Фотография узбекских женщин в Самарканде, сделанная Умидой Ахмедовой. Используется с разрешения
Умида Ахмедова — одна из немногих женщин-концептуальных фотографов, живущих и работающих в Центральной Азии. Global Voices (GV) попросили её выбрать и прокомментировать десять фотографий, которые лучше всего отражают то, какой она видит свою родную страну Узбекистан.
Ахмедова выросла в Паркенте, городе, расположенном недалеко от Ташкента. В советский период она работала ассистентом оператора документальных фильмов, а также фотографом, и в конце концов переехала в Москву, чтобы окончить престижный ВГИК [1] по специальности оператор. Она сняла более десяти фильмов, но после распада Советского Союза в 1991 году решила посвятить себя исключительно фотографии.
В 2010 году она выпустила фотокнигу «Женщины и мужчины от рассвета до заката» и спродюсировала документальные фильмы «Бремя девственности», «Мужчины и женщины: в обрядах и ритуалах», за которые её обвинили в «оскорблении и клевете на узбекский народ и традиции [2]» [анг], якобы из-за того, что фотограф представила Узбекистан в ложном свете — по крайней мере, в глазах узбекских официальных лиц, которые обосновали свои претензии пунктами 139 и 140 местного законодательства об оскорблении и клевете. В 2016 году вместе с иранским и российским художниками Умида была удостоена премии Вацлава Гавела в Осло [3] за творческое несогласие.
GV попросили её выбрать и прокомментировать десять фотографий, которые она считает символичными для своей работы:
Эта женщина — кузина моих родителей — Адол буви. Когда была маленькой, часто приходила к ней и запомнила, как она выходит из темной комнаты с гранатами на руке. Так и ассоциировалась в моей памяти тёмная комната, красный цвет. Потом часто приходила в её летний домик и фотографировала её. У неё не было детей, и о ней заботились потомки давно умершего мужа. «Зачем ты меня снимаешь? Кому нужны мои фотографии», — говорила она. «Мне», — отвечала я ей. Она была женщина гордая и с характером. В 1985 году эта фотография под названием «Одиночество» была удостоена серебряной медали в Москве на ВДНХ на Всесоюзной фотографической выставке.
Фотография Умиды Ахмедовой. Используется с разрешения
Фотографировать училась в культпросветучилище в городе Владимир (это училище готовило работников для Дворцов культур). Но я вернулась на родину и готовилась поступать на кинооператорский факультет ВГИКа. Нужно было готовиться к творческому конкурсу, готовить портфолио. Снимать любила в основном в своём Паркенте. Ходила по улицам и фотографировала людей. Впоследствии снимки оказались в моём портфолио, и я прошла конкурс.
Я работала на киностудии ассистентом кинооператора. Училась на первом курсе ВГИКа, где первые три курса нужно было делать фотографические работы. Фильм, который снимали тогда, был об обществе слепых. В Самарканде снимали эпизод о школе-интернате для слабовидящих детей. Школа находилась на окраине. Забрела в старинное кладбище. Вижу женщины идут в белых платках, означает, что у них траур. Слабовидящие дети очень хорошо ко мне относились, некоторые из них шли за мной.
— Как вы нашли меня? — спросила у них.
— По шагам. Вы ходите почти беззвучно, но мы очень хорошо слышим.
Потом, много лет спустя, когда сама уже снимала авторский фильм «Жить и умереть в Самарканде», узнала, что это Абди-Дарун (Абду-Дарун) — комплекс сооружений мемориального, культового и духовно-просветительского назначения на Старом кладбище Самарканда [4]. Не раз возвращалась сюда, но увы, уже нет того места, которое однажды так полюбила. Уже не тихий приют со старинной мечетью и хаузом (водоём, который в старину использовали люди). Сейчас там пафосная территория с бетонными сооружениями.
Лето. Жара 1983 года. Нас с сестрой пригласил к себе писатель уйгурского происхождения в место Куктерак под Ташкентом. Я как обычно бегала с фотоаппаратом по кишлаку. Старик выглядел как Хизр бува из легенд — добрый покровитель в белом. Так представляла этот персонаж из рассказов моей мамы. «Ташкент благословил сам Хизр бува, поэтому здесь не будет войны и голодa», — часто повторяла мама. Писатель потом сказал, что дедушка, которому было 94 года, собрал детей, внуков и тихо ушёл. «Очень хороший был человек, наверное, не зря он мне показался в образе Хизры бува», — подумала я тогда.
