Статья написана Ариной Рубль и опубликована «Новой вкладкой» 7 августа 2024 года. Отредактированный материал предлагается на Global Voices в рамках соглашения о контент-партнёрстве.
Как изменилась жизнь квир-людей из разных регионов России после запрета «движения» ЛГБТК+ [анг]? Чего они боятся и о чём мечтают?
Имена героев изменены по соображениям безопасности.
Томск и музыка
Аня и Настя — музыкантки: играют в барах и клубах Томска. Они познакомились пять лет назад. Тогда, говорит Аня, к ЛГБТК+ она относилась настороженно: «Я постоянно искала, что с ними не так, что у них сломано». Аня влюбилась в Настю примерно через год после начала войны, но в чувствах призналась только осенью 2023 года: «Мы успели повстречаться до принятия закона [о признании ЛГБТК+ экстремистским сообществом], даже погулять». Мама Ани приняла их отношения, родители Насти об Ане ничего не знают.
На улицах города Аня и Настя не чувствуют себя в безопасности и обнимают друг друга только дома, когда не видит сын Ани.
«Мы минимизировали все проявления [чувств] и привыкли к этому, — говорит Настя буднично. — Я очень боюсь преследований и сесть в тюрьму. И больше всего на свете хочу свободы. А ещё я бы хотела, чтобы Анин ребёнок знал о нас». Аня планирует всё рассказать сыну, когда ему будет десять. По её мнению, к тому времени он достаточно повзрослеет.
Как и Настя, Аня не хочет уезжать. В Томске ей помогают с ребёнком бабушки и прабабушки, но главное — ей нравится её работа: «Наконец я делаю в музыке то, что хотела делать. Я не готова это терять».
«С невидимками можно делать что угодно»
34-летний Аян — врач, как и его родители. Они живут в райцентре и, по его словам, современные и либеральные, особенно мама. В 14 лет Аян признался себе, что ему нравятся мальчики. Но в Бурятии познакомиться с кем-то похожим на себя у Аяна «не было никаких вообще вариантов». Все знакомства происходили онлайн.
Сейчас Аян живёт и работает в Москве. Коллеги и соседи Аяна не знают, что он гей. Это одно из преимуществ жизни в мегаполисе, считает он: «Люди устают друг от друга и сильно не интересуются».
Аян считает, что запрет ЛГБТК+ нужен, чтобы «убрать людей из инфополя, чтобы тотальная невидимость была». А с невидимками можно делать что угодно.
По словам Аяна, после ноября 2023 года из его мира исчезло свободное искусство. Аян любит фильмы, сериалы, а премьеры про жизнь квир-людей теперь нельзя увидеть в кинотеатре или на стримингах. Всё, что косвенно связано с ЛГБТК+-тематикой, исчезло из культурной повестки.
Ещё Аян понял, что у него теперь нет будущего. Ему не даёт покоя желание иметь ребёнка. Аян считает, что «даже если завтра Путин умрёт» и война кончится, отношение к ЛГБТК+ не изменится.
«Страшно здесь становится»
Марку 21. Он трансмужчина. Живёт в рабочем посёлке Новосибирской области с бабушкой, дедушкой, мужем и собакой. Работает в местном табачном магазине, продавая вейпы: «Меня запретили, скоро и работу запретят. Это удивительное совпадение».
Марк говорит, что всегда осознавал себя как мужчину, а в 14 лет попробовал поговорить об этом с мамой. Но мама предпочла игнорировать ситуацию.
За месяц до признания ЛГБТК+ экстремистской организацией Марк получил новый паспорт — на новое имя и с указанием мужского пола. Как он говорит, «успел запрыгнуть в последний вагон».
Перед этим они с его будущим мужем — тоже Марком, ему 19 — получили справки, которые до 30 ноября 2023 года позволяли записаться на операцию по смене пола и получить гормональную терапию. Теперь такие справки «не принимают учреждения, по ним нельзя из-за закона получать гормональную терапию, нельзя делать операции». Взвесив всё, второй Марк не стал менять паспорт и официально остался женщиной, чтобы пара смогла зарегистрировать отношения.
По столичным меркам Марк не выглядит экстравагантно, он скорее похож на Дэниэла Рэдклиффа в роли Гарри Поттера, чем на фрика. Когда журналист спрашивает, стали ли местные проявлять агрессию после принятия закона, Марк отвечает, что в целом так было и раньше: люди в посёлке всегда предвзято относились к квирам.
В этот момент в разговор вступает другой Марк. Он говорит осторожно и немного печально о том, что на него нападки людей влияют сильно. Марк-младший работает в группе «Выход», которая оказывает ЛГБТК+-людям юридическую и психологическую помощь.
«Боюсь, что нас перемелет жерновами истории»
Генрих и Тэль — трансмужчины. Они вместе уже пять лет и в будущем надеются пожениться. В паспортах у обоих остаются женские имена.
И Генрих, и Тэль пережили сексуальное насилие со стороны членов семьи, столкнулись с избиениями и издевательствами. Сейчас Генрих работает логистом, Тэль — врачом. Коллеги не знают, что рядом с ними трансмужчины, а с родителями Генрих и Тэль не общаются.
Когда-то, лет 10 назад, Генрих верил, что в России однажды станут возможны однополые браки. В Москве были большие комьюнити ЛГБТК+ и квир-френдли заведения — всё выглядело оптимистично.
Тэль чувствует иначе — с тех пор как он осознал и принял себя, «он не жил спокойно ни дня».
Несмотря на страхи, усталость и скепсис, оба волонтёрят: помогают квирам решать бытовые вопросы и проблемы со здоровьем, с убежищем и пропиской, получать юридические консультации. «Сидеть сложа ручки и ждать у моря погоды — не про нас. Не переношу бездействия. Если ничего не делать, ничего и не поменяется», — считает Генрих.
«Я боюсь, что нас перемелет жерновами истории. Меня, мужа и друзей», — говорит Тэль.
«Нас очень много, и мы сильные»
Виолетта — трансженщина, пансексуалка и аромантик. Транспереход она начала вскоре после 30 ноября 2023 года. У неё нет справки, она не делала операцию и не меняла паспорт. Виолетта давно переехала от родителей из Ленобласти в Петербург. О её переходе они не знают.
Сейчас Виолетта вместе с коллегами работает над медиапроектом, который поможет людям ЛГБТК+ заботиться о своей информационной безопасности.
После того как Виолетта сделала каминг-аут, многие друзья «буквально за неделю» перестали с ней общаться. Ей помогли в сообществе таких же людей, как она. «Нас очень много, и мы сильные, — говорит Виолетта, — несмотря на то, что нас пытаются задавить».
До 30 ноября 2023 года Виолетту не интересовал активизм. Новый закон подвёл её к тому, чтобы держаться своих и помогать тем, кто остаётся в России. Теперь она проводит аудиты безопасности в организациях, связанных с уязвимым меньшинством.
Виолетта добавляет: «Государство может диктовать всё что хочет. Завтра они могут запретить сандалии. Просто скажут: сандалии — это признак Экстремистской Организации Сандаленосцев, например. И кто им воспротивится? Никто».
Борьба за признание и понимание обостряет напряжённость в тех обществах, где ненависть и предрассудки доминируют над толерантностью. Не говоря уже о ситуации, когда основным врагом становится государство. Почти все герои статьи думают о том, чтобы покинуть страну. Как говорит Тэль: «Потому что боюсь прожить всю жизнь как раб».