Изображение: Амея Нагараян для Global Voices с помощью Canva Pro

«Where Are You REALLY From?» [анг] («Откуда вы на самом деле?») — новая серия подкастов Global Voices. Идея родилась на панельной дискуссии во время саммита Global Voices в декабре 2024 года в Непале, где члены сообщества обсуждали, как им приходится сталкиваться с чужими ожиданиями и непониманием, когда речь заходит о разнообразных и сложных историях происхождения. В каждом эпизоде ​​мы предлагаем нашим гостям поразмышлять о том, что лежит в основе вопроса «Откуда вы на самом деле?», и о том, как они на него отвечают.

Подкаст ведёт Акве Амосу — сопредседатель совета директоров Global Voices, сменившая журналистскую карьеру на работу правозащитницы. Акве также коуч и поэт.

Ниже опубликована отредактированная стенограмма этого эпизода.

Акве Амосу (АА): Здравствуйте и добро пожаловать на «Откуда вы на самом деле?», подкаст об идентичностях. Сегодня мы беседуем с Дарьей Дергачёвой [анг]. Здравствуйте, Дарья.

Daria Dergacheva (DD): Thanks for having me.

Дарья Дергачёва (ДД): Спасибо, что пригласили.

АА: Так почему люди задают вам этот вопрос, Дарья?

DD: Well, I guess that's because I often ask this question myself now, too. I was born in the Soviet Union, and the Russian authorities insist that in my passport it says that it's the Soviet Union. I had to change my passport recently because it said “Russia,” and it was obviously a mistake. So now I'm basically formally from the Soviet Union, which doesn't exist anymore.

Then I was living in many countries throughout my life, studying, [and] traveling. I lived in the UK for a year. I received the Chevening Scholarship there. I lived in Warsaw, also for studies. I lived in Thailand for a while. And since 2017, I don't live in Russia anymore. And since 2022, I don't travel there.

So, I live in Spain. I received my PhD here with my family and with my kids. My kids speak four languages. My youngest one only speaks to me in English, somehow. I don't know why. This is her language of communication with me, although we do speak Russian at home. But they also speak Catalan, Spanish, English, and Russian.

We lived in Germany for a while, and I still live and work in Germany. I work at the University of Bremen, and when I go to conferences, which are never connected to anything Russian, because I work in a platform governance lab, it's mostly European Union issues. What I say when people ask, “Where are you from?” I think this question is very difficult. Like, where are you from now? Where are you from? Where were you born? What country do you associate yourself with? Sometimes I feel I don't have [a place] where I'm from. I have multiple [places] where I'm from, but it gets a bit difficult to explain.

ДД: Думаю, это потому, что я тоже часто задаю себе этот вопрос. Я родилась в Советском Союзе, и российские власти настаивают, чтобы в моём паспорте был указан Советский Союз. Недавно мне пришлось поменять паспорт, потому что там было написано «Россия», и это, очевидно, было ошибкой. Так что теперь я формально из Советского Союза, которого больше нет.

Всю жизнь я жила в разных странах, училась и путешествовала. Провела год в Великобритании и получила там стипендию Чивнинг. Когда училась — ещё жила в Варшаве. Некоторое время оставалась в Таиланде. С 2017 года больше не живу в России, а с 2022 года туда и не путешествую.

Итак, я живу в Испании с семьёй и детьми. Получила здесь докторскую степень. Мои дети говорят на четырёх языках. Моя младшая почему-то общается со мной только по-английски. Не знаю, почему. Так она говорит со мной, хотя дома мы общаемся по-русски. Но вообще дети говорят на каталонском, испанском, английском и русском.

Часть времени мы жили в Германии, и я до сих пор живу и работаю там. Я занята в Бременском университете, и когда посещаю конференции, — они не связаны ни с чем русским, потому что я работаю в Лаборатории исследований платформенного управления, медиа и технологий [анг] и занимаюсь вопросами Евросоюза. Что я отвечаю, когда люди спрашивают: «Откуда вы?»… Это сложный вопрос. Например, откуда вы сейчас? Откуда вы? Где вы родились? С какой страной вы себя ассоциируете? Иногда мне кажется, что вообще нет [места], откуда я родом. Есть несколько [мест], откуда я, но это немного сложно объяснить.

