Как сфабрикованное НКВД дело едва не стёрло с лица земли саамов
Саамская семья в Норвегии. Фотография: Титопулло, Wikipedia. CC BY-SA 3.0
Эта статья Алисы Селезнёвой была опубликована журналом «Холод» 19 февраля 2025 года. Отредактированная версия материала предлагается на Global Voices с разрешения журнала «Холод».
«Попытка свержения государственного строя» уже почти 100 лет остаётся популярным способом российских силовиков обосновать репрессии против неугодных властям граждан. В 1938 году под эти обвинения попала группа советских ученых, а также представители малого народа на севере России — саамов. Несколько десятков человек, интересующихся культурой и традициями саамов, превратились в террористическую ячейку, которая якобы обсуждала свержение Сталина и готовила военный переворот с целью присоединения российских территорий к Финляндии. На самом деле никакой попытки государственного переворота не было — его просто выдумал НКВД.
Мурманск — последний город, основанный в Российской империи, в 1915 году. Население Мурманска в те годы было пёстрым: среди строителей были выходцы из центральных регионов России, которые ехали сюда в поисках работы, а также немецкие, австрийские, чешские военнопленные Первой мировой и китайцы. А по соседству с ними в тундре Кольского полуострова тысячи лет жил коренной народ — саамы, или, как их называли до революции, лопари.
Саамы жили в территориальных общинах — сийтах, численность такой ячейки обычно составляла 100–150 человек, но в исключительных случаях могла достигать и 300. Территория сийта включала в себя зимнее поселение, лососёвые реки, озёра для пресноводной рыбалки, охотничьи угодья, оленьи пастбища и прибрежные районы. Члены сийта помогали друг другу, делили природные ресурсы, зимой вместе охотились и разводили оленей, а летом расходились по большой территории в тундре и перемещались по заранее оговорённому маршруту.
Но создание СССР все изменило: новые власти насаждали трансформацию образа жизни северных народов, чтобы они догнали «передовые народы» Советского Союза. Это значило, что саамы должны были отказаться от своих традиций и перейти от кочевого образа жизни к осёдлому.
Одним из тех, кто помог сохранить культуру саамов, стал самоучка из Петрограда Василий Кондратьевич Алымов. Профильного образования у Алымова не было, но он быстро учился, много читал и навёрстывал отсутствие профессиональных знаний. Чтобы работать следователем в молодой Советской России, этого оказалось достаточно. На этой должности он проработал недолго, впоследствии перейдя в губернское статистическое бюро, а оттуда — в губернскую плановую комиссию. Алымов был разносторонним человеком, помимо работы и продвижения советских идеалов он публиковался в местных изданиях и изучал культуру местных жителей — саамов.
Репутация Алымова была настолько хорошей, что его часто рекомендовали для знакомства желающим получше узнать о крайнем севере и называли «ходячей энциклопедией Мурманска и всего края». Алымову саамы были очень интересны. Он регулярно ездил в тундру, знакомился с оленеводами, изучал их традиции и помогал им, если им было нужно что-то в Мурманске. Приезжая в саамские поселения, Алымов проводил подсчёт численности саамов, изучал устройство саамских сийтов, а также строил различные теории о происхождении этого народа и формировании его культуры.
За 15 лет в мурманской прессе вышло 130 статей Алымова об истории и культуре саамов. Он писал об ассимиляции коренного народа в советском обществе, фиксировал смертность и рождаемость, записывал воспоминания пожилых саамов, а также пересказывал мифы и эпос этого народа. Алымов стоял у истоков письменности российских саамов — до XX века у них не было собственного алфавита, а язык был исключительно устным (у норвежских саамов был собственный, созданный в XIX веке). При непосредственном участии учёного у саамов сперва появился алфавит на основе латиницы, а позднее — на кириллице.
