Опаленная вершина вулкана Суфриер на заднем плане с отложениями пирокластических потоков на переднем плане, 13 мая 2021 года. Фотография Нади Хаггинс [1], использована с разрешения.
Скоро уже четыре месяца с тех пор, как произошло первое крупное извержение [2] вулкана Суфриер на Сент-Винсенте и Гренадинах в XXI веке. На протяжении этих долгих недель с 9 апреля около 20 000 людей были эвакуированы [3] [анг] из своих домов; пеплопад [4] [анг] был настолько сильным, что он представлял риск [5] для дикой природы и здоровья людей даже на других островах, и вулканическая активность, последствия которой [6] [анг] были ухудшены сильным дождем [7] [анг], была постоянной, в результате чего уровень тревоги страны оставался красным [8] [анг] большую часть времени.
Фотограф Надя Хаггинс [9] [анг] была там с первоначального извержения [10] [анг], когда она отошла на лодке к (относительно) безопасному пункту наблюдения, с которого задокументриовала массивный столп вулканического пепла, до последующих [11] [анг] продолжительных [12] [анг] осадков [13].
Ее страница в Instagram [14] [анг] мощно показывает хроники путешествия островной нации так, как не передать словами, рассказывая истории неуверенности, храбрости, потери, скорби, надежды и стойкости. В этом материале из двух частей Хаггинс рассказывает, что для нее значит быть свидетелем, какой была ежедневная жизнь под тенью Суфриера (даже на момент интервью, когда в стране оранжевый уровень тревоги) и как она хочет, чтобы ее фотографии дополнили повествование. Она поговорила со мной по аудио-звонку в WhatsApp 2 июня.
Винцентский фотограф Надя Хаггинс снимает второе извержение Суфриера 9 апреля, 2021. Фото Ника Спенсера, использовано с разрешения.
Жанин Мендес-Франко (ЖМФ): Ваши фотографии эмоциональны и очень мощны, тем не менее они кажутся более интимными, чем вуайеристскими.
Nadia Huggins (NH): I think it boils down to the way you approach the ethics of photography. Especially now, photographers have a responsibility to be considerate about what type of images they put out into the world. It's very easy to photograph a house buried under ash to try and get that gut reaction out of people, but for me, I try to go into the situation asking questions like, ‘If this were my house, how would I feel about somebody photographing and sharing it in this way?’ You really have to think of the intention behind the images. Of course you want people to know that there's all this horrible destruction that's happened, but what do you want [the message to be]? Do people need help? More relief? Long-term assistance? How is it socially impacting people? What is their mental health going to be like afterwards? I try to be very mindful with what I post.
Надя Хаггинс (НХ): Я думаю, всё сводится к тому, как вы подходите к этике фотографии. Особенно сейчас, фотографы несут ответственность за то, какие изображения они выкладывают в мир. Очень легко сфотографировать дом, засыпанный пеплом, и попытаться получить эту инстинктивную реакцию от людей, но я стараюсь войти в ситуацию, задавая вопросы типа: «Если бы это был мой дом, как бы я себя чувствовала, если бы кто-то так его сфотографировал и выложил?» Нужно думать о намерениях, стоящих за фотографиями. Конечно, вы хотите, чтобы люди знали о том, что случились эти ужасные разрушения, но что вы хотите этим сказать? Людям нужна помощь? Больше пожертвований прямо сейчас? Долговременное содействие? Как это скажется на людях в социальном плане? Каково будет их ментальное здоровье после всего этого? Я пытаюсь задумываться над тем, что я выкладываю.
ЖМФ: Ваши фотографии часто сосредотачиваются на деталях, которые другие люди могут пропустить, например, твой снимок пемзы, плывущей [15] по воде рядом с островом Шатобелер на подветренном побережье. Из каких элементов для вас состоит хорошая журналистская фотография?
Просмотреть этот пост в Instagram
NH: (Laughs) Sometimes I just wing it! I organically respond to what seems interesting. We all have a very particular range of perception of the world and as a photographer, your responsibility is to kind of zoom in or change your perspective ever so slightly when looking at things. Sometimes the most powerful thing that's going on is about eliminating a lot of the other elements around it—and that decision you make is really based on your own perception and what you might think is important, so it's a very personal approach to photography. I didn't even realise ash floated on the water like that, so if I didn't know that then how many other people out there don't know that?
НХ: (Смеется) Иногда я просто импровизирую! Я обычно реагирую на то, что кажется мне интересным. У нас всех есть очень определенный диапазон восприятия мира, и как фотограф вы должны приближать или несколько менять свою перспективу, когда смотрите на вещи. Иногда самое мощное — это убрать все посторонние элементы вокруг объекта, и это решение во многом основывается на вашем восприятии и на том, что вы считаете важным, поэтому это очень личный подход к фотографии. Я даже не знала, что пепел вот так может плавать на воде, поэтому, если я этого не знала, то сколько еще других людей, которые тоже не знали?
