Фотография: Даро Сулокаури. Используется с разрешения

Детские, ранние и принудительные браки (ДРПБ) — широко распространённая проблема, которая затрагивает людей из всех слоёв общества и в разных частях мира. По существующим данным [анг], 640 миллионов девочек и женщин, живущих сегодня, были выданы замуж детьми, а 12 миллионов девочек ежегодно идут к алтарю до достижения 18 лет. Детские браки непропорционально сильно влияют на девочек и могут иметь множество долгосрочных негативных последствий [анг], включая домашнее насилие, проблемы со здоровьем и ограниченные возможности образования и трудоустройства.

Дарьяна Грязнова. Фотография: Equality Now. Используется с разрешения

Центральная Азия — один из многих регионов, где ДРПБ — крайне распространённая проблема. Похищение невест в Кыргызстане [анг], известное как ала качуу (хватай и беги), — самый популярный пример практики принудительного брака в регионе. В октябре 2024 года Equality Now, правозащитная организация, миссия которой — создание справедливого мира для женщин и девочек, опубликовала доклад о ДРПБ в семи странах Евразии, включая Россию, Армению, Азербайджан, Кыргызстан, Узбекистан, Грузию и Таджикистан.

Global Voices взяли интервью по электронной почте у Дарьяны Грязновой, юридического советника по Евразии в Equality Now, чтобы обсудить глубинные причины ДРПБ в Центральной Азии и шаги, которые необходимо предпринять госорганам и гражданскому обществу для искоренения этой проблемы. Интервью отредактировано для ясности и краткости.

Global Voices (GV): Насколько распространена проблема ДРПБ в Центральной Азии? Как это соотносится с ситуацией в других регионах, где вы проводили исследования?

Dariana Gryaznova (DG): Our research found that the rate of officially registered marriages involving minors varies significantly between and within these countries.

Georgia has the highest prevalence, with 14 percent of women aged 20 to 24 married before 18, rising to 25 percent in rural areas in regions like Kvemo Kartli. Kyrgyzstan also has a high rate, with approximately 13 percent of women in the same age bracket marrying below 18.

At 3.4 percent, Uzbekistan has the lowest child marriage rate and has achieved a significant decline over the past decade. However, prevalence in the country’s eastern regions, which are known as more conservative, remains at 11 percent. Tajikistan falls somewhere in the middle at 9 percent.

Armenia has a child marriage rate of 5 percent and is among the top ten countries worldwide for reducing the practice. Despite progress, child marriage remains prevalent within the Yezidi community, where girls as young as 13 or 14 are married off.

Underreporting and limited awareness hinder accurate assessment of the prevalence of child marriage in Eurasian countries. Official statistics often overlook unregistered marriages, contributing to a lack of comprehensive data.

Дарьяна Грязнова (ДГ): Наши исследования показывают, что число официально зарегистрированных браков с участием несовершеннолетних значительно различается между странами и внутри них.

Самый высокий уровень детских браков в Грузии: до 18 лет вышли замуж 14 процентов женщин в возрасте от 20 до 24 лет, а в сельской местности в таких регионах, как Квемо Картли, этот показатель достигает 25 процентов. Много браков с участием несовершеннолетних также в Кыргызстане, где примерно 13 процентов женщин в той же возрастной группе выходят замуж до 18 лет.

Самый низкий уровень детских браков в Узбекистане — 3,4 процента, и за последнее десятилетие он значительно снизился. Однако уровень таких браков в восточных регионах страны, которые известны как более консервативные, остаётся на уровне 11 процентов. Таджикистан находится где-то посередине с результатом 9 процентов.

Рейтинг Армении — 5 процентов, и она входит в десятку стран мира, где подобная практика сокращается. Несмотря на прогресс, детские браки по-прежнему распространены в езидской общине, где девочек выдают замуж в возрасте 13 или 14 лет.

Недоучёт и ограниченная осведомлённость мешают точной оценке распространённости детских браков в странах Евразии. Официальная статистика часто упускает из виду незарегистрированные браки, что приводит к ограниченности используемых данных.

