы говорят между строк, что журналисты сами виновны в том, что с ними произошло.

И всё же есть те, кто понимает, что профессия репортёра может быть благородной и опасной. Это хорошо знает Данило Де Бьясио, директор Фестиваля прав человека, который принял взволнованную публику, наполнившую il Salone d'Onore [«Зал почёта»] в миланском музее Triennale 3 мая на мероприятии, организованном собственно для того, чтобы рассказать об условиях, в которых  журналисты вынуждены работать, когда приходится проливать свет на самую неприятную правду. Также хорошо это знает и Габриэле Доссена, президент Ордена журналистов Ломбардии, который на во время фестиваля в размышлениях о Всемирном дне свободы печати [рус] отметил, что за последние десять лет было убито около 900 журналистов по всему миру, две трети которых были внештатными (фрилансерами).

Внештаный значит временный. Меньше судебной защиты, никакого страхового покрытия в случае исков по обвинению в диффамации [рус], меньше защиты от угроз и нападений (по оценке от 30 до 50 итальянских журналистов вынуждены жить под охраной), и всё это за ничтожную оплату труда: минимальный гонорар за одну статью составляет 3,10 евро, включая налоги, рассказывает Паоло Борромети, журналист, получивший множество наград и живущий под охраной.

Альтернатива — молчание?

Услышав истории Амалии Де Симоне и Паоло Борромети, многие сказали бы, что ответ на этот вопрос зависит от отношения тех, кто должен был бы гарантировать свободу и безопасность работы журналистов, а именно издателей и профсоюзов. У Де Симоне и Борромети много общего: они оба журналисты-расследователи, занимающиеся преимущественно предумышленными преступлениями на Сицилии и в Кампании, не боясь перейти дорогу мафиози и могущественным бандитам. Когда Борромети попал в ситуацию, в которой ему была необходима защита от насилия со стороны босса Виттории (города в провинции Рагуза), Итальянская национальная федерация печати стала в суде на его защиту, но вот Де Симоне пришлось защищаться не только от аферистов, но и от собственных издателей, требующих от неё компенсации.

Помимо угроз и физического насилия те, кто хочет воспрепятствовать работе журналистов, имеют в наличие эффективное средство: бестолковый иск (по мнению журналистов, присутствующих на фестивале, было бы лучше назвать его «выдумкой»). Подать в суд на журналиста лицу, предъявляющему иск, не стоит ничего, а вот обвиняемому это обходится дорого: даже если окажется, что он невиновен, ему придётся столкнуться со всеми последствиями и затратами на собственную защиту. Репортёр способен рисковать, только если знает, что может рассчитывать на поддержку, прежде всего, своего издателя, а также Ордена журналистов. Таким образом, альтернатива — не молчание, а объединение.

Надежда Ажгихина: солидарность, которая может и должна пересекать национальные границы

Первое, о чём рассказала Надежда Ажгихина, вице-президент Европейской федерации журналистов [анг], – о своём посещении сада в центре Милана, названного в честь Анны Политковской [рус], российской журналистки, убитой предположительно из-за её репортажей против правительства. В России не существует ни садов, ни площадей в её честь, а расследование её убийства застыло на мёртвой точке, как и множество других убийств российских журналистов (более 350 с 2009 года), виновные  в которых по сей день не найдены.

«Только общими усилиями, — сказала Ажгихина, — мы можем восстановить свободу, создающуюся не только борьбой и баррикадами, но и ежедневными простыми поступками». В Россию свобода печати с трудом пришла в начале 90-х и постепенно ушла по мере того, как СМИ стали выгодным инструментом экономического влияния, наряду с политическим, а журналисты начали писать за деньги, большие деньги, лгать, иллюзорно доверяя свою деятельность свободному рынку, а не профсоюзам.