АА: Так что вы обычно отвечаете, когда вас об этом спрашивают? Меняется ли ответ или есть стандартная заготовка?

DD: I totally don't have a standard answer, especially after the full invasion of Ukraine started in 2022. I was obviously very anti-war, but for a while, it was just impossible to say you were from Russia. I was really scared. I was scared, and I was ashamed, and I didn't want to do it. So, for a while, I was saying, “I'm from the University of Bremen” when asked about work. Then, after about a year, I could manage to say I'm from Russia with a lot of explanations following immediately, you know? So it's not like one sentence; you have to say, “I am for Ukraine. I am anti-war.”

It's difficult, but now it's even more difficult because I don't plan to go back, or at least if I can stay, I don't plan to go back, because I don't see things going, unfortunately, in any good direction there at all.

But my parents are there. I can't visit them at the moment. I don't know if I'll be able to see them before they basically die because they are older. I know some of my friends from, for example, Belarus had to watch their father's funeral via Zoom.

This is, I mean, we are all living in a totally different reality, and [having] very heartbreaking experiences. I know Ukrainians have suffered much more, much more, than Russians. We cannot even complain or compare. But this is my situation now, me, as a human being, you know, it doesn't matter — Russian or not.

ДД: У меня совершенно точно нет стандартного ответа, особенно после того, как в 2022 году началось полномасштабное вторжение в Украину. Очевидно, что я настроена радикально антивоенно, но даже в этом случае какое-то время было просто невозможно отвечать, что ты из России. Было очень страшно. Страх, стыд… мне не хотелось отвечать. Поэтому какое-то время — если мне задавали вопрос о работе — я говорила «из Бременского университета». Примерно год спустя я уже могла отвечать, что из России, но это всегда требовало объяснений, понимаете? Нельзя обойтись одной фразой, нужно добавить: «Я за Украину. Я против войны».

Это сложно, но теперь ещё сложнее, потому что я не планирую возвращаться. По крайней мере, если смогу остаться. Потому что, к сожалению, не вижу перспектив и возможности позитивных сдвигов.

Но мои родители там. Сейчас я не могу их навестить. Не знаю, увижу ли их до того, как они умрут, ведь никто не молодеет. Некоторым моим друзьям, например, из Беларуси пришлось смотреть похороны своего отца через Zoom.

Понимаете, мы все живём теперь в совершенно иной реальности и [обретаем] душераздирающий опыт. Конечно, украинцы страдают гораздо, гораздо больше, чем русские. Мы даже не можем жаловаться или сравнивать. Но сейчас это моя ситуация, как человека, и неважно, русская я или нет.

АА: Очень понимаю, как сложно ответить так, чтобы мир это принял. Но когда вы думаете о себе, о собственной внутренней идентичности, — есть ли в вас что-то глубоко русское? Например, вы говорите по-русски дома. Это идентичность, даже если она не работает вовне?

DD: I mean, of course. Of course, it is an identity. I have a Soviet identity as well. I don't know if I'm happy about it because there's so much violence, you know, school-level violence, hospital-level violence, family violence. Because the society is like that, the Russian society is still like that. So, you know, the kids grow up in this environment.

But, since the invasion started, I decided I don't want my kids to have a Russian identity. I cannot get rid of mine, and I read too much. I want to know what's going on in the country. I didn't insist on them reading in Russian. So my elder girl, she reads in Russian and writes in Russian. She doesn't like to, but she can. But the younger one, she doesn't really write in Russian. I mean, for other languages, yes. But Russian, no. She didn't want to, and I didn't want to push because I felt I didn't want them to be Russian. I didn't want them to have this identity. I wanted them to be free from that, you know, from that kind of curse, actually. And they can't see their grandma and grandpa, so there's no real communication of passing things down, you know, the values, the fairytales, anything. It didn't work for us online. It did for a while, but then it gets boring, and then you don't get to see them. So for me, it's not such a problem. It's fine for me if they feel themselves Spanish. I don't know. They can, if they want, if society accepts them. And society here seems to be pretty flexible. I like that.