ЖМФ: Ваши фотографии находятся на пересечении фотожурналистики и искусства.
NH: My practice has always been moving between documentary and conceptual. I'm always trying to question how that fine arts side comes into play, and it's mostly through composition for me, and that's where the perception and perspective also comes into play—what I'm looking at and how I'm looking at it. You still want an element of truth in there; you don't want to completely manipulate what you see to the point where it's unbelievable. People also just want to be pulled in by something that looks different but still feels familiar, and that's always been the roots of my practice: trying to find that universal familiarity in scenes.
НХ: В своих работах я всегда колебалась между документальностью и концептуализмом. Я всегда стараюсь ответить на вопрос, как в процессе участвует эта сторона изящных искусств, и для меня это во многом происходит через композицию, и именно здесь вступают восприятие и перспектива — то, на что я смотрю, и как я на это смотрю. Также нужен элемент правды; вы не хотите полностью манипулировать тем, что видите, до момента потери реалистичности. Люди хотят быть захваченными чем-то, что выглядит по-другому, но всё еще знакомо, и это всегда было корнем моей работы: пытаться найти в кадрах то, что знакомо каждому.
ЖМФ: Во то же время на многих ваших фотографиях запечатлен драматизм извержения; приходит на ум ваш снимок, показывающий контраст [17] между облаками и пепельным шлейфом. Каково вам было снимать эти извержения?
Просмотреть этот пост в Instagram
NH: I honestly have no idea what I was thinking, getting onto a boat going into the red zone! As soon as the first eruption went off, friends called me: ‘Are we gonna do this?’ We all just made a decision collectively, without even realising it, that we were going to document it and we just went for it and were lucky to know other people who were just as crazy as us: one person to drive the boat, one to be on the phone [with The University of the West Indies Seismic Research Centre] to make sure that we were in safe range—so it wasn't totally irresponsible.
When we got there, the whole place was just white with ash. You couldn't see anything, just bits of islands and then, as the cloud started to come up, everyone [thought] it was the old ash cloud [but] there was a new eruption happening and as it started to rise quicker, I just got terrified. We had no idea how [high] it was going to rise, if there'd be pyroclastic flow, so we needed to go. As the boat was driving off, it started to rise and I was just in awe. It didn't quite register that what goes up has to come down. Everybody on the island was just taking pictures, taking selfies, and by the evening, when the ash started to come down, falling like snow, you could hear stones. That's when the reality started to sink in and I instantly felt depressed.
НХ: Я честно не понимаю, о чем я думала, когда садилась на лодку и отправлялась в красную зону! Когда закончилось первое извержение, мои друзья позвонили мне: ‘Мы сделаем это?’ Мы просто решили коллективно, даже сами того не осознавая, что мы будем снимать извержение, и просто отправились, и нам повезло, что мы знали других людей, которые были такими же ненормальными, как мы: один человек управлял лодкой, другой разговаривал по телефону [с Центром сейсмических исследований Университета Вест-Индии [19] (анг)], чтобы убедиться, что мы были в безопасной зоне — так что это не было абсолютно безответственно.
Когда мы добрались до туда, всё было белым от пепла. Ничего не было видно кроме кусочков островов, и когда облако начало подниматься, все [подумали], что это старое пепельное облако, [но] началось новое извержение, и когда оно стало подниматься быстрее, я просто испугалась. Мы понятия не имели, как [высоко] оно поднимется и будет ли пирокластический поток, поэтому нам нужно было уходить. Когда лодка отплывала, оно начало подниматься, и я была просто в восхищении. Я сначала не поняла, что всё, что поднимается, должно будет спуститься. Все на острове фотографировались, делали селфи, и к вечеру, когда пепел стал оседать, падая, как снег, можно было слышать камни. Тогда реальность начала до меня доходить, и я немедленно почувствовала тоску.
Просмотреть этот пост в Instagram
ЖМФ: Некоторые ваши фотографии чем-то похожи на натюрморты. Может ли красота сосуществовать с тем, свидетелем чего ты стала?
Просмотреть этот пост в Instagram
NH: There wasn't any wind that day, after [the eruption]. The place was entirely still; nothing was moving. You wouldn't even see ash blowing on that first day. The place was just dark; like a black and white photo. You step outside and everything was covered in that grey. When you walked, the ash would move away and the colour would come back into the ground. I was just looking for these iconic symbols of St. Vincent, you know? The breadfruit leaf has been a part of our old flag and we have so many trees here … part of our national dish and I think Captain Bligh brought the first breadfruit tree to the Western world through St. Vincent, so there was some kind of significance in it for me. This is in my mother's garden […] I was walking around and just observing, saw it, and something about it was really striking. It felt kind of poetic. I didn't place the leaves in the image in any particular way; they fell that way, so it's looking for those moments that seem compositionally interesting. With still life, you place things in a particular way, but this is nature just placing things in the way that it intended. I try not to interfere with things.