Однажды, в 2004 году открыла для себя удивительный край — дорогу к обсерватории Майданак. От города Шахрисабз Кашкадарьинской области вверх к горам. Было 9 Мая, во времена Ислама Каримова этот день уже праздновался не как День Победы, а как день Памяти и Почестей. Люди приходили на кладбище поминать умерших. Старик из кишлака читал молитву. Спустя двенадцать лет, когда мне вручали Премию имени Вацлава Гавела в Осло, во время моей речи за спиной на экране показывались фотографии из моего фотоальбома. Церемония шла онлайн, и мой сын сделал скриншот именно с этой фотографией. Будто старики благословляли меня.
Девяностые годы — годы испытаний. После развала СССР мы — молодые специалисты — остались у «разбитого корыта». Всё обесценивалось на глазах. Мои коллеги-кинооператоры не все оправились. Но фотография — моя сестра, вечная моя спасительница — и здесь вернулась ко мне. В конце девяностых я снова взяла в руки родной «Зенит» и начала снимать. Вначале своих детей на утренниках, потом втянулась. Уже не было в магазинах доступной фотоплёнки и чёрно-белая фотография уходила. В Ташкенте не было инфраструктуры для профессионалов. Появились цветные плёнки, уже импортные, мини-лабы и всё было уже доступно. Стала снимать для местных журналов. Однажды, это было в 2001 году, меня попросили сделать серию фотографий к десятилетию налоговой инспекции Республики Узбекистан. После семилетней паузы я впервые летела в командировку, никогда не забуду как вся семья провожала меня на самолет Ташкент-Фергана. В последний день в Намангане налоговики сопровождали меня домой, мы обедали в кафе. Вдруг издалека увидела тандыры. Какое было удивление людей, когда я резко сорвалась и побежала туда. Любопытные дети крутились возле меня и мешали снимать . Тогда я им сказала: «А ну, залезайте внутрь!» Так и появилась эта моя знаменитая фотография, которая много где фигурировала. Дизайнеру книги она очень понравилась и она её использовала. Когда показали одному из чиновников налоговой инспекции, он пришел в ярость: «Что это такое? Дети убегают от налогов!» — и заставил убрать. Так и стали мы называть этот снимок «Дети прячутся от налогов».
Было время, когда фотографы объединились в секции при Академии художеств Узбекистана. Мы активно участвовали на выставках. Был хороший августовский день. Я выбежала из ЦВЗ (Центральный выставочный зал). На остановке сидела женщина и не реагировала на меня. У неё был свой мир, а вокруг суета. Никогда не забуду этот момент, ибо та жизнь и вся моя деятельность — желание объединить фотографов, делать независимые выставки — канули в вечность, оставив только горечь от разрыва с коллегами. Это был 2003 год, начало конца в «фотографическом поле моей страны».
Хранительницами памятных вещей обычно являются женщины. Через вещи я познавала женскую судьбу. Женщины рассказывали, о чём мечтали, чего добились, выезжали ли когда-нибудь за пределы своего региона. Так родилась серия «Женщины и их сакральные вещи». Здесь моей героине из кишлака Сарчашма в высокогорье Кашкадарьинской области 75 лет. Она хранит тюбетейки [5] со своей свадьбы, свою и мужа. Детей у пары не было. «Я смотрю на эти вещи и всегда помню счастливую жизнь с мужем», — сказала она.
Путешествовать, узнавать, искать, придумывать , открывать новые места моей прекрасной родины — это смысл моей жизни. Мы с друзьями «открыли» для себя удивительный горный кишлак на перевале Камчик. Ертош (Земля камней) — так называется это каменистое место в горах.
Время не останавливается. Появляются новые формы. Как передать «языком» фотографии свои идеи? Одиннадцать лет назад начала снимать проект «Свекрови и невестки». В нашем регионе невеста приходит в дом родителей мужа. Решила снимать тот момент, когда невеста только-только вошла в дом и они ещё почти не знакомы. Это был первый шаг в пространство современного искусства с фотографиями.