DD: Разумеется, это идентичность. У меня самой советская идентичность. Хотя не могу сказать, что это меня радует: в ней слишком много насилия — на уровне школ, больниц, семей. Потому что российское общество остаётся жестоким, и дети растут именно в такой среде.

После начала войны я поняла, что не хочу, чтобы у моих детей была российская идентичность. От своей я избавиться не могу — слишком много читаю, мне важно понимать, что происходит в стране. Но я сознательно не принуждала детей читать по-русски. Старшая дочь умеет читать и писать, хотя ей это не нравится. А младшая — практически не пишет на русском. На других языках — да, но русский она отвергла, а я не стала настаивать. Я и сама не хотела, чтобы они ощущали себя русскими. Не хотела, чтобы они несли в себе эту идентичность. Хотела, чтобы они были от неё свободны. От этого, как мне кажется, проклятия.

Они не могут встречаться с бабушкой и дедушкой, и между поколениями нет настоящего обмена — ни культурой, ни историями, ни сказками. Мы пробовали онлайн, и какое-то время это работало, но быстро наскучило. Без живого общения всё сходит на нет.

Для меня это не проблема. Если они чувствуют себя испанками — хорошо. Главное, чтобы общество их приняло. А здесь оно, похоже, достаточно открытое, и это мне очень импонирует.

АА: Вы чувствуете давление, когда другие люди хотят, чтобы вы определились? Или горькое чувство, когда просят дать удовлетворительный ответ, или просто всё слишком сложно объяснить?

DD: Resentful? No, but I don't like this question because it usually entails explanations. Just to give you an example, [I was] with a friend from Argentina recently. We were visiting the Netherlands, and we were asked, “Where are you from?” It was a boat full of Americans, just for the context. And he said, “Well, I'm from Argentina, but we both live in Barcelona.” And I wanted to say I'm from Barcelona, but technically, it's not really true. So I was like, “I'm from Russia.” And it just sounded so… But I had to explain more, but I didn't want to. I mean, I didn't really know these people.

But, the situation is like that right now. I'm not complaining. It's not something to complain about. It's just that I feel I don't want to answer this question, I think.

ДД: Горечь? Нет, но мне не нравится этот вопрос, потому что он обычно тянет за собой объяснения. Просто приведу пример: недавно я была с другом — он из Аргентины — в Нидерландах, и нас спросили: «Откуда вы?». Чтобы был понятен контекст — это произошло в  лодке, полной американцев. Друг ответил: «Ну, я из Аргентины, но мы живём в Барселоне». И я хотела сказать, что из Барселоны, хотя технически это не совсем так. Поэтому ответила: «Я из России». Но это просто звучало так… Мне нужно было объяснить больше, но я не хотела, ведь я совсем не знала окружающих.

Сейчас ситуация именно такая. Я не жалуюсь. Это не то, на что стоит жаловаться. Я просто чувствую, что не хочу отвечать на этот вопрос.

АА: Если бы вы могли сами выбрать вопрос от людей, которые пытаются узнать о вас больше, то каким бы был этот вопрос?

DD: Well, I think that maybe rather than where you're from, there can be several questions. “Where were you born?” is one, and then “Where do you work?” or live is totally another, at least for me. You know, what do you feel you are also? Like, I once told my professor I didn't feel European. It was four years ago. And he was really, it was strange for him, because for all his life he's German. But it was weird for him because his whole life he felt European.

I had been in Europe for seven years at that time already, but I didn't feel European. I don't even have citizenship. I don't even have long-term residence because it's so hard now. And I don't have any rights that people here — I have many rights, but I actually can be kicked out of the country under basically any pretense.

