Для ЛГБТК+ в Монголии стигма — это реалии жизни

Летом 2017 года я провёл несколько месяцев в Улан-Баторе, столице Монголии. Здесь я встретил молодую девушку-второкурсницу, которая рассказала о сложностях, с которыми сталкиваются люди из ЛГБТК+ в стране. Меня сразу поразила тяжесть некоторых ситуаций, о которых она говорила. Несмотря на то, что ей было всего лишь 19 лет, она уже сталкивалась с такой дискриминацией. Я знал, что она сможет донести ценную информацию о том, через что проходят молодые члены сообщества ЛГБТК+ в стране.

Монголия — страна с историей дискриминации ЛГБТК+. Несмотря на то, что существуют законы, защищающие представителей этого сообщества, нередко можно прочитать сообщения об избиениях, изнасилованиях и даже похищениях бисексуальных и гомосексуальных людей на почве ненависти. Есть некоторые признаки постепенных перемен. В конце прошлого года полиция выдвинула обвинения ^[2] [анг] против ультраправой группы после нападения на трансгендерную секс-работницу — редкий случай, когда власти расследовали преступление на почве ненависти к ЛГБТК+.

Поэтому, когда я предложил взять у нашей героини интервью, она ответила, что должна сначала подумать. По её словам, она боялась, что разглашение её имени может подвергнуть опасности её и её родственников. В конце концов, девушка согласилась: молчание должно быть разрушено. У неё было всего две просьбы: чтобы я скрыл её настоящую личность и чтобы прошло некоторое время перед публикацией материала.

В 2020 году мы решили, что три года — это достаточно большой срок. И чтобы удовлетворить её просьбу относительно сокрытия личности, я решил дать ей псевдоним Эрдене, что в переводе с монгольского означает «жемчужина». Интервью отредактировано для краткости и стиля.

«У меня было много проблем, связанных с моей сексуальной ориентацией», — начала Эрдене.

В Монголии дискриминация по сексуальной ориентации не всегда затрагивает вас напрямую. «Люди действительно не понимают, когда вы говорите о „сексуальной ориентации“. Если бы мне пришлось сказать среднестатистическому монголу, что я бисексуалка, он бы ответил: „О… ясно“. Не отреагировал бы ни положительно, ни отрицательно. Потому что не понял бы. Но если я покажу это своими действиями — это людей удивит», — продолжила она.

Амедео Бастиано: Как бы они отреагировали?

Erdene: If you are a girl and you walk hand in hand with another girl, people will just think that you two are friends. No one would suspect you’re a couple. But you would never kiss another girl in public. If you did, people might insult you and yell at you. Especially the elderly and the conservative. Most likely, somebody would approach you and make you stop.

It happened to a friend of mine. She and another girl were dating; once, they went to a park and started kissing. Two guys approached them, saying: ‘Hey, what are you doing?! You both should be kissing guys. Why are you kissing each other?’ Then they forced my friend and the other girl to stop.

People react more strongly to males. If two guys hold each other’s hands, other people would beat them up. That's not uncommon.

Эрдене: Если вы девушка и будете держаться за руку с другой девушкой, люди просто подумают, что вы подружки. Никто и не заподозрит, что вы пара. Но целоваться на публике с девушкой вы бы не стали. Если сделать это, люди могут начать оскорблять вас и кричать. Особенно старшего возраста и консервативных взглядов. Скорее всего, кто-то подойдёт к вам и заставит остановиться.

Так случилось с моей подругой. Она встречалась с другой девушкой; однажды они были в парке и начали целоваться. К ним подошли два парня и сказали: «Эй, что вы делаете?! Вы обе должны целоваться с парнями. Почему вы целуетесь друг с другом?» Потом они вынудили мою подругу и вторую девушку перестать.

Люди сильнее реагируют на мужчин. Если два парня будут держаться за руки, их изобьют. Это нередкий случай.

АБ: Есть ли сообщество, которое поддерживает людей ЛГБТК+ в Монголии?