GV: Каковы основные причины ДРПБ в Центральной Азии?

DG: Each country has its own unique challenges, shaped by unique cultural, economic, and legal contexts, but there are common drivers of CEFM across the region. Deeply ingrained gender norms, stereotypes about the roles of men and women, and notions of family honour are all issues. There is an emphasis on female virginity and obedience, and societal pressure and stigma surrounding unmarried women and girls.

In addition, families facing poverty or economic hardship may view early marriage as a means of securing financial stability or improving their socioeconomic status.

Research has revealed a correlation between violence within girls’ families of origin and their propensity to enter early marriages or unions. This implies that for some, child marriage might be perceived as an avenue to escape abusive home environments. However, many encounter the same violence they sought refuge from in their initial homes, highlighting how the cycle of gender-based violence persists into their early marriages or unions.

ДГ: В каждой стране — свои уникальные проблемы, сформированные особым культурным, экономическим и правовым контекстом, однако в регионе есть и общие движущие силы ДРПБ. Глубоко укоренившиеся гендерные нормы, стереотипы о ролях мужчин и женщин и понятия семейной чести — всё это проблемы. Особый фокус — на женской девственности и послушании, а также общественном давлении и стигматизации незамужних женщин и девочек.

Кроме того, семьи, живущие в бедности или сталкивающиеся с экономическими трудностями, могут рассматривать ранние браки как средство обеспечения финансовой стабильности или улучшения социально-экономического положения.

Исследования выявили корреляцию между насилием в семьях происхождения девочек и склонностью детей к ранним бракам или союзам. Это означает, что для некоторых детские браки могут восприниматься как способ избежать жестокого обращения в домашней среде. Однако, сбегая от насилия в отчем доме, многие сталкиваются с таким же насилием в новом жилье, что подчёркивает сохранение цикла гендерного насилия в ранних браках или союзах.

GV: Какова текущая правовая база для борьбы с ДРПБ в регионе? Насколько она эффективна? Какие изменения в неё необходимо внести?

DG: According to international legal standards, laws within each country’s legal system should set the minimum age of marriage at 18 without exceptions. However, Georgia and Azerbaijan are the only countries out of the seven Eurasian countries that have established 18 as the minimum age of marriage, with no exceptions. Azerbaijan introduced this amendment only recently on June 28, 2024.

The criminal laws of the seven countries examined by Equality Now do not treat CEFM equally, reflecting variations in their legal frameworks. While all the countries recognize CEFM as an issue, their criminal laws differ significantly in the strictness of penalties, scope of definitions, and enforcement.

For example, while the Criminal Code of Kyrgyzstan criminalises the kidnapping of a person for the purpose of entering into marriage, the Criminal Code of Russia criminalises only abduction and abduction of a minor. There is no specific mention of crimes committed in relation to forced marriage.

ДГ: Согласно международным правовым стандартам, законы в рамках правовой системы каждой страны должны устанавливать минимальный возраст вступления в брак в 18 лет без исключений. Однако Грузия и Азербайджан — единственные из семи стран Евразии, установившие 18 лет в качестве минимального возраста вступления в брак без каких-либо исключений. Азербайджан внёс эту поправку совсем недавно, 28 июня 2024 года.

Анализ сотрудниками Equality Now уголовного законодательства семи стран позволяет сделать вывод, что государства к ДРПБ относятся не одинаково, что приводит к различиям в правовых системах. Хотя все страны признают ДРПБ проблемой, их уголовные законы существенно различаются по строгости наказаний, объёму определений и правоприменению.

Например, в то время как Уголовный кодекс Киргизии криминализирует похищение человека с целью вступления в брак, Уголовный кодекс России криминализирует только похищение и похищение несовершеннолетнего. Нет конкретного упоминания преступлений, совершённых в связи с принудительным браком.

GV: Какого прогресса добилась Центральная Азия в решении проблемы похищения для вступления в брак? Какие проблемы сохраняются на пути искоренения этой практики?

DG: Abduction for forced marriage, also known as “bride kidnapping,” is a harmful practice that involves abducting a woman or girl to marry one of her captors without her consent, often accompanied by physical or psychological coercion, including rape.