Right now, my younger daughter still doesn't have her residence, because — I don't know why. They refused to give her a residence card, although, like, she should be with me, she's 10, and the lawyers had to appeal, and appeals last six months at least, and we still don't know. So this is so ridiculous. And this is my life since 2017.

Again, I'm not complaining; they have been really good to me. Europe has been really good to me, and I know I'm an expert in many topics like tech policies here, media, and social media. And I'm very grateful to the universities that I work in for that. And I could have been really, really helpful for, for example, the European Commission. But I can't work there because I'm not a citizen. And for every job, for each residence, I have to have a contract. So I can't even just look for work, you know, except for in academia. In academia, it's just a bit easier. So it feels temporary. Everything feels temporary.

ДД: Думаю, вместо одного вопроса были бы уместными сразу несколько. «Где вы родились?» — это один, а «Где вы работаете?» или живёте — это совсем другой, по крайней мере, для меня. Кем вы себя чувствуете? Например, я однажды сказала своему профессору, что не чувствую себя европейкой. Это было четыре года назад. И для него это было очень странно, потому что он — немец. Всегда, всю жизнь. И всегда чувствовал себя европейцем.

Я жила в Европе уже семь лет, но не чувствовала себя европейкой. У меня нет гражданства. Нет даже вида на жительство, потому что сейчас это сложно. И нет никаких прав, которые есть у местных. Точнее у меня много прав, но меня на самом деле могут выгнать из страны практически под любым предлогом.

Сейчас у моей младшей дочери всё ещё нет вида на жительство. Не спрашивайте, почему, я не знаю. Ей отказали в выдаче документа, хотя она должна была быть при мне, ей всего 10 лет. Адвокатам пришлось подавать апелляцию, а апелляции тянутся как минимум шесть месяцев, и мы до сих пор не знаем, каким будет результат. Так что это смешно. И это моя жизнь с 2017 года.

Опять же, я не жалуюсь, ко мне были очень добры. Европа добра ко мне, и я — эксперт во многих местных темах, включая технологическую политику, СМИ, социальные сети. Я очень благодарна за это университетам, в которых я работаю. И могла бы быть очень, очень полезной, например, для Европейской комиссии. Но я не могу там работать, потому что я не гражданин. И для каждой работы, для каждого места жительства мне нужен контракт. Так что я даже не могу просто искать работу, за исключением академической сферы, где ситуация несколько проще. Поэтому это кажется временным. Всё кажется временным.

АА: То есть, всё в некотором роде кажется временным. Нет привязки ни к какому государству, кроме того, с которым себя не идентифицируешь.

DD: Yes. It doesn't feel temporary. It feels precarious. It feels like any minute I would have to move for a job or for residence, or for other things. Any minute. Next month. And it is difficult. And there is no place I can go back to. I cannot go back to my parents because I might be arrested, actually, because I work also as an editor for Global Voices, working with Russia, Belarus, and Moldova, sometimes Ukraine. And obviously, the articles, many of them are anti-war and anti-Putin, anti-dictatorship, because these are my beliefs as well, and the publication's. But we know what happens to journalists in Russia…

ДД: Да. Это не кажется временным. Это кажется нестабильным. Чувство, что в любую минуту тебе придётся переехать из-за работы или места жительства, или по другим причинам. В любую минуту. Или в следующем месяце. И это сложно. Нет места, куда я могу вернуться. Даже к родителям, потому что меня могут арестовать из-за работы редактором в Global Voices с Россией, Беларусью и Молдовой, иногда с Украиной. Много статей — антивоенных, антипутинских, антидиктаторских, потому что это убеждения мои и Global Voices. Но мы знаем, что происходит с журналистами в России…

АА: Что ж, Дарья, я желаю вам безопасности и настоящего дома. Большое спасибо.

DD: Thank you so much. That's a very nice wish. Thank you.

ДД: Большое спасибо. Это очень приятное пожелание. Спасибо.

Podcast: Play in new window | Download