В один прекрасный день родилась девочка. Но жить она начала лишь тогда, когда выросла.
Люсия всю жизнь кричала изнутри, просилась на свет. Люсия заставила меня увидеть себя. Так что я вышла на свет в 2018 году, уже после того, как стала матерью и проработала учителем более десятка лет.
Ничто не сравнится с тем чувством, когда смотришь в зеркало и узнаёшь себя. Видишь не кого-то другого, а саму себя. Смотришь на себя и можешь уверенно заявить: «Это я». Осознаёшь, кто ты по своей природе, и повторяешь про себя снова и снова, потому что душе спокойно жить самой собой. Я верю, что это и есть счастье: возможность жить в мире с тем человеком, которым ты являешься, а не тем, который был тебе предписан другими. Счастье — это когда ты засыпаешь и просыпаешься самой собой, Люсией.
Но когда я стала жить самой собой, женщиной, я в первый раз осознала опасность выхода из собственного дома. С тех пор ни дня не проходит без насмешек или издевательств со стороны посторонних людей и без звучания голоса в голове: «Беги, спасайся». Ты вынуждена переехать, потому что больше не можешь жить в тех местах, где была раньше. Даже на работе атмосфера становится опасной.
Учителя и родители школьников видят меня как человека, который плохо влияет на их детей. «Гомосексуальную ошибку природы», мозги, промытые «гендерной идеологией», извращенца, от которого лучше избавиться. Бывшие друзья-учителя говорят, что лучше их дети вырастут грабителями или наркоманами, чем чем-то похожим на меня. И не только они так говорят. Такое можно услышать в разговорах незнакомцев, «хороших людей», которые считают своей необходимостью меня осудить, если я прохожу мимо.
Не знаю, когда я вдруг перестала быть человеком, млекопитающим, животным; когда я превратилась во что-то менее значимое, чем бактерия, более опасное, чем вирус. Ты слышишь, что про тебя говорят. Как я якобы «беру в задницу», насколько я развращена, как я наверняка зарабатываю миллионы ртом, пригодным только для минета. Удивительно замечать, насколько мужчины помешаны на сексе и обсуждении чего угодно фаллоподобного, когда проходишь мимо автосервисов, полицейских участков или уличных торговцев.
Я стараюсь адаптироваться, выживать и, если возможно, умереть от старости. И я становлюсь сильнее и сильнее. Это не значит, что меня это больше не задевает, но я всегда стремлюсь перевернуть страницу, начать следующую главу и, если возможно, написать сценарий моей собственной жизни до самого конца.
Этого добиться очень сложно, когда живёшь в стране, где женщины считаются военными трофеями. В любое время есть вероятность, что тебя изнасилуют в полицейском участке [исп] или убьют на блокпосту армии [исп].
Мало того, что ко мне обращаются по имени и гендеру, которые ко мне не относятся. Учителя и родители школьников так же отпускают комментарии о том, что заберут сыновей из школы из-за страха, что с моего примера они станут геями. Учитель искусства говорит, что я выгляжу, как шотландец в юбке. Физрук, тот самый, который убежден, что я превратила его сына в гея, кричит на меня в присутствии учеников снова и снова, останавливает меня в коридорах, притворяясь, что собирается меня ударить; а когда я подаю жалобы в администрацию школы, называет меня «пидором». Ответ администрации всегда один и тот же: они ничего не могут поделать.
Когда я живу женщиной, самой собой, большинство людей считает, что у них есть право на определённое мнение и на принятие решений касательно моей жизни. Всем есть что сказать: коллегам, тем редким родственникам, которые меня не игнорируют, даже священнику из Коста-Рики, зашедшему на мою страничку посмеяться над фотографиями. Начальство и те коллеги, которые всё ещё со мной разговаривают, просят дать им время и игнорировать агрессию в мой адрес, и вербальную, и физическую; ведь я сама это на себя навлекла тем, что «такая». Я ничто более, чем платье, вещь, проблема.
Месяцы переходят в года и я вижу, что проблема не только в неведении, которое ушло бы со временем. Насилие продолжается и даже ухудшается. Корень проблемы намного глубже; он лежит в уважении.
Из-за недостатка уважения в патриархальных обществах усвоилась идея, что жизни определённых людей недостойны того, чтобы их прожить. Хуже того, эта идея проникла и в наши семьи.
Кем-то решено, что жизни мужчин ценны более, чем жизни женщин. Что если тебя привлекают люди одного с тобой пола, тебе нужно сменить место жительства. Что если ты решишься выйти в свет в женской одежде, тебе лучше убираться восвояси. На заметку моим подругам: по этой шкале я самая что ни на есть худшая. Другими словами, согласно стандартам моего родного общества, мне давным-давно уже пора было умереть.
Но мы — тоже люди, разумные существа, у нас есть чувства. Мы такие же, как и вы. Мы — женщины, так же как ваши дочки и матери. Мы тоже матери, дочери, замужние и незамужние, и мы можем жить так, как мы сами считаем нужным, никому не причиняя вреда, и создавать семьи так же, как может любая другая женщина.
Перестаньте нас так ненавидеть. Дайте нам возможность жить более 25 лет. Дайте нам возможность выбирать профессии кроме проституции или стилиста — не потому, что это плохие профессии, а потому, что у нас тоже должна быть свобода выбора.
Мы выбираем жизнь. Мы — женщины; не потому, что так написано в свидетельстве о рождении, выданном докторами, а потому, что мы делаем выбор жить женщинами, несмотря на то, что это приносит ненависть и смерть.
Наша женственность — настоящая, осознанная, а не навязанная, поскольку она не зависит от определённых гениталий. Как и другие люди, мы рождены с пенисами, вагинами, чем-то между или половыми органами на разных степенях развития, но мы рождены женщинами. Нам приходится сражаться за нашу женственность, и иногда ценой нашей жизни, в отличие от большинства людей, которые чувствуют себя в своем гендере при том поле, который им назначен с рождения [рус]. И причина лишь в том, что у нас под юбками или брюками скрываются отличные от других гениталии.
Девушка, женщина, мать и учитель, которая пишет вам, надеется продолжать расти посреди отрицания и ненависти. Согласно всем описанным здесь причинам, она смело заявляет, что нет никого отважнее, чем трансженщина, которая не боится умереть, чтобы жить по-настоящему.
Перевод: Misha Hickey