Эта статья Энн Бэйб для GlobalPost была изначально опубликована на PRI.org 20 февраля 2018 года. Она публикуется здесь в рамках партнёрства между PRI и Global Voices.
Ха Юна всегда верила в феминизм, но никогда не хотела называть себя «феминисткой». В Южной Корее это слово обладает негативной коннотацией, и Ха, тридцатилетняя переводчица книжек, беспокоилась, что её осудят и она станет изгоем.
Ха преодолела свой страх в прошлом году, когда посетила феминистское пространство в Сеуле. В кафе Doing, среди более чем 1000 томов феминистской литературы и многих посетителей, готовых их обсудить, она впервые почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы поговорить о феминизме.
«До того, как я пришла сюда, у меня была низкая самооценка. Я не была уверена в себе, — недавно сказала Ха, сидя за столом с книжкой и чаем с лимоном. — Кафе Doing дало мне сил и позволило мне признать, что я феминистка».
Спрятанное за станцией Чхондам на улицах самого шикарного района столицы Каннамгу (попавшего в поп-хит Psy 2012 года «Gangnam Style») кафе Doing можно было бы не заметить, если бы не яркое жёлтое оформление. Если приглядеться, то станет ясно, что это место — больше, чем простое кафе — вывеска на двери объявляет, что это «культурный дом для феминизма».
В Южной Корее, где патриархальные и женоненавистнические идеи всё ещё глубоко укоренены в мейнстримной культуре, кафе Doing — довольно необычное, если не бунтарское, заведение. Это первое в своём роде феминистское кафе в Южной Корее, по словам владелицы Ким Рёиль, которая добавляет, что со времени открытия в марте 2017 года оно привлекло более 10 тысяч посетителей, в основном женщин 20-40 лет, со всей страны. Оно также вдохновило ряд других местных феминистских пространств.
Цель Doing с его многими ресурсами и событиями — включая феминистскую библиотеку, художественные выставки, приглашённых лекторов, товары с символикой магазина, общественные собрания и персональные консультации (которые проводятся Ким, обладающей степенью в феминистской теологии) — состоит в поддержке молодых женщин, как Ха, в их борьбе за утверждение своего права на равенство.
«Это кафе существует ради культурного, общественного движения», — говорит Ким, также использующая английское имя Лиз. Большинство узнаёт о Doing из социальных сетей.
Пятидесятилетняя Ким надеется, что современное движение изменит больше, чем первая феминистская волна 1990-х — и вызовет меньше отторжения. «Наш мир не стал лучше, — говорит она, качая головой. — Те женщины, которым сейчас 20-40 лет… не живут в обществе лучшем чем то, в котором жила я».
Действительно, несмотря на мировую репутацию Южной Кореи как страны новейших технологий и процветающей поп-культуры, она сильно отстаёт в том, что касается гендерного равенства. В этом отношении у неё одни их худших показателей в мире: Всемирный экономический форум ставит её на 118 место из 144 стран [анг], а среди стран ОЭСР она занимает последнее место по равенству доходов [анг].
Социальные аналитики говорят, что неравенство в Южной Корее отчасти вызвано конфуцианской культурой, которая закрепляет строгие социальные роли и гендерные нормы. Для Ха это неравенство чувствуется внутри собственной семьи, где, говорит она, родители относятся к её младшему брату как к «принцу», критикуя её феминистские взгляды как «побег из реальности» и «самообман».
«Я думала о себе как о странной, потому что моя семья очень консервативная и очень конфуцианская, — говорит Ха. — Мне было одиноко». Как и родители Ха, её младшие брат и сестра также считали феминизм «опасной» формой «женского шовинизма» и говорили ей, что не понимают её интереса к нему.
Такая реакция для Южной Кореи не является чем-то необычным. «Идеи феминизма для многих людей здесь до сих пор кажутся чужими, — говорит Хелен Но, профессор социального обеспечения в университете Сунсиль. — Феминистские вопросы могут принести серьёзное чувство дискомфорта».
