Набережная в центре Гонконга. Фотография: 蓝茶 Bluetea на Pexels, используется по лицензии Pexels

Эта статья впервые была опубликована The Hong Konger [анг] 2 июля 2024 года. The Hong Konger — глобальная англоязычная платформа, которая изучает идентичность Гонконга и дискурс диаспоры с помощью богатого и разнообразного материала об обществе, политике, бизнесе, культуре и образе жизни. Отредактированная версия материала предлагается на Global Voices в рамках соглашения  о совместном использовании контента.

«Изгнание — тяжёлое слово», — сказал я своей подруге, когда она спросила, считаю ли я себя изгнанником. Она ответила, что не стоит навешивать на себя  такой ярлык, потому что я не изгнанник. Но у меня есть и другие друзья, которые часто советуют не возвращаться в Гонконг, так как там мне грозит опасность. Честно говоря, я не знаю, что бы произошло, если бы я вернулся. Я переехал в Нидерланды, где родился и жил до 2004 года, чтобы написать книгу и побыть со своим любимым человеком. В идеале я хочу вернуться в Гонконг, который считаю домом [анг]. Но с ухудшением политической ситуации в стране, где я жил с 2010 года, я начал понимать, что возвращение может произойти нескоро. И с этим трудно смириться.

Разговор с моей подругой заставил меня задуматься о том, что значит быть в изгнании. Я нашёл полезное описание разницы между изгнанниками и иммигрантами в книге «Exile in Global Literature and Culture: Homes Found and Lost» [анг] («Изгнание в мировой литературе и культуре: обретённые и потерянные дома») под редакцией Ашера Милбауэра и Джеймса Саттона: «Существуют, однако, значительные различия между изгнанниками и иммигрантами. Первые оглядываются назад, вспоминают и желают вернуться домой. Вторые смотрят вперёд, мечтают и хотят вписаться в общество. Изгнанники гордятся своим языком и культурой и передают их своим детям почти с высокомерием. Иммигранты изо всех сил стараются узнать всё об обществе, к которому присоединились. Изгнанники всегда чувствуют себя оторванными от родины; иммигранты стремятся стать частью общества».

Я понял, что быть в изгнании — это не только вопрос о том, безопасно ли возвращаться или нет; это ещё и своего рода эмоциональная привязанность, структура чувств. Пребывание в изгнании — это желание вернуться, готовность приостановить свою жизнь до тех пор, пока у тебя не появится такая возможность. Как будто ты ждёшь пересадки в аэропорту, которая всё время задерживается, и ты не знаешь, когда отправится твой рейс и отправится ли вообще.

Амстердамские велосипеды. Фотография: Jace & Afsoon на Unsplash, использована по лицензии Unsplash

Густаво Перес Фирмат, кубинский писатель, живущий в изгнании в Соединённых Штатах, опубликовал в книге «Exile in Global Literature and Culture» эссе «Dreamers and Lifers: Exile Terminable and Interminable» («Мечтатели и пожизненники: изгнание завершённое или бесконечное»), в котором объясняет, что пребывание в изгнании состоит из трех этапов. По его словам, на первом этапе доминируют желание, надежда и даже ожидание возвращения. В рамках этой теории, на первой стадии мы — изгнанники из Гонконга, и мы не просто ожидаем возвращения, мы жаждем вернуться немедленно.

По словам Фирмата, по мере того, как возвращение продолжает откладываться, люди переходят ко второму этапу. Здесь многие всё ещё рассчитывают вернуться, но начинают понимать, что это произойдёт нескоро, и людей всё больше охватывает ностальгия. Здесь мы больше не изгнанники из Гонконга, а гонконгцы в изгнании. Изгнание больше не временный статус, а неотъемлемая часть нашей идентичности.

Фирмат утверждает, что третья стадия — когда люди так долго не могут попасть домой, что само их возвращение может стать своего рода изгнанием. Он объясняет, что эта стадия часто сопровождается сложными чувствами гнева, недовольства или отстранённости. Писатель завершает теорию следующим: мы можем отметить окончание изгнания, когда нам удастся сказать «здесь».

Стул и пустой книжный шкаф. Фотография: Марк Застроу на Flickr (CC BY-NC 2.0)

Когда я впервые вернулся в Нидерланды, я не позволял себе покупать много книг. Просто не рассчитывал задержаться надолго. Но я так люблю читать, что со временем моя книжная коллекция снова начала расти. Моя партнёрша увидела это и предложила купить книжный шкаф. Но я отказался со словами: «Кто знает, как долго мы здесь пробудем?». Шло время, и мы продлили аренду нашей квартиры ещё на один срок. Затем наступило Рождество, и она спросила меня, какой подарок я хочу. «Как насчёт книжного шкафа?» — мягко спросила она. На этот раз я молча кивнул. Я пытаюсь сказать, что процесс изгнания, принятия определённых истин требует времени.

Что я должен признать, так это то, что мне трудно произнести «здесь». Я не уверен, что Нидерланды — это то место, где я хотел бы оставаться надолго. Подозреваю, что нет. Но я точно знаю, что не смогу вечно жить в условиях перемен. В конце концов, нужно двигаться дальше. Я говорю себе, что это не значит отказаться от надежды на свободный, справедливый и открытый Гонконг. Но это означает, что в какой-то момент мне нужно привязаться к месту, сказать «здесь». Речь идёт не только о привязанности к месту, но и к друзьям, к сообществу и, возможно, даже к новому «дому». Хочу мечтать о совместном будущем со своей любимой. И для этого необходимо, чтобы мы могли принять совместное решение и произнести «здесь».