«Нет войне». Санкт-Петербург. Надпись сделана в первый день войны. Все скриншоты взяты с сайта www.nowobble.net и используются с разрешения

Российский антрополог Александра Архипова и её коллеги в течение полутора лет собирали примеры антивоенного стрит-арта: стикеры, граффити, листовки и сложные инсталляции. Теперь любой может посмотреть 471 работу из 48 российских городов. Все примеры скрупулезно классифицированы, аккуратно переведены на английский язык и подробно описаны — на одном сайте.

Читайте также: «Российская пропаганда: как создать впечатление, что войны нет»

На сайте «Нет вобле» представлены сами работы, а также рассказывается история эзопова языка и символов, которые появились в России после февраля 2022 года и в настоящее время используются в протестном искусстве. Само название сайта — отличный тому пример.

Читайте также: «Эзопов язык: российские пользователи соцсетей хотят заявить „нет войне“»

Авторы поясняют, как связаны между собой вобла и война, и рассказывают о протесте жительницы Тюмени Алисы Климентовой, написавшей на асфальте «нет в***е». На суде девушка заявила, что на самом деле имела в виду «нет вобле», потому что не любит эту рыбу.

В то же время сама идея собрать коллекцию появилась из личного опыта. Практически сразу после начала полномасштабного вторжения России в Украину один из будущих авторов сайта обнаружил, что его несовершеннолетняя дочь рисует стикеры «Нет войне» и вместе с друзьями расклеивает их в метро и на улицах. Он решил распространить их сам и в процессе «дрожал и потел». 

Его страх не был необоснованным. Людей в России штрафуют и арестовывают за меньшее, например за зелёную ленту — символ мира — в косе. Многие послания попадаются на глаза прохожим, но некоторые граффити и инсталляция оказываются в новостях. Так в День России ленты заполнил неологизм «Изроссилование», объединивший слова «изнасилование» и «Россия». Некоторое время спустя автора граффити арестовали.

художник Philippenzo задержан на погранконтроле после возвращения в Россию. вменили пока 19.3, арест на 15 суток

его последняя работа в Москве 12 июня: pic.twitter.com/5E9ToUyfCG

— артём лоскутов (@kissmyba) July 29, 2023

Согласно данным, указанным на сайте, за наклейкой стикеров и рисованием граффити было поймано как минимум 653 человека. Тем не менее для многих стрит-арт остается самым безопасным способом выразить антивоенную и антирежимную позицию.

Читайте также: «Санкт-Петербург: речь художницы Александры Скочиленко в суде по делу об антивоенных высказываниях»

Люди продолжают клеить стикеры, оставлять послания, размещать крошечные фигурки и создавать сложные граффити с известными цитатами, осторожно оглядываясь, чтобы не попасться на камеры видеонаблюдения, на глаза полицейским или бдительным «патриотам».

Корреспондент Global Voices поговорила с Александрой Архиповой в Telegram и спросила о том, существовал ли такой вид протеста в прошлом.

В Советское время, конечно, был протестный стрит-арт. Знаменитый трамвайный протест художника и диссидента Юлия Рыбакова. Это существовало, просто не в таких масштабах, и свойственно не только Советскому Союзу. Например, в Италии [прим.ред.: во времена фашизма], когда писали на стенах «Да здравствует Верди» (

Viva Verdi!), это расшифровывалось как «Живи долго Виктор Эммануил II, король Италии». То же самое в Советское время говорили вместо советская власть Софья Влась. Механизм тот же самый. Ровно такое же говорят сейчас вместо Администрация президента — Анна Павловна. Все эти шифровки и маскировки не являются специфически русским или советским изобретением. Это возникает всегда, когда есть какой-то прессинг, когда у людей отбирают публичный голос, они начинают пытаться искать возможности какого-то выхода.

По словам Архиповой, такие маскировки и шифровки «цветут в Китае». Достаточно вспомнить историю с запретом Винни-Пуха. Есть такое и в Беларуси. Вот только чтобы это показать, нужно, чтобы кто-то это собрал.

«Надпись, стикер, инсталляция — это прежде всего форма высказывания. Соответственно, у нее есть две формы, — продолжает Александра Архипова. — Первая: создать что-нибудь в публичном пространстве. А вторая, следующая: чтобы это распространилось в пространстве цифровом. Поэтому эволюция этих форм такая странная. Отбираются самые увлекательные, самые привлекательные надписи, самые хитрые, которые привлекают внимание, чтобы люди их фотографировали».

«Конечно, куча протестных людей такие надписи распространяло. Это протестные Telegram-каналы, Протестный Петербург, канал [журналиста Романа] Супера. Есть источниковедческая проблема, потому что очень часто люди берут фотографию, а она оказывается 2019 года, например. Или в канале Супера одни граффити появлялись несколько раз с неправильной датировкой. Поэтому я всё время просила присылать то, что люди видели своими глазами, или то, что их друзья или семья реально заметили в своем городе», — говорит антрополог.

«У меня много фотографий из Петербурга, где просто бешеная протестная активность. Когда выставка была опубликована, много людей написали мне сообщения с вопросами, почему я не упоминала их город, и прислали мне еще целую порцию свежайших граффити буквально этого месяца», — делится Александра Архипова.

«Мне важно расширить географию, писать не только про Москву и Питер, а что там происходит в условном Смоленске, потому что ответственность за граффити в Смоленске может быть выше, чем в Москве, потому что любая протестная деятельность в Смоленске привлекает больше внимания», — утверждает специалист.

Александра Архипова не знает, будет ли пополняться коллекция на самом сайте, но всё, что ей продолжают присылать, сохраняет. Она считает, что нужно обязательно изучать стрит-арт, но пока это явление сильно недооценённое, особенно внутри России.

«Люди стараются обращать внимание на работы профессиональных художников, у которых сложные перформансы. И такие работы тоже есть на этой выставке, но также я старалась собрать и показать вещи, которые делает простая Марьиванна, какая-нибудь учительница по ночам. Или школьник Лёша. Те люди, которые не являются профессионалами, для которых вообще это свойство выражения никак не свойственно. Мне кажется, в каком-то смысле это гораздо более важно, потому что искусствоведы будут заниматься профессионалами. А кто займётся тем, что делает Марьиванна по ночам?»

По словам Архиповой, многие нашли в таком тихом протесте отдушину, но также это стало способом найти союзников, что тоже очень важно.

Вот человек идет в 3 часа ночи в Екатеринбурге клеить стикеры «Нет войне» и, подкрадываясь к столбу, обнаруживает там стикер «Нет войне» другого человека. И он испытывает страшную радость, потому что он понимает, что есть союзник. Пропаганда делает людей одинокими. Она стремится показать, что любой человек, который мыслит по-другому, он в значительном меньшинстве. Поэтому идет такая большая борьба за высказывание в публичном пространстве. Как сказал один мой собеседник, вот Марьиванна выходит из дома за хлебом, она заходит в лифт и видит надпись «Нет войне». Она выходит в подъезд, видит наклейку «Долой Путина». Она подходит к остановке, а там тоже что-нибудь такое антивоенное. Она покупает батон хлеба, а на нем наклейка «Помни Бучу». Это всё — способ сделать высказывание сильным, показать, что вокруг много людей, которые против войны.