Влияние Алымова в регионе было настолько велико, что в 1928 году он возглавил Комитет Севера — ведомство по делам северных народов. Однако в новой должности Алымов проработал недолго — 27 февраля 1938 года его вместе с женой и сыном арестовали по подозрению в контрреволюционной деятельности.
Следователи НКВД (предшественник КГБ СССР) утверждали, что группа саамов при поддержке нескольких русских и представителей народа коми собиралась устроить вооружённое восстание, захватить территории Восточной Карелии и Кольского полуострова, создать там отдельную Лопарскую республику и включить ее в состав Финляндии. НКВД настаивал, что в Финляндии у группы якобы были контакты, которые помогали «повстанцам». Исследовательскую деятельность силовики называли «прикрытием».
В общей сложности арестовали 34 человека: в основном это были знакомые и коллеги Алымова, например, помогавшие с созданием саамской письменности преподаватели Института народов Севера Александр Эндюковский и Захарий Черняков.
Самому старшему подозреваемому было 57 лет, младшему — 27. У каждого из них были какие-то «сомнительные» факты биографии: один служил в белой армии, родители другого были раскулачены, Алымов, например, 30 лет назад состоял в меньшевистском крыле РСДРП, членов которой после революции объявили врагами народа.
«Саамский заговор», или «Алымовское дело» — лишь один эпизод борьбы с «контрреволюционными силами». Помимо саамов от аналогичных обвинений пострадали живущие на территории СССР карелы, коми, мари, мордва, удмурты и финны. Точно так же, как в деле Алымова, представителей коренных народов обвиняли в создании антисоветских организаций, диверсиях, терроризме и подготовке госпереворота, после чего они подвергались гонениям и репрессиям.
Репрессии в отношении северных народов — лишь часть «национальных операций» НКВД — масштабного террора в отношении представителей этнических меньшинств. В результате подобных операций в 1930-х годах пострадали около 335 тысяч человек, из них почти 250 тысяч были приговорены к расстрелу. В рамках «борьбы с диверсионно-повстанческими и шпионскими кадрами разведок капиталистических стран» пострадали жившие на территории СССР поляки, немцы, латыши, литовцы, эстонцы, финны, греки, болгары, румыны и многие другие.
На первом допросе Алымов всё отрицал. На вопрос, бывал ли он за границей, особенно в Финляндии, ответил, что лишь ездил в командировку в Персию и отдыхал в Турции, но Финляндию не посещал и с финнами знаком не был. Об общении с саамами Алымов рассказал, что общался с многими, бывал в тундре. Но на вопрос о саамах, враждебных к советской власти, ответил коротко: «Нет таких».
Однако уже через 10 дней во время второго допроса показания Алымова кардинально изменились. Согласно протоколу, он признался, что в 1935 году «вошел в контрреволюционную националистическую саамскую организацию», которая «рассчитывала на поддержку буржуазной Финляндии», «проводила агитацию за отторжение Кольского полуострова», «вредила колхозам», сокращала поголовье оленей, поджигала ягельники и устраивала диверсии на дорогах.
Протоколы допросов членов «саамской группировки» повторялись слово в слово. Обвинений же по ходу следствия становилось всё больше. Если сначала Алымову предъявили обвинения по двум пунктам 58-й статьи Уголовного кодекса («Измена Родине»), то позднее к ним добавились ещё пять. Когда дело дошло до очных ставок, никто из подозреваемых уже не спорил: да, вербовали, да, планировали переворот.
В октябре 1938 года Василия Алымова и ещё 14 фигурантов «Саамского заговора» признали виновными и приговорили к высшей мере наказания. 15 человек, включая Алымова, расстреляли на Левашовской пустоши под Ленинградом.
После «Алымовского дела» издание книг на саамском языке прекратилось. Не стало и уроков саамского языка в школах. Представителям коренного народа было безопаснее ассимилироваться, чем поддерживать родную культуру. Лишь спустя 40 лет в некоторых северных школах вновь появились уроки саамского языка и культура саамов начала возрождаться.