Однако за эту иллюзию платят дорого. Существуют законы, защищающие журналистов, но никто не требует их исполнения, потому что общество не расценивает свободу журналистов как проблему. Даже среди коллег нет никакой солидарности, и Ажгихина вспомнила о солидарности среди итальянских журналистов — поразмышляла о мобилизации во время похищения Джулианы Сгрены [анг], а также о солидарности с теми, кто противостоит мафии — всё это отличные примеры, которые могли бы вдохновить российских коллег.

Ахмет Инсель: сегодня работать журналистом в Турции — всё равно, что играть в русскую рулетку

На фестивале также выступил турецкий журналист Ахмет Инсель:

In Turchia, io ho vissuto la dittatura militare. E, negli anni '90, anche i cosiddetti ‘anni di piombo’, del tutto simili agli anni '70 italiani, durante i quali sono stati uccisi molti giornalisti. Oggi stiamo vivendo in uno ‘stato arbitrario’. Sinceramente, non saprei dire quale dei tre preferisco.

В Турции я жил при военной диктатуре. А в 90-х годах, так называемых «свинцовых девяностых», очень похожих на итальянские семидесятые, было убито много журналистов. Сегодня мы живём в «режиме беззакония». По правде говоря, я не знаю, что из этих трёх я бы выбрал.

Инсель рассказал, что в Турции закрыли 158 СМИ, включая 60 телеканалов, 19 печатных изданий, 29 издательств и 5 типографий. На сегодняшний день в тюрьмах остаётся 150 журналистов. К тому же пугает то, что в большинстве случаев они не знают, за что. Это происходит из-за того, что Турция — «государство, где царит беззаконие». Ни диктатура, которая заведомо порицает любую форму проявления свободы, но обречена на свержение рано или поздно. Ни правовое государство, которое может и не быть демократическим, но обладает законами, сдерживающими попытки произвола и беспричинного лишения свободы слова. Государство, где царит беззаконие, создаёт иллюзию обычной и свободной жизни, работы, учёбы и деятельности СМИ, но никто никогда не знает, что здесь может быть расценено как незаконное.

Единственное средство борьбы с авторитаризмом — независимость правосудия

Инсель продолжил свой анализ, отметив, что склонность к авторитаризму существует повсюду и что у всех современных авторитарных лидеров есть главная цель — усмирить правосудие, потому что таким образом можно установить контроль над обществом, никого не убив. В этом, как утверждают, и есть разница между «смехотворным» авторитаризмом, какой был при Берлускони [рус] в Италии, где правосудию удалось отстоять свою независимость, и деспотичным авторитаризмом, как в Турции, который полностью подчиняет правосудие и не даёт возможности использовать мирные средства возвращения к демократии. Сегодня, сказал Инсель, турецкое правосудие полностью подчинено власти, а прокуратура пропагандирует терроризм и оправдывает репрессии в отношении не только арестованных, но и 1500 безработных журналистов, уволенных из-за давления на издателей со стороны президента республики, который позволяет себе решать, что «неудобные» для него журналисты должны быть устранены. Это происходит потому, что, по сравнению с концом 80-х годов, редакции журналов исключили какую-либо форму профсоюзной защиты журналистов.

Для того, чтобы журналистика была качественной, она не должна быть воинствующей. Но то, что происходит сегодня в Турции [анг], носит исключительный характер, здесь существует необходимость в создании журналистики мобилизации, которая сосредоточена на протесте в ущерб чистой информации. Это не лучший вид журналистики, признал Инсель, но выбора нет. С 2015 года, года политических выборов, Турция становится всё более и более жестокой страной [анг]: террористические акты, столкновения между силами правопорядка и РПК [рус], и возросшее число актов насилия, в которых погибло более 2000 человек, среди них и военные, и гражданские лица. В число более уязвимых и чаще попадающих под обстрелы входят местные журналисты, испытания которых не отражаются в заголовках ни на национальном уровне, ни международном. Инсель добавил:

Mi si chiede come è possibile fare il giornalista in queste condizioni. Io non mi considero un giornalista. Sono più un cronista, una persona che va avanti. Mentre proseguo, mi cadono bombe accanto. Qualcuno muore, qualcuno viene arrestato, ma io vado avanti. Altre bombe, altri caduti, ma io continuo ad andare avanti. Sappiamo che un giorno toccherà a noi, ma fino a che non saremo noi a essere colpiti, avremo il potere di parlare anche per chi è caduto. Il diritto e il dovere di andare avanti.