НХ: В тот день после [извержения] не было ветра. Всё было абсолютно спокойно; ничего не двигалось. В тот первый день не видно было даже летающего пепла. Всё просто было темно; как черно-белая фотография. Выходишь на улицу, и всё покрыто этой серотой. Когда ты идешь, пепел отодвигается и к земле возвращаются цвета. Знаете, я просто искала те известные символы Сент-Винсента. Лист хлебного дерева был частью нашего старого флага, [22] и у нас тут столько деревьев … часть нашего национального блюда, и, кажется, капитан Блай [23] [анг] привез первое хлебное дерево в Западный мир через Сент-Винсент, так что в этом есть для меня какая-то значимость. Это в саду моей матери […] Я бродила вокруг и просто наблюдала, увидела это, и что-то показалось мне крайне поразительным. Как будто в поэзии. Я не клала листья на фотографии каким-то определенным образом; они так упали, поэтому поиск таких моментов кажется композиционно интересным. Для натюрмортов ты раскладываешь вещи определенным образом, но это природа, которая кладет всё так, как она задумывала. Я стараюсь в это не вмешиваться.
Просмотреть этот пост в Instagram
ЖМФ: Во многих ваших предыдущих работах, которые побывали на международных выставках [25], океан представлялся и как субъект сам по себе, и как сила, формирующая региональные культуры и судьбы. Что передает морской пейзаж Суфриера? Одна из моих любимых — фотография выстроившихся в шар рыб с круизным кораблем в отдалении.
Просмотреть этот пост в Instagram
NH: That was a strange moment. As we were going into the red zone to document that explosion […] my friend Kai just wanted to face some of his fears. He'd never jumped into the ocean so far away from land. There were these massive bait balls around the orange zone because all the fish were now out of the red zone—nothing could survive in there—but the thing with bait balls is that there's something […] below trying to capture the fish. It could be sharks or whales—it's kind of terrifying to think about it—and Kai just jumped into the water with the GoPro trying to see if he could get anything. The cruise ship in the background was for the evacuees but [at the time] it didn't have anybody on it, so it was strange [seeing it] floating out on the horizon just waiting for something to happen. It really just felt like a powerful moment that I wanted to capture.
НХ: Это был очень странный момент. Когда мы заплывали в красную зону, чтобы сфотографировать это извержение […], мой друг Кай просто хотел столкнуться со своими страхами лицом к лицу. Он никогда не нырял в океан так далеко от берега. По оранжевой зоне встречались эти огромные шарообразные формации, потому что в красной зоне не было рыбы — ничто не могло там выжить — но насчет этих шаров, там было что-то […] внизу, что пыталось поймать рыбу. Это могли быть акулы или киты — об этом даже немного страшно думать, — и Кай прыгнул в воду с GoPro, пытаясь посмотреть, сможет ли он что-нибудь запечатлеть. Круизный корабль на заднем плане был для эвакуированных людей, но [в тот момент] на нем никого не было, поэтому было странно [видеть], как он плавал на горизонте, как будто ждал, что что-то случится. Это был мощный момент, который я захотела поймать.
Просмотреть этот пост в Instagram
NH: When I started taking the underwater images, I was trying to think about looking back at an island in a geological way. How does an island look below the sea? Geologically, what are those structures? Obviously my camera can't capture that scale, but I was interested in that aspect of it. We know that most of these islands are volcanic—that's how the Caribbean was formed—so at one point, we were all under water and over millions of years, these formations happened and now we're living on these islands. This gradual process of the landscape being transformed through these eruptions is interesting to me, so looking at it from the sea is me still trying to get a sense of that transformation.
НХ: Когда я начала делать подводные снимки, я старалась посмотреть на остров с геологической точки зрения. Как выглядит остров под водой? Геологически, что это за структуры? Очевидно, моя камера не могла запечатлеть такой масштаб, но я была очень заинтересована в этом аспекте. Мы знаем, что большинство таких островов вулканические — так сформировались Карибские острова, — так что в какой-то момент мы все были под водой, и спустя миллионы лет возникли эти образования, и сейчас мы живем на островах. Меня интересует этот постепенный процесс трансформации пейзажа через извержения, так что смотреть на него с моря для меня означает пытаться понять эту трансформацию.
Просмотреть этот пост в Instagram
Во второй части [29] этой статьи Надя обсуждает концепции перемен, стойкости и надежды, и что стоит на кону для жителей Кариб.