Сирийский режим выселил жителей Восточной Гуты, насильно вывез их из их городов и деревень и отправил на зелёных автобусах в сельские районы Алеппо и Идлиба на севере Сирии после 45 дней наступления, унёсшего жизни 1650 человек; ещё многие тысячи получили ранения.

Выселение прошло после заключения соглашения между оппозицией и сирийским режимом, позволившего сирийскому режиму и его союзникам захватить дома и целые города, иногда задерживая тех, кто остался.

Перемещённое население прибыло на север страны уставшим, сломленным, под тяжким бременем нескольких лет осады и невыносимых воспоминаний. Они достигли конца пути — или, если сказать точнее, прибыли в начало другого путешествия. Это был конец повседневных трагедий осады и бомбардировок и начало трагедии насильственного переселения и трудностей начинаний с чистого листа.

Большая часть перемещённого населения осела в различных городках сельских районов Алеппо и Идлиба. Многие поняли, что оказались на перепутье, перед выбором из двух главных дорог, который определит их будущее.

Сложный выбор

На севере умы новоприбывших из Восточной Гуты занимали многие вопросы: «Увидим ли мы снова осаду и бомбардировки? Окажемся ли мы в худших жизненных условиях, чем те, через которые только что прошли? Придётся ли нам уехать в Турцию, где всё незнакомо?»

Люди запутаны. Они могли решить или остаться на севере Сирии, несмотря на жёсткие условия и неясное будущее, или перейти границу и искать убежища в турецких городах — или оставшись там, или начав путешествие в Европу.

Перемещённые сирийцы не говорят на турецком языке. Они должны выучить его, чтобы найти работу, осесть и вести нормальную жизнь. Но для этого нужны время и деньги, которых нет почти ни у кого. У многих нет даже средств, чтобы заплатить контрабандистам, которые могут перевести их за границу — если, конечно, сирийцев не отпугнут риски сотрудничества с возможными мошенниками и невероятная опасность перехода с ними.

Оставаться сложно

Самер, 29 лет, женатый человек с дочкой, описывает дилемму его семьи:

I don't feel comfortable leaving Syria. I'm not comfortable staying either. I hope God avenges us from those who flipped our lives upside down and erased our future.

Меня не устраивает идея уехать из Сирии. Но мне не спокойно и оставаться тут. Я надеюсь, Бог отомстит за нас тем, кто перевернул нашу жизнь с ног на голову и уничтожил наше будущее.

Мохаммед, 25 лет, не рассматривает вариант уехать в Турцию, так как в семье работает только он. Вывоз их всех в Турцию с помощью контрабандистов будет стоить тысячи долларов, которых у него нет, так что он перестал об этом думать. Жить в Турции дорого, так что ему как единственному кормильцу не удалось бы покрывать даже самые базовые потребности семьи.

Шади, 24 года, полевой репортёр из Гуты, говорит, что он должен остаться в Сирии, чтобы служить своему делу и распространять истории о трудностях и маленьких достижениях его народа. Он хочет, чтобы мир знал, что люди продолжают жить — даже если их с корнями оторвать от родной земли.

После прибытия на север Сирии некоторые семьи решают остаться на территории страны и жить в одном из северных городов.

Назир, 26 лет, женат и отец одной дочери, всего через две недели после прибытия возобновил сотрудничество с «Хранителями детства», организацией гражданского общества, на которую он работал в родной Думе. Он хотел остаться в Сирии, чтобы помочь перемещённым детям без доступа к образованию, надеясь, что сможет спасти их от невежества и разрушения.

Нивин, 38 лет, мать двоих и активистка, тоже отказывается уезжать:

If we all leave Syria who will help the women and children left behind?

Если мы все уедем из Сирии, кто поможет женщинам и детям, оставшимся позади?

Нивин не хочет искать убежища в Турции, потому что не хочет, чтобы её назвали беженкой. Она верит, что её миссия в Сирии ещё не завершена, и пока оставаться возможно, она останется на сирийской земле, как она сделала семь лет назад, в начале конфликта. Она не хочет, чтобы её вынудили уехать и терять годы жизни за пределами Сирии.

Для других решение остаться в Сирии основано на страхе неизвестного.

Нуха, 24 года, говорит, что ей очень сложно было бы жить в Турции, где никто не понимает её без жестов и приложений для перевода. Она говорит, что лучше останется в Сирии, потому что так у неё будет больше шансов вернуться домой.

Ум Абдул Рахман, 49 лет, мать семерых детей, которую убедили остаться собственные дети, потому что они не хотели терять своё достоинство, живя как беженцы в другой стране.

Махмуд, 34 года, женатый отец четверых детей, приложил все усилия к тому, чтобы его дети снова пошли в школу. Он хочет, чтобы они получили образование, так как оно гарантирует хорошее будущее. Хочет использовать и собственную квалификацию, ведь он получил степень бакалавра в гражданском строительстве, однако для этого нужно уехать в Турцию. Он не смог заглушить голос совести и оставить позади своих соотечественников, поэтому решил остаться в Сирии, а в Турцию отправиться только тогда, когда будет потеряна вся надежда.

Люди, выселенные из Гуты, часто собираются, чтобы обсудить выбор, который перед ними стоит. Они просят совета у друзей и семьи, потому что не хотят, чтобы их дети росли вдали от дома; но они также не хотят, чтобы их потомство росло в месте, разрушенном войной. Люди хотят забыть боль и страдания и начать сначала, но в то же время не желают бросать свою страну, пережив семь лет ада.

Поиски убежища за границей

Для многих поиски убежища в Турции или странах ЕС — единственный возможный вариант, когда они больше не могут выносить жизнь в зоне военных действий. Они хотят спастись от отнимающих все силы осад и жить нормальной жизнью.

Моаяд, 24 года, хочет снова услышать чириканье птиц; он хочет слышать музыку и соседский шум. Он говорит, что не вынесет ещё один взрыв бомбы — или звук ещё одного выстрела.

Рахаф, 21 год, хочет сбежать от бомб, страха и бесполезного ожидания мирных конференций, которые ни к чему не ведут. Она хочет сбежать от вояк, торгующих жизнями людей. Она говорит, что не может вынести мысль о том, чтобы снова оказаться в осаде, теперь, когда ей удалось уехать из Гуты.

Мояд боится оставаться на севере, потому что не уверен, что ждёт Идлиб — его будущее может быть хуже, чем сценарий Восточной Гуты. Он хочет уехать в Турцию и жить со своим братом, работая на швейной фабрике, пока не выучит турецкий и не сможет вернуться к учёбе.

Остаться в Сирии не вариант и для Имада, 22 года.

Он не хочет жить в месте, над которым всегда висит угроза или бомбардировок со стороны России или Ирана, или несправедливого правления различных фракций. Имад также понимает, что не может на севере завершить образование из-за нестабильности, и осознаёт, что полученная квалификация не признаётся за пределами северной Сирии. Для него, Турция — лучший вариант.

Жители Восточной Гуты смотрят на своё смутное будущее в страхе, пока в их головах проносятся тысячи вопросов. И всё же, многим не удаётся найти ни одного полезного ответа, ведь у них нет возможности вернуться домой в Восточную Гуту — во всяком случае, пока.