Лагерь «преобразования через образование» в поселении Цяэрбагэ уезда Шачэ. Фотография Bitter Winter. CC BY-NC-SA 2.0 [рус].

В январе 2018 года Наурызбай Избасар пригласил более десятка друзей детства и членов их семей на день рождения своей дочери через группу WeChat под названием «Счастливая семья». Вечеринка в отдалённой деревне китайского района Синьцзян была счастливой возможностью встретиться и посмеяться. С тех пор прошло более трёх лет, и мы можем пролить свет на то, что пошло не так после этого события.

Как оказалось, 18 человек, веселившихся на празднике, были арестованы через несколько часов и дней после него. Позже они были приговорены к тюремному заключению на сроки от 15 до 23 лет.

Информацию о людях, лишённых свободы в Синьцзяне за «пропаганду экстремизма» и «сбор толпы с целью нарушения общественного порядка», получить сложно и времени на это уходит много. Личные связи и сарафанное радио заменяют публичное раскрытие данных в этом секретном, тщательно контролируемом регионе.

Здесь проживают уйгуры, казахи и другие преимущественно мусульманские этнические группы, которые с 2017 года стали объектом всё более жёсткой государственной политики, включая принудительный труд, лагеря перевоспитания, разлучение семей и весьма суровые тюремные сроки для значительной части меньшинств.

Изображаемые «сепаратистами» или просто «террористами» в дискурсе материкового Китая — включая правительственные заявления и публикации в СМИ, — уйгуры, казахи и другие мусульманские этнические группы были лишены базовых прав человека, в том числе права на свободу вероисповедания, свободу передвижения и свободу передавать родной язык.

Арестованных обычно отправляют либо в тюрьмы, либо в так называемые «лагеря перевоспитания». Однако, по мнению наблюдателей, эти лагеря с каждым днём всё больше становятся похожими на тюрьмы и должны определяться как таковые.

В письменном заявлении для Global Voices Гене Бунин, исследователь, изучающий проблему притеснения мусульман в западном Китае, отметил:

Not everything can be lumped into ‘camps’, not only because most of these really seem to be closed or closing, but also because even in 2017 a good fraction of the detained wasn't sent for study but simply to jail. Of course, it's even more important to insist on this distinction now, since very many of the current victims are serving long prison sentences.

Не всё можно объединить в «лагеря». И не только потому, что большинство из них действительно закрыты или в процессе закрытия, но и потому, что даже в 2017 году значительную часть задержанных отправляли не на учёбу, а просто в тюрьму. Конечно, сейчас ещё важнее настаивать на этом различии, поскольку очень многие из нынешних жертв отбывают длительные сроки тюремного заключения.

Точечные аресты и унижения

Празднование дня рождения прошло в небольшой деревне в уезде Чапчал в Синьцзяне, Китай.

По словам нескольких родственников задержанных, проживающих в Казахстане, через несколько месяцев власти села заманили родителей всех задержанных в здание и не выпустили их. Тем временем арестованных выставили на улицу на всеобщее обозрение. Их руки и ноги были скованы. Их имена, возраст и приговоры были зачитаны вслух.

Алия Бексултан, 29-летняя этническая казашка, выросшая в деревне, рассказала Global Voices в телефонном интервью о попавших в тюрьму.

I know all those people who got arrested, and they are all innocent, good people. They all used to live ordinary lives with their families, worked as taxi drivers, ran small businesses and so on.

Я знаю всех, кого арестовали, и все они невиновные, хорошие люди. Все жили обычной жизнью со своими семьями, работали таксистами, вели малый бизнес и так далее.

Она описала и то, насколько масштабным был этот рейд для деревни её детства.

All of this, the lengthy sentences and the public announcement of it, they did it to scare people. Our village is small with only around 200 families, so everyone knows each other.

Всё это — длинные приговоры и публичное объявление об этом — они сделали, чтобы напугать людей. Наша деревня маленькая, всего около 200 семей, поэтому все друг друга знают.

Хозяину той вечеринки Наурызбаю Избасару был 31 год, когда его арестовали. Он также являлся местным имамом и был приговорен к 23 годам лишения свободы, что подтвердила его сестра из Казахстана в видеоролике [каз].

