Изображение предоставлено Камраном Аштари, нидерландским художником и правозащитником. Используется с разрешения

[Все ссылки в тексте — на английском языке, если не указано иное.]

На протяжении последних четырёх десятилетий политикой Исламской Республики Иран было систематическое подавление и насилие в отношении религиозных меньшинств. К сожалению, в итоге некоторые угнетённые меньшинства и общины переняли подобное поведение и сами стали угнетателями других групп, попирая права иных меньшинств, используя аналогичный нарратив «мы» против «них», отвергая «чужаков» и даже клеймя их «нечистыми».

Дискриминация в основном затрагивает религиозные общины, включая бахаистов, обращённых христиан, зороастрийцев, маданцев, евреев, суннитов, гонабадских дервишей и последователей религии ярсан (Ахль-е Хакк). На эту проблему обратили внимание международные организации, включая ООН. Однако вопрос двойной дискриминации меньшинств со стороны других меньшинств гораздо менее известен и реже освещается.

Государственные репрессии и социальная дискриминация

Помимо ислама, единственными признанными религиями в Иране являются зороастризм, христианство (за исключением новообращённых) и иудаизм. Последователи веры ярсан, не признанной в конституции Ирана, сталкиваются с жёсткой дискриминацией. Как и многих других иранских граждан, включая бахаистов, обращённых христиан и мандеев, иранское правительство считает ярсанитов не законными гражданами, а скорее «призраками». По оценкам, эта община насчитывает от одного до трёх миллионов человек, большинство которых проживают в западных, преимущественно курдских провинциях.

Но проблемы ярсан — это не только правительственные репрессии. Люди также сталкиваются с дискриминацией со стороны других граждан, в том числе курдов-суннитов, которые сами страдают от систематической государственной дискриминации и репрессий на основе религиозных и этнических предубеждений.

Бехназ Хоссейни, исследователь и автор многочисленных книг о меньшинствах в Иране, Ираке и Афганистане, рассказала Global Voices через WhatsApp, что «и азербайджанские шииты, и суннитские курдские фанатики называют ярсанитов „нечистыми“. Этот глубоко укоренившийся религиозный фанатизм заставил некоторых последователей ярсан покинуть родные города».

Иранское государство оборачивает сложившуюся ситуацию в свою пользу. Таймур Алиасси, соучредитель и исполнительный директор швейцарской Ассоциации по правам человека в Курдистане (KMMK-G), рассказал Global Voices через WhatsApp, что «режим планирует сыграть огромную роль в разделении этих сообществ. Например, режим одобряет и поддерживает враждебность радикальных мусульман к курдским последователям веры ярсан и пытается разделить курдов, чтобы ослабить вдохновляющие идеи и требования их этнической идентичности».

По состоянию на 2020 год в Иране проживало от восьми до 10 миллионов курдов, что составляет примерно 10 процентов от 84-миллионного населения страны.

Психологическая динамика угнетения

Констатина Бадеа, профессор социальной психологии Университета Париж X — Нантер, в интервью по электронной почте объясняет:

In societies where a particular religion is officially approved and dominant, individuals belonging to that religion may still feel superior to other religious groups, even if they become atheists or non-believers. This sense of religious superiority can persist after a change in religious identity. Similarly, persecuted religious minorities may carry feelings of repression and inferiority in a secular society.

В обществах, где официально одобрена и доминирует определённая религия, люди, принадлежащие к этой религии, могут чувствовать превосходство над другими религиозными группами, даже когда переходят в статус атеиста или неверующего. Это чувство религиозного превосходства может сохраняться после изменения религиозной идентичности. Равным образом преследуемые религиозные меньшинства могут нести в себе чувство репрессий и неполноценности в светском обществе.

Опираясь на концепцию символического насилия Пьера Бурдье, Бадеа утверждает, что «эта динамика глубоко укоренилась во всех группах. Преследуемые меньшинства могут воспроизводить репрессивное поведение, с которым столкнулись, закрепляя циклы угнетения и дискриминации внутри своих сообществ». Символическое насилие означает, что те, кто подвергается насилию, усваивают его и воспринимают существующий социальный порядок как естественный и неизбежный.

Некоторые меньшинства репрессированы настолько, что их дела редко упоминаются. Например, зикрис, подпольная религиозная община в иранском Белуджистане. Зикрисы, считающиеся частью суфийской секты в исламе, — обычно носители языка белуджей, живущие на границе Пакистана и Ирана.

В 1930-х годах у них начался конфликт с суннитами, в результате чего многие покинули свою родину в Иране. Как для шиитов, так и для суннитов зикрисы — еретики. По иронии судьбы, некоторые белуджи-сунниты, десятилетиями сталкивавшиеся в Иране с перекрёстной дискриминацией по признаку этнической принадлежности и религии, стали преследовать адептов зикрис по религиозным мотивам. Насер Боладай, генеральный секретарь «Народной партии Белуджистана», рассказал Global Voices, что иранское государство, судя по всему, использовало конфликт между зикрисами и суннитами, чтобы обратить зикрисов в шиитов.

