Ты относишься ко многим расам, но ни одной из них не принят. Фотоколлаж Даниэллы Барсотти, использован с разрешения.
Текст Даниэллы Барсотти
[Все ссылки — на английском языке, если не указано иное.]
Когда я всматриваюсь в собственное лицо, то вижу бедственное положение коренных карибов [1] [рус], которые вместе с прочими первыми поселенцами [2] [рус] Карибского бассейна боролись против [3] европейского завоевания и разорения. Я вижу африканцев, изгнанных [4] [рус] из родного дома и вынужденных трудиться на украденной земле в жару, невыносимую для белого человека. Вижу своего деда по материнской линии, который подростком приплыл на Карибы из Китая [5], спасаясь от коммунизма, без денег и знания английского языка. Вижу своего прадеда по отцовской линии, итальянца [6], построившего многие из до сих пор сохранившихся в регионе церквей и зданий суда. Когда я вглядываюсь в своё лицо, я вижу трудолюбивых людей, объединившихся, чтобы создать новую жизнь и дом для самих себя, жертвующих всем ради последующих поколений.
Я вижу свою историю: любовь, радость, боль, печаль, потери и жертвы, которые потребовались для создания этой родословной. Это послужило основой моей взрослой жизни в качестве карибской женщины смешанного расового происхождения, поселившейся в Северной Америке, где мне почти ежедневно напоминают, почему мы не можем жить как один мир, один народ. Расизм со стороны белых, с которым я сталкивалась, причинял мне боль, но когда ты такой же смешанной расы, как и я, такая боль глубже и сильнее разочаровывает, если расизм исходит от других меньшинств, потому что ты этого не ожидаешь. Именно эта дискриминация изгоняет подобных мне людей смешанных кровей на остров Нигде — там ты относишься ко всем расам, но ни одной из них не принят.
В первый день моего обучения в университете на севере штата Нью-Йорк кто-то спросил: «Кто ты вообще такая?». Я ответила: «Человек… а ты?». Мой ответ не смутил, как предполагалось, а только вызвал ещё больше нескромных вопросов. «Нет, я имею в виду вот что… ты белая, чёрная или латиноамериканка?». «Да, и не только», — лаконично ответила я. Я не видела причин выбирать ту расу, к которой не отношусь, поэтому и чёрные, и белые студенты пришли к выводу, что я «орео» [прим. переводчицы: чёрный, который мыслит и ведёт себя как белый].
Должна ли я объяснять, почему я выгляжу так, а не иначе? Выросшая на Карибах, я узнала о мире на уроках географии, истории и обществознания, однако многие североамериканцы этноцентричны. Хоть я и не против излишнего любопытства, но лучше вежливо поинтересоваться, откуда я родом и каково мне было там жить. Почему я должна объяснять географию или антропологию совершенно незнакомым людям? Меня воспитывали, чтобы я переняла культуру, кухню и традиции моих многонациональных предков, но в Северной Америке ты должен быть той или иной расы, чтобы людям было легче понять, в какую графу тебя вписать.
Я ставлю галочку в графе «Другое». Её можно было бы назвать «Нигде» или «Ничто», потому что именно так ты себя чувствуешь — но в мои обязанности не входит облегчать чью-либо жизнь. Я — иммигрантка, пытающаяся принять новую культуру и адаптироваться к новому образу жизни. И если кто-то думает, что мне следовало бы вернуться туда, откуда я родом, — я бы сделала это, если бы могла.
Я остро реагирую, когда расизм в мой адрес исходит от других меньшинств. Оскорбления прокручиваются в моей голове, как сцены из фильма. Вот два латиноамериканских парня в клубе Майами, которые решили, что вполне нормально называть меня coño [7], когда по моему школьному испанскому поняли, что я не одна из них. Вот мои чернокожие американские одноклассники перестали со мной дружить, когда я не захотела вступать в клуб чёрных женщин, даже когда я сказала им, что не хочу вступать ни в какое сообщество. А вот азиатка у моей стойки кассира пришла в ярость, когда по её просьбе я объяснила, что мои нефритовые украшения — это связь с дедом по материнской линии. Помню, как она тихо назвала меня hak gwai — это эквивалент слова на букву «Н» на кантонском языке — и её смущение, когда я ответила, что такие слова дают мне право не обслуживать её. По её мнению, у меня была слишком тёмная кожа, чтобы носить одежду, свидетельствующую о моём китайском происхождении.
Я вглядываюсь в свои черты и понимаю, что встречавшимся мне североамериканским индийцам не по себе от того, что я знаю об их праздниках, культуре и кухне так же много. Они говорят мне, что культура карибских индийцев не столь богата и чиста, как «настоящая» индийская культура. Разглядывая своё лицо, я смеюсь над неверием североамериканских итальянцев в то, что моя фамилия — моя, а не мужа, просто потому, что я не похожа на них. Я смотрю на себя и понимаю, что некоторые из насмешек и издевательств, которым подвергались мои дети, были вызваны тем, что они называли меня «мама», что моя кожа, характерная для смешанного расового происхождения, портила их предполагаемую белизну.
Даже сейчас, когда мы встали на защиту своего права иметь вес в обществе и боремся за это право, цветные женщины осуждающе восклицают: «Их всё больше!», когда я прохожу мимо с мужем и детьми. Неужели цветные женщины так низко ценят цветных мужчин? Ценят самих себя? Ты не можешь никак повлиять на то, кого полюбишь; насколько я знаю, привлекательные мужчины бывают любого цвета кожи. Я вышла замуж за человека, который любит меня и наших сыновей и относится к нам с достоинством и уважением. Он всегда рядом и поддерживает меня, принимает мою культуру и всё, что делает меня мной.
Недавно я услышала о группе карибских родителей, чьи дети страдают аутизмом. Они проводили кампанию по привлечению людей, говорящих на диалекте и обращающихся к карибской культуре, чтобы лучше воспитывать наших детей. Мой старший сын — аутист, поэтому я обратилась к ним через социальные сети и в течение 24 часов была как принята, так и отвергнута группой. Как выяснилось, один из её членов троллил меня на Facebook: увидел мою аватарку (семейную фотографию) и решил, что мы недостаточно чёрные. Я считаю себя представительницей национальности, а не этноса, поэтому, когда увидела их по телевизору, поразилась тому, что они были скорее не чернокожими, а вест-индцами с карибскими корнями, такими же, как я, из региона, в котором, как в плавильном котле, смешались этносы.
Это ошеломило меня. Десять лет я руководила благотворительной организацией [8] для аутистов, продолжающей оказывать финансовую и другую поддержку многим семьям, которых коснулось это заболевание. Там никому не отказывают. 21 год я воспитывала сына, могла бы стать полезной для группы и получить для себя выгоду от их опыта, но, видимо, моя внешность оказалась важнее того вклада, что я могла бы сделать. Один из организаторов даже предложил мне присоединиться к группе выходцев из Юго-Восточной Азии или создать свою собственную. Я смотрю на себя и понимаю, что многие, кто выступает против расовой дискриминации, преспокойно отвергают такого человека смешанных кровей, как я.
К счастью, цвет, который мы видим в нашей семье — это любовь.