Despite being illegal and widely condemned, this practice continues in various parts of the Eurasia region, including in Armenia, Azerbaijan, Georgia, Kyrgyzstan, and Russia.

There is a clear distinction between those countries with specific crimes of abduction for forced marriage and those that prosecute the conduct under the general crime of kidnapping. Kyrgyzstan and Uzbekistan have specific articles addressing kidnapping for forced marriage, reflecting a targeted approach to combating this particular crime.

In contrast, Armenia, Azerbaijan, the Russian Federation, and Tajikistan prosecute abduction for forced marriage under general kidnapping laws, and Georgia prosecutes it under the crime of illegal deprivation of liberty.

ДГ: Похищение для принудительного брака, также известное как «похищение невесты», — вредоносная практика, которая включает в себя похищение женщины или девочки для замужества с одним из её похитителей без её согласия, часто сопровождающееся физическим или психологическим принуждением, включая изнасилование.

Несмотря на то, что такая практика незаконна и широко осуждается, она продолжается в различных частях региона Евразии, в том числе в Армении, Азербайджане, Грузии, Кыргызстане и России.

Существует чёткое различие между странами, где существуют конкретные преступления похищения для принудительного брака, и странами, где подобное поведение преследуется в рамках общего преступления похищения. В Кыргызстане и Узбекистане приняты специальные статьи, касающиеся похищения для принудительного брака, что отражает целенаправленный подход к борьбе с этим конкретным преступлением.

Армения, Азербайджан, Российская Федерация и Таджикистан, напротив, рассматривают похищение для принудительного брака в рамках общих законов о похищении, а Грузия преследует похитителей по статьям за незаконное лишение свободы.

GV: Какие шаги должны предпринять правительство и гражданское общество в Центральной Азии, чтобы положить конец практике ДРПБ?

DG: CEFM is a violation of human rights and should be recognized as such. In addition to strengthening legal frameworks and policies, states have a legal obligation to tackle CEFM through a comprehensive, rights-based approach, taking into account those in vulnerable or marginalised situations and addressing root causes of gender inequality, discrimination against women and girls, and gender-based violence in general.

This holistic response also includes addressing cultural, traditional, or honour-based justifications for violence and ensuring measures are in place to protect women and girls, including those affected by humanitarian emergencies and forced displacement.

States have to adopt holistic and gender-transformative programs and invest in education, health, economic empowerment, and social support for adolescent girls as a strategic choice that yields high returns for the entire community.

Another important issue is the need to improve data collection methods to accurately assess the prevalence of child, early, and forced marriage, and to monitor progress, including for those communities that are most affected. Comprehensive data and readily available data can guide the development of policies, targeted interventions, funding, and impact assessments.

ДГ: ДРПБ — прямое нарушение прав человека, и они должны быть признаны таковым. Помимо укрепления правовых рамок и политики, государства юридически обязаны бороться с ДРПБ посредством комплексного, основанного на правах подхода, принимая во внимание тех, кто находится в уязвимом или маргинализированном положении, и устраняя коренные причины гендерного неравенства, дискриминации в отношении женщин и девочек и гендерного насилия в целом.

Этот комплексный ответ также включает устранение культурных, традиционных или основанных на чести оправданий насилия и обеспечение мер по защите женщин и девочек, в том числе пострадавших во время гуманитарных чрезвычайных ситуаций и принудительного перемещения.

Государствам следует принять комплексные и гендерно-трансформационные программы и инвестировать в образование, здравоохранение, расширение экономических прав и возможностей и социальную поддержку девочек-подростков в качестве стратегического выбора, который приносит высокую отдачу для всего сообщества.

Ещё один важный вопрос — совершенствование методов сбора данных для точной оценки распространённости детских, ранних и принудительных браков, а также для мониторинга прогресса, в том числе для тех сообществ, которые больше всего пострадали. Комплексные и легкодоступные данные могут лечь в основу разработки политики, целевых вмешательств, финансирования и оценки воздействия.