Другого мужчину, Бекена Эржуму, сначала приговорили к 15 годам заключения, но он отказался признать себя виновным, и, по словам Алии Бексултан, судья добавил к его сроку ещё четыре года.

Жены задержанных, которые побывали на дне рождения, немедленно оказались в так называемых лагерях перевоспитания. Каждая провела там около семи месяцев. Только две женщины были избавлены от «перевоспитания» в связи с беременностью, одна из них — невестка Алии.

От ролевой модели до преступника

Шаттыку Даулету, которому тоже за 30, был поставлен диагноз лейкемия, когда он получил 19 лет тюрьмы. Его арест подтверждается несколькими родственниками за пределами Китая, а также официальными документами.

Согласно судебным бумагам, Шаттык был обвинён в «разжигании межнациональной розни, этнической дискриминации и сборе толпы с целью нарушения общественного порядка».

Всего за несколько месяцев Даулет прошёл стремительный путь от образца для подражания до преступника в глазах китайского государства. В 2017 году местные СМИ [кит] опубликовали его портрет и представили Даулета как человека, который всего добился сам, вырвавшись из бедности и построив успешный бизнес по ремонту мобильных телефонов.

Он получил премию партийного комитета Коммунистического союза молодёжи как образец для подражания в молодёжном предпринимательстве.

Сейчас он содержится в тюрьме в Куйтуне, ближайшей к его деревне уездной столице в 280 км к северо-востоку от Или. Каково его состояние — неизвестно.

Остальные из 18 задержанных позже приговорены к 15 годам заключения, согласно свидетельским показаниям [PDF].

Неописуемая цена

Жанатбек Бексултан, 32 лет от роду, — один из несчастных участников чат-группы «Счастливая семья», отбывающий 15-летний тюремный срок за участие в вечеринке. Его сестра Алия, которая сейчас проживает в Казахстане, рассказала, как узнала о рейде на празднование по случаю дня рождения.

I first heard rumors in springtime 2018 from people that had travelled from China to Kazakhstan, that 18 persons had been arrested at a birthday party in my home village. But it was not until October that I learned from my parents that my brother was actually one of them.

Весной 2018 года я впервые услышала от людей, приехавших из Китая в Казахстан, о том, что 18 человек арестованы на дне рождения в моём родном селе. Но лишь в октябре узнала от родителей, что мой брат оказался среди них.

Спустя несколько месяцев по разным каналам Алия получила уведомление о лишении свободы своего брата, в котором говорилось, что он был осуждён за «пропаганду экстремизма» и «сбор толпы с целью нарушения общественного порядка».

Поскольку организатором празднования был имам, она считает, что власти ошибочно истолковали собрание как религиозное.

Неофициальные данные по нескольким делам показывают, что с 2017 года власти тщательно следят за большими собраниями. По этому поводу нет чётких законов, что приводит к произвольному наблюдению за людьми.

В слитой базе данных полиции указано, что такие собрания отслеживаются из-за потенциального «риска», который они представляют для общественного порядка. Празднование дня рождения «Счастливой семьи», в котором приняли участие более 40 человек, идеально подошло под это описание.

Однако Алия всё ещё не может поверить, что её брат платит такую цену только за то, что сходил на вечеринку.

My brother is just an ordinary man. He has two children and used to be a taxi driver along with some seasonal farm work. Now, my brother is allowed to talk to his family on the phone for three minutes every week. But they must only speak in Mandarin, which means he can not talk to my parents, because they don't speak Chinese. Since the arrest, my parents have visited him just once in prison, and at that time his hands and feet were shackled.

Мой брат — обычный человек. У него двое детей, он трудился водителем такси и сезонным работником на ферме. Теперь моему брату разрешено разговаривать со своей семьей по телефону по три минуты каждую неделю. Но они должны общаться только на мандаринском, а это значит, что он не может разговаривать с моими родителями, потому что они не говорят по-китайски. С момента ареста мои родители лишь раз навещали его в тюрьме, и тогда его руки и ноги были скованы.