Скриншот из статьи Russia Post [анг]. Добросовестное использование

Никакой цензуры, но всё больше запрещённых книг

В России цензура запрещена конституцией. Однако это нисколько не мешает запрету книг как де-факто, так и де-юре. В прошлом месяце — по рекомендации экспертного совета Российского книжного союза — издательство, опубликовавшее «Наследие» Владимира Сорокина, а также переводы книг «Комната Джованни» Джеймса Болдуина и «Дом на краю света» Майкла Каннингема, сняло их с полок.

Книги «Песнь Ахилла» Мадлен Миллер и «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары также были изъяты после письма от генерального прокурора и отправлены на «экспертизу» совета. Между тем, биография «Пазолини. Умереть за идеи» Роберто Карнеро поступила в продажу в усечённом варианте, с большими отредактированными кусками. Книги пострадали из-за подозрений в распространении «пропаганды ЛГБТК+».

Закон о запрете пропаганды ЛГБТК+ предусматривает очень строгие наказания для юридических лиц — то есть издательств — огромные штрафы и приостановление деятельности на длительный срок.

В конце 2023 года Верховный суд России признал несуществующее «международное движение ЛГБТК+» экстремистской организацией, так что теперь, если в книге будет обнаружена «пропаганда экстремистской деятельности ЛГБТК+», издатель рискует не только понести большие финансовые потери, но и подвергнуться уголовному преследованию.

Издателям прекрасно известно, чем могут закончиться обвинения в содействии экстремизму. Государство заклеймило экстремистом Бориса Акунина (псевдоним Григория Чхартишвили) — возможно, самого успешного российского писателя последних двух десятилетий, чьи книги печатались десятками миллионов — и, в виде показательной порки, провело обыск в редакции издательства Захарова (одного из тех, где публиковались книги Акунина). Все произведения писателя немедленно исчезли из магазинов и даже из библиотек.

Но для этого не нужен Главлит (бывшее цензурное ведомство в СССР). Механизм запрета книг в современной России отличается от советского (или царского): сейчас в стране нет института, где профессиональные цензоры, следуя инструкциям и высматривая крамолу, изучают рукописи и ставят штамп «Одобрено цензурой» на книгах, признанных заслуживающими доверия.

Нынешняя цензурная машина формировалась в течение последних нескольких десятилетий. Это касается не только для книжной индустрии, но и всего политического пространства. Она состоит из нескольких частей, две из которых органичны для любого автократического режима: послушные суды, не представляющие собой самостоятельную ветвь власти, и ведомый правоохранительный аппарат, существующий в основном для составления отчётов о раскрытых преступлениях.

Оба института олицетворяют бюрократию, которая должна постоянно обосновывать необходимость своего существования. Правоохранители регулярно раскрывают преступления (если таковых нет, то их создают, как, например, членство в «международном движении ЛГБТК+»), а суды неизменно осуждают всех обвиняемых, поскольку в противном случае правоохранители или сами судьи могут оказаться заподозренными в некомпетентности.

Третья составляющая цензурной машины — набор законодательных запретов, не связанных напрямую с книгами, накопленных исторически, равно как и их интерпретация на практике.

Ни один из запретов не предусматривает цензуры, а скорее запрещает ту или иную деятельность, в результате чего получается цензура. При этом каждый такой запрет сформулирован намеренно расплывчато и допускает максимально широкое толкование.

Как это работает?

Российское государство опробовало свою цензурную машину на теме, которая вызывает наибольшую моральную панику и наименьшее сопротивление у населения: на наркотиках. В начале 2000-х годов на основе старого, советского законодательства о контроле за наркотиками были запрещены несколько книг издательств «Ультра.Культура» и «Фактория»: «Марихуана: запретное лекарство» Лестера Гринспуна и Джеймса Б. Бакалара (YaleUniversity Press), «Клубная культура» Фила Джексона (Berg Publishers) и «Культура времён Апокалипсиса» под редакцией Адама Парфри (Feral House).

После этого книги по наркополитике и антропологии наркотиков в России практически не издавались. Самоцензура хорошо работает, когда сопровождается ощутимыми финансовыми потерями — по решению суда книги не только запрещались, но полностью уничтожались оставшиеся на складе типографии экземпляры.

В России нет закона, запрещающего критику власти, однако есть закон 2002 года о «противодействии экстремистской деятельности» — по сути, первая цензурная норма путинского режима. Он запрещает «оскорблять» представителей власти. Критика полиции также не запрещена, но государство сделало преступлением разжигание «ненависти к социальной группе», в которую могут входить и сотрудники полиции.

Государство не запрещает изучать историю Второй мировой войны, но запрещает «сравнивать» Третий рейх и Советский Союз. Издательства в свою очередь начали вымарывать целые главы из книг по истории России XX века (так, например, произошло с книгой Владислава Иноземцева «Несовременная страна» — в электронной версии книги такую главу удалили, в качестве причины приводилось вышеуказанное законодательство).

Другой запрет касается «проявления неуважения к тем, кто участвует в защите страны», а также «оскорбления памяти защитников Отечества» и «унижения чести и достоинства» ветеранов Великой Отечественной войны.

Цензура неконституционна, но она и не нужна, если её место займёт самоцензура.

Обновление методов цензуры

В 2024 году арсенал цензуры пополнился новыми инструментами. Государство по-прежнему не запрещает гомосексуальность открыто, но приравнивает любые её проявления к «экстремизму», например, ношение радужных серёжек. Книги часто становятся жертвами этой модной цензурной практики.

Эта повестка российскими ультраконсерваторами во многом была скопирована у правых республиканских американских наставников [анг]. Однако, в отличие от последних, первые практически не сталкиваются с препятствиями в виде либерального законодательства, независимой судебной системы или активного гражданского общества.

В отличие от царских и советских времен, сегодня в меню нет превентивной цензуры. Вместо этого государство держит издателей в напряжении, поощряя самоцензуру.

Для этого у властей есть обратная связь — они получают «сигналы» от представителей общественности, то есть дружелюбных информаторов и государственных пранкеров и активистов. Эти «сигналы» приводят к делам, экспертизам и правильным решениям судов. Именно доносы — официальные и неофициальные — стали причиной крупнейших цензурных скандалов последнего времени, когда книги популярнейших авторов, таких как Дмитрий Быков, Борис Акунин, Владимир Сорокин и другие, снимаются с полок.