Меня спрашивают, как можно работать журналистом в таких условиях. Я не считаю себя журналистом. Я больше репортёр, человек, идущий вперёд. В то время, как я продолжаю делать это, рядом со мной падают бомбы. Кто-то умирает, кого-то арестовывают, а я иду дальше. Снова бомбы, снова погибшие, а я всё продолжаю идти. Мы знаем, что однажды заденет и нас, но пока этого не произошло, мы будем говорить и за тех, кто погиб. Это наше право и обязанность — идти дальше.

Неужели журналисты сами «причина своей нелёгкой судьбы»?

Беппе Джульетти [анг], президент Итальянской национальной федерации печати, выходит из себя, когда говорят об ответственности за журналистов в связи с опасностями, с которыми они сталкиваются, и отмечает, что преступникам необходимы темнота и тишина, они по понятным причинам ненавидят деятельность СМИ. Осознание того, что в этом и состоит работа журналиста (не просто в наличии удостоверения) давит, и это напряжение управляет ими в рискованных ситуациях, но есть коллеги, которые могут защитить, как своеобразная «медиа-охрана»: если за каждым журналистом, которому угрожают, из-за того, что он пытается докопаться до истины в неудобных для кого-то вопросах, стояли бы другие, продолжающие его работу для того, чтобы узнать правду в новом расследовании, с другой камерой, с другим микрофоном, бандиты знали бы, что, чем больше они угрожают, тем больше оказываются в центре внимания тех, кто ищет правду.

История Андреа Роккелли [анг], рассказанная на фестивале его родителями, возможно, способна стать парадигмой для понимания многих, к сожалению, похожих историй, таких, как история Джулио Реджени, Иларии Альпи и Мирана Хроватина, Энцо Бальдони [анг], Раффаэле Чирьелло, Антонио Руссо [анг].

Роккелли интересовался главным образом провалом советского эксперимента, и после сбора информации о нём и документирования в таких районах, как Дагестан и Чечня, он оказался в Украине, откуда вёл репортажи о Евромайдане [рус] в 2013 году.

Вскоре после возвращения в Италию он снова отправился за свой счёт в Украину вместе со своим российским коллегой Андреем Мироновым. Втянутые в перестрелку, 24 мая 2014 года оба репортёра были убиты, что выглядело как случайность. Однако благодаря упорству родителей и коллег-журналистов Роккелли и обнаружению некоторых фотографий, сделанных репортёром в последние минуты жизни прокуратура Милана начала новое расследование, несмотря на первое расследование, (умышленно) поспешно проведённое в Украине. Подтвердилась гипотеза произошедшего: похоже, журналисты были мишенью.

Выступление Алессандры Баллерини, адвоката, работающей над делом со стороны синьора и синьоры Роккелли, закрывало конференцию и началось с таких слов:

Quando si tutelano i diritti umani, e la libertà d'espressione è uno dei principali diritti umani, lo si fa per se stessi in primo luogo. Se lo si fa attraverso gli altri, cioè tutelando i diritti degli altri, lo si fa comunque per rivendicare il proprio diritto. E questa è la magia dell'universalità dei diritti umani.

Когда права человека находятся под охраной, а свобода слова — это одно из главных прав человека, его необходимо отстаивать в первую очередь. Если это делается при помощи других, то есть для защиты прав других людей, всё равно это делается для защиты собственного права. И в этом заключается волшебство прав человека.