Гражданин Ирана по имени Мурад рассказал британскому СМИ Iranwire, освещающему политику и общество Ирана, что зикрисов атаковали как мусульмане-сунниты, так и центральное шиитское правительство. В итоге некоторые зикрисы — например, отец Мурада — обратились в ислам.

Принятие разделяющей риторики

Некоторые меньшинства перенимают не только на практике, но и в дискурсе правительственную разобщающую риторику, разделяя граждан на инсайдеров и аутсайдеров. Некоторые христианские пасторы за границей «демонизируют» ислам или предлагают пастве выбирать между «Богом, который любит иранцев», то есть «Богом Библии», и «Богом, который не любит иранцев», подразумевая «Бога ислама». Таким образом утверждается концепция «мы против них» и игнорируется мультикультурное и религиозное разнообразие в стране.

Несмотря на эти агрессивные заявления и декларации, многие иранские христиане на словах и на практике, внутри страны и в диаспоре, поддерживают политических заключённых, выступают за права женщин и помогают другим преследуемым меньшинствам, например, бахаям, в рамках движения «Женщины, жизнь, свобода» и за их пределами.

Похоже, что структура религиозной дискриминации выходит за пределы правительственных кабинетов и укореняется в обществе, подобно тому, как расовые вопросы рассматриваются в критической расовой теории [рус]. Бадеа далее объясняет:

Critical race theory was originally developed by legal scholars and examines how racism and racial inequality are embedded in legal, political, and economic structures in the United States. According to this theory, racism is not just the product of individual prejudice; it is rooted in the functioning of society and its institutions. Furthermore, dominant historical and cultural narratives often ignore or downplay the contributions of racial minorities. The testimonies and experiences of people of color are considered essential to understanding and combating racism.

This theory suggests that laws and civil rights are not enough to eliminate racism, emphasizing that deeper reforms are needed. It is possible that in current Iranian society, members of religious minorities face systematic discrimination in access to employment, education and public services. Individuals in Iran may experience multiple layers of discrimination based not only on their religious affiliation, but also on their gender, social class, and political orientation. Listening to and valuing these voices would allow us to better understand systemic injustices and find appropriate solutions.

Критическую расовую теорию изначально разрабатывали учёные-правоведы, исследовавшие, как расизм и расовое неравенство укоренены в правовых, политических и экономических структурах Соединённых Штатов. Согласно этой теории, расизм — не просто продукт индивидуальных предрассудков; он коренится в функционировании общества и его институтов. Более того, доминирующие исторические и культурные нарративы часто игнорируют или преуменьшают вклад расовых меньшинств. Свидетельства и опыт цветных людей считаются ключевыми для понимания расизма и борьбы с ним.

Эта теория предполагает, что законов и гражданских прав недостаточно для искоренения расизма, подчёркивая, что необходимы более глубокие реформы. Возможно, что в нынешнем иранском обществе представители религиозных меньшинств живут в условиях систематической дискриминации в доступе к трудоустройству, образованию и государственным услугам. Люди в Иране могут подвергаться многоуровневой дискриминации — не только по религиозной принадлежности, но также по полу, социальному классу и политической ориентации. Прислушиваясь к этим голосам и оценивая их, мы сможем лучше понять системную несправедливость и найти соответствующие решения.

Поведение некоторых преследуемых меньшинств, сознательно или неосознанно имитирующих репрессивные действия государства, не ограничивается внутренними проблемами сообществ меньшинств. Такое поведение бросает вызов дискурсу федерализма, а децентрализация, предлагаемая политическими группами в качестве решения проблемы прав меньшинств, может обратиться ещё одной репрессивной системой, порождающей новых жертв.

Время выборов: когда меньшинства внезапно становятся важны

Во время последних президентских выборов 28 июня и 5 июля несколько кандидатов, в частности, победитель Масуд Пезешкиан [рус], говорили [фарси] о правах и «достоинстве» народа Ирана в целом, а также женщин [фарси] и меньшинств [фарси] в частности. В видео ниже Пезешкиан подчеркнул необходимость ценить суннитов, которые являются мусульманским меньшинством, в соответствии с их заслугами и не лишать их возможности занимать должности, призывая к «равному распределению ответственности между этническими группами и религиями».

Проблема в том, что все эти кандидаты, десятилетиями работающие в политической системе, не рассказывают, как они на практике планируют решать дискриминационные вопросы и менять законы. Разговоры о таких меньшинствах, как бахаи или новообращённые в христианство, остаются табу. Поэтому, какие бы слова ни были сказаны, до тех пор, пока всем иранцам — независимо от пола, этнической принадлежности, религии и сексуальной ориентации — не будут предоставлены основные права человека, лозунги типа «Иран для всех иранцев» или термины «иранская нация и народ», женщины», «меньшинства» и «этнические группы» останутся всего лишь инструментами пропаганды. Спустя 45 лет существования Исламской Республики ни пропагандисты, ни зрители больше не верят в эти лозунги.

Большинство иранцев не участвовало в голосовании, что свидетельствует о широко распространившемся в обществе недоверии к политическим обещаниям.