Скриншот с сайта Russia Post. Добросовестное использование

В статье [анг] социолога Анны Кулешовой для Russia Post [анг] рассказывается о русских артистах в изгнании, которые, несмотря на трудности жизни в эмиграции, сумели объединить многих своих соотечественников, живущих за рубежом, и меняют общественный имидж родной страны. Отредактированная версия материала предлагается на Global Voices с разрешения Russia Post.

В интервью, которые я беру у россиян, покинувших свою страну после начала войны в Украине, одна из частых и болезненных историй — потеря или смена профессии в эмиграции.

Кому нужно русскоязычное искусство за пределами России? Возможно ли оно вообще, если страну «отменили»?

За пределами России проживает несколько миллионов россиян, включая эмигрантов разных исторических периодов и их потомков. Это несколько миллионов потенциальных русскоязычных потребителей культурной продукции, не говоря уже о тех, кто уехал после начала войны и так называемой «частичной мобилизации», а также иностранцах, которые интересуются русским искусством, хотя это не их родной язык.

Далеко не всегда русские за пределами страны образуют заметную диаспору, иногда люди вовсе не общаются друг с другом. Во Франции один респондент рассказал мне о проблеме, с которой столкнулся на свадьбе: оказывается, нельзя сажать за один стол россиян из разных волн эмиграции, чтобы не разразился скандал.

Часто русские сообщества в принимающих странах виртуальны, формируются вокруг чатов Telegram, а также профессиональной идентичности («IT-работники») и волонтёрской помощи. В иных случаях их объединяют сцена, арт-пространства и творческие проекты.

Поскольку русские живут разрозненно, группы художников в изгнании вынуждены отказаться от мечты о собственной площадке и выступлениях на главной сцене и «уберизировать» свои контакты с аудиторией: «Вам нужен театр? Мы приедем к вам».

Последнюю волну русской эмиграции иногда сравнивают с Белым исходом после большевистской революции. Ожидается, что она принесет не меньшую пользу принимающим странам, чем те, кто уехал столетие назад.

Тогда, например, Сербия стала крупным бенефициаром, куда уезжали архитекторы, врачи и другие специалисты из России. Сегодня Черногория и Армения получили значительные экономические выгоды от российского ИТ-сектора. Франция и Великобритания выдают визы таланта [анг] россиянам, всё ещё помня, какое культурное влияние оказали Михаил («Майкл») Чехов и Никита Балиев, среди многих других.

Высокие ожидания частично оправданы: русские эмигранты вносят вклад в научные исследования в принимающих странах, а также в такие области, как доказательная медицина, ИТ-сектор и креативная индустрия. За рубежом появились новые театры, например, «Чайка», которая в свой первый сезон поставила 38 спектаклей в Лиссабоне, Париже и Люксембурге (автор помогала организовать тур в Люксембурге).

Эта труппа, как и их предшественники столетие назад, сохраняет русскую культуру — ту её часть, которую сначала пыталось запретить советское правительство, а теперь пробует «отменить» независимая Россия. [GV: Подразумевается группа людей, выступающих против правительства.]

Такие русскоязычные культурные сообщества поддерживаются не только эмигрантами более ранних волн, меценатами, благотворительными фондами и местными органами власти, но и высокообразованными специалистами, которые недавно покинули Россию. Один из моих собеседников в Армении рассказал, что он и его коллеги создали коллектив артистов, чтобы давать уроки игры на фортепиано, уроки вокала и живописи. На вопрос о целевой аудитории он ответил, что они рассчитывают на IT-специалистов и их семьи, которые, покинув привычную образовательную и культурную среду российских крупных городов («миллионников»), ищут замену в новых местах проживания.

Новые круги общения часто формируются вокруг артистов в изгнании: так эмигранты получают возможность общаться с единомышленниками, избегая одиночества, тревоги и страха. Сюда приходят не только те, кто определяет себя как россиян, но «люди с общей судьбой».

Те деятели искусства, которые, хотя и отвергают официальную идеологию современной России, решают не эмигрировать, помогают своим антивоенным и антирежимным соотечественникам внутри страны пережить эти трудные времена: люди объединяются вокруг «своих» музыкантов и артистов на частных художественных площадках и во время креативных встреч, а также следят за творческими проектами уехавших россиян.

Художникам, оказавшимся за пределами России, порой сложно преодолевать страх и чувствовать себя свободными. Официальная российская пресса часто пишет о них в оскорбительном, угрожающем тоне.

Большинство россиян последней волны эмиграции уезжали, имея на руках только «внутренние» российские документы, без паспортов других стран, финансовой подушки безопасности или представления о том, где они будут работать (за исключением IT-специалистов, многих из которых переселяли за границу работодатели). Деятели искусства тут не исключение.

Обычно у эмигрантов есть родственники и имущество в России, что делает их уязвимыми для властей.

Кроме того, политика принимающих стран может непредсказуемо меняться, вынуждая россиян переезжать (например, Турция ужесточает иммиграцию [анг]). Мои собеседники жили в среднем в трёх-четырёх странах за последние два с половиной года.

Вы можете внезапно оказаться без действующего вида на жительство или вам закроют доступ к деньгам (например, иностранные банки отказываются обслуживать клиентов из России из-за страха вторичных санкций). Если вам не удастся найти стабильную работу за границей, вам придётся вернуться в Россию. То же самое касается и случая, если истекает срок действия вашего «внутреннего» паспорта, поскольку получить новый можно только в России — российские посольства выдают только заграничные паспорта.

И самый сложный выбор из всех: родственник или друг заболевает, и вам нужно вернуться, но вы уже много чего написали в сети, осуждая режим и войну.

На этом фоне в особенно шатком положении оказываются артисты, особенно если они не звёзды или участники известных трупп, как певицы Земфира и Монеточка, режиссер Кирилл Серебренников или комик Виктор Шендерович.

Российские эмигранты в целом и принимающие их страны ожидают, что творцы займут смелую и публичную позицию против войны, однако менее известные артисты и новые творческие коллективы колеблются: перед ними стоит задача не только раскрыть свой творческий потенциал, но и просто выжить, легализовавшись в принимающей стране. Между тем, получение гражданства другой страны обычно занимает не менее пяти лет, только после этого изгнанные русские чувствуют себя в безопасности и свободными от зависимости от России.

Несмотря на все эти проблемы, именно современное русское искусство в изгнании становится публичным лицом той России, которая запрещена на родине, преследуется российскими властями и поносится кремлёвскими пропагандистами. Искусство в изгнании напоминает миру, что — как и любая другая страна — Россия многогранна, и даже в самых сложных ситуациях остаются люди, с которыми возможен диалог.