Причина в том, что феминизм всё ещё является запретной темой и многими неверно понимается как ненависть к мужчинам или превосходство женщин. «Когда люди слышат слово „феминизм“, у них возникает очень радикальный образ, — говорит Но. — Они не знают реального значения».
Даже Ха не совсем была уверена в значении термина, несмотря на то, что, сама того не зная, была согласна с его ценностями. Поэтому она присоединилась к Doing в поисках лучшего понимания — в основном для себя, но и для того, чтобы в конце концов понимание пришло и к людям вокруг неё.
«У меня были очень размытые представления о феминизме. Я хотела объяснить феминизм, но не могла, потому что у меня не было конкретных мыслей. — говорит она. — Теперь я делюсь своими взглядами с младшим братом, и он хочет знать о феминизме и гендерном равенстве».
Пятнадцать лет назад, когда Ким была в разводе и сама растила двух детей, она мечтала о создании феминистского пространства, но не могла и представить, что однажды оно воплотиться в реальность. В то время ей едва удавалось сводить концы с концами.
Всё изменилось в мае 2016 года. Тогда, одной ночью в туалетной комнате в Каннамгу, мужчина заколол молодую женщину [анг]; он прождал более 50 минут, пока туалетом воспользовались шесть разных мужчин, и затем напал на первую вошедшую женщину. Мужчина позже признался: «Я сделал это, потому что женщины всегда меня игнорировали». Хотя обвинений в преступлении на почве ненависти предъявлено не было, и убийство было связано с психическим расстройством, оно потрясло страну и вызвало диалог об углубившемся в ней женоненавистничестве.
Именно это происшествие заставило Ким начать работу над открытием Doing.
Doing заполнило зиявшую пустоту. «В Корее мало мест, где обсуждаются такие вопросы, — говорит Ха. — Оно помогает людям, интересующимся феминизмом, но боящимся назвать себя феминистами. Оно сводит их вместе и помогает делиться своими идеями». Ха верит, что, служа стартовой точкой для распространения знаний и образования, Doing может распространить феминистские идеи в корейском обществе.
Но не все клиенты понимают миссию Doing. «Прохожие не знают, в чём смысл кафе», — говорит Ким, которая иногда сталкивалась с людьми, которые зашли случайно и в итоге вели антифеминистские разговоры, заявляя о своей гомофобии или хвастаясь тем, как дёшево заплатили за секс.
Кроме того, первый год был так сложен для Ким с финансовой стороны, что она часто думает о закрытии магазина, но благодарность со слезами на глазах, которую она получает от клиентов, помогает ей идти вперёд. «В конце концов, может быть, мы действительно можем сделать мир лучше, — говорит она. — Это моя мечта».
Другой клиент, Кейси Ким (17 лет), с небинарной идентификацией (не полностью мужская и не полностью женская гендерная идентичность), говорит, что впервые услышал_а о пространстве, живя в Канвондо, дальневосточной провинции, где сейчас проводятся зимние Олимпийские игры в Пхеньяне. Но это не остановило Кейси Ким от регулярных путешествий в кафе, которое казалось домом.
Оживлённым февральским вечером Кейси Ким, Ха и около 50 других сторонников кафе Doing собрались, чтобы отпраздновать его первый день рождения. В марте Doing исполняется ровно один год. Атмосфера бурлила, с приглушённым светом и диско-шаром, бросавшим яркие отблески на стены в картинах и книжных шкафах. Пришедшие смешивались, ели кимбап и пили вино, а фоном шёл аккуратно составленный плейлист песен о женской силе, свободе и возможностях; ведущим выступала владелица кафе Ким Рёиль.
Она сияла, смотря на посетителей. Толпа хлопала и радовалась.
«Doing помогло мне найти свой голос, — говорит Ха. — При моей жизни мы не сможем полностью избавиться от женоненавистничества… но мой долг — сказать „Это неправильно“ и объяснить, почему».
Репортаж Энн Бэйб из Сеула, Южная Корея.