Примечание: 20 февраля, в тот же день, когда был опубликован оригинал этой статьи, Саягуль Нурболат сообщила Global Voices, что 19 февраля её отец вернулся в Казахстан. Она говорила с ним по видеосвязи 20 февраля.

Мучительное место для проведения утра представляет собой алматинский офис Ata Jurt, группы в Казахстане, которая поддерживает жертв ставшей полицейским государством китайской провинции Синьцзян (Синьцзян-Уйгурского автономного района — СУАР).

Стены главной комнаты покрыты фотографиями пропавших людей. Именно здесь неофициальная группа проводит пресс-конференции, освещая новые случаи исчезновения людей или их длительного задержания в Синьцзяне, ставшем домом для печально известных «лагерей перевоспитания» китайского правительства.

В такие дни как этот тесные коридоры офиса становятся неуправляемыми из-за большого количества петиционеров, которые обмениваются историями о сокрушительных потерях и угасании надежды.

Все эти люди, одни из которых — граждане Казахстана, другие — стремящиеся получить гражданство китайцы казахского происхождения, взяли на себя обязательство «заявить во всеуслышание» об исчезновениях своих родственников.

Для них журналист — это ходячий мегафон, шанс оказать давление на Китай, чтобы государство освободило их близких от политического «перевоспитания», домашнего ареста, принудительного труда или просто от беспаспортного статуса [анг], в котором сейчас находится так много меньшинств в Синьцзяне.

Они знают, что такой подход ничего не гарантирует и может даже усугубить страдания их исчезнувших родственников. Но они также знают, что горстка семей, которые проводили публичные кампании за своих близких, нашли свет в конце тоннеля. Их родственники были освобождены, и китайские власти разрешили им воссоединиться со своими семьями в Казахстане. Единственная стратегия, которая обязательно потерпит неудачу — это молчание.

Что случилось с Нурболатом Шалайитом?

Во время моего последнего визита в офис Ata Jurt я познакомился с женой Нурболата Шалайита, человека, пропавшего без вести в Синьцзяне почти год назад. Она была среди женщин, которые надеялись, что проводимая в тот день резонансная пресс-конференция предоставит им платформу, чтобы они рассказали о своих горестях журналистам, жаждущим убедительной истории.

Нурболат и его жена Кулпаш Кадырбек — этнические казахи, родившиеся в Синьцзяне. Пара жила там вместе до 2014 года, когда Кулпаш переехала в Казахстан со своей старшей дочерью Саягуль. Они поселились в Алматы, крупнейшем городе Казахстана, где у них были родственники.

Главным образом, чтобы ухаживать за своей пожилой матерью, Нурболат Шалайит [анг] остался вместе со своей младшей дочерью Сандугаш Нурболат. Именно она на приведённом выше видео даёт видеопоказания о его исчезновении. В декабре 2016 года, через несколько месяцев после смерти его матери, они переехали в Казахстан и снова стали жить вместе одной семьёй.

В феврале 2017 года Нурболат вернулся из своего нового дома в Казахстане обратно в Синьцзян, чтобы завершить продажу бывшего семейного жилья.

Пятью месяцами ранее Чэнь Цюаньго стал самым влиятельным должностным лицом Коммунистической партии Синьцзяна на посту и породил по всему региону цепь так называемых «лагерей перевоспитания».

Погружаясь в отчаяние

Нурболат Шалайит выбрал неудачное время для своей поездки в Синьцзян, целью которой было завершить свои дела.

В течение того года политическое «перевоспитание» меньшинств стало полноценным институтом. Лишь в конце 2017 года сообщения в западной прессе [анг] начали передавать весь масштаб страданий в регионе.

В августе 2018 года группа экспертов Организации Объединенных Наций подсчитала, что миллион людей, большинство из которых представляют собой мусульманские меньшинства — в основном уйгуры, но также казахи, кыргызы и хуэй — были помещены в лагеря для интернированных в Синьцзяне.

Среди них находится Нурболат Шалайит? Его семья не знает.

Его последний контакт с ними был в марте 2018 года, когда Нурболат сказал своей жене «заботиться о детях». С тех пор он был недоступен.

Эмоциональное и финансовое влияние его отсутствия стало разрушительным.

Не имея финансовой возможности для постоянного проживания в Алматы, Кулпаш Кадырбек нашла приют у родственников. Саягуль учится в англоязычном университете в Польше, но эта возможность с каждым днем испаряется вместе с доходами от продажи семейного дома в Синьцзяне.

Я пишу этот пост благодаря тому, что Саягуль владеет английским языком. Большинство казахов, живущих в Казахстане, говорят по-русски, как и я. Многие в Алматы предпочитают выражаться на этом языке, который остался с советских времён как пережиток русификации.

Но для оралманов («вернувшихся» казахов) из Китая, которые населяют офис Ata Jurt, родным языком является казахский, часто они также говорят на китайском и уйгурскомм языках. Когда прибывают BBC и CNN, хорошие переводчики диктуют цену.

В тот день на пресс-конференции среди выступавших была женщина, освобождённая из Китая после более чем полутора лет перевоспитания, а также бывший полицейский, бежавший из Китая, очевидно, со значительными знаниями о положении с надзором в Синьцзяне.

Рассказы каждого из них оказались достаточно драматичными, чтобы возбудить интерес иностранных СМИ, которые искали новые способы освещения углубляющегося кризиса в отрезанном Синьцзяне.

С другой стороны, историю Нурболата Шалайит [анг] можно повторять сколько угодно раз, каждый раз с незначительными изменениями в деталях.

Пока другие петиционеры требовали, чтобы их показания были выслушаны до начала главного события, Кулпаш Кадырбек сунула мне телефон. На линии была её дочь Саягуль, которая разговаривала по видеосвязи на языке, которого я не мог понять.

Так что это история их семьи. Есть тысячи других, очень похожих на эту.