E: Yes, there is a small community, a small LGBT centre, and it’s trying to get its voice heard. I joined it. We have a pride march, a pride week and so on… But only a few people participate. Last time [in 2017], at the pride walk, there were fewer than 50 of us. There is no media coverage; almost nobody knows that such events take place. And when people don’t speak about our activities, the impact of what we do fades away quickly. Many don’t even know that an actual LGBTQ+ centre exists. The people who ‘work’ there are all volunteers. They get a very small fraction of tax money, because they are registered as a non-profit organisation.

Э: Да, есть небольшое сообщество, маленький ЛГБТ-центр, и он пытается добиться, чтобы его голос услышали. Я присоединилась к нему. У нас есть прайд-парад, прайд-неделя и так далее… Но участвует совсем мало людей. В последний раз [в 2017 году] в «прогулке гордости» приняли участие меньше 50 человек. Про нас не пишут СМИ; почти никто не знает, что такие события происходят. И раз люди не говорят о нашей деятельности, эффект от неё быстро угасает. Многие даже не знают о существовании настоящего центра ЛГБТК+. Все, кто там «работает», делают это на добровольческой основе. Они получают очень малую долю от налогов, потому что зарегистрированы как некоммерческая организация.

АБ: Итак, волонтёрам не платит правительство — во всяком случае, не напрямую. Как на ЛГБТ-центр смотрят государственные органы?

E: Not positively. Mongolia is officially a democracy, and as a democracy it is obliged to defend people’s rights – LGBTQ+ ones included. Our ability to have a community, to be heard, and so on. But in reality, politicians don’t like us. Regardless of their party. They don’t have any interest in protecting us. So they keep silent and hinder any possible change. The centre had to fight really hard to get the small governmental help it now receives. And that took about five years.

Sexual discrimination is a crime under Mongolian law. Harming people because of their sexual orientation or sexual identity [should] involve severe punishments. But this remains a dead letter: everyone ignores the law. If you call the police saying that you’ve been discriminated against, no one will come. And many people – many cops as well as many LGBTQ+ people – don’t even know that such a law exists.

Э: Не положительно. Официально, Монголия — демократия, и демократия обязана защищать права населения — в том числе права ЛГБТК+. Наше умение создать сообщество, быть услышанными и так далее. Но в реальности политики относятся к нам плохо. Вне зависимости от партии. Они не заинтересованы в том, чтобы нас защищать. Они молчат и мешают любым возможным изменениям. Центру пришлось очень сильно бороться, чтобы получить небольшую помощь от правительства, которую мы имеем сейчас. И это заняло около пяти лет.

Дискриминация по сексуальной ориентации — преступление по монгольским законам. Причинение вреда по мотиву сексуальной ориентации или идентичности [должно] вести к жёстким наказаниям. Но лишь на бумаге: все игнорируют закон. Если вы позвоните в полицию и заявите о дискриминации, никто не приедет. И многие — как полицейские, так и ЛГБТК+ — даже не знают о существовании такого закона.

АБ: Почему люди знают так мало?

E: There are many reasons. The first is the obstructionism of politics; right after come money and fear.

Lately, there have been many new young people visiting the centre. They were 16 to 18 years of age. And they all lamented that they couldn’t retrieve details about the centre anywhere.

Let’s imagine that someone gets harassed or discriminated against. That person won’t know where to turn to. It’s just impossible to find something saying: ‘If you are in a difficult situation, call this number, or go to this place’. There's not even a panel, nor a flyer. When people get harassed, they will most likely be alone, feel alone, and will have to bear their suffering in silence, without the possibility to find comfort and help. They'll probably continue to face discrimination for a long time without seeing any possibility to improve their condition.

This is because those who run the centre don’t do enough advertising. It's not their fault, though. They don’t have enough money to print things out. And on the internet, despite them having a Facebook page and all that, people are afraid of having their name associated with the centre. Members of the community don’t want to share links, send e-mails, or invite their friends to events. Because they don’t want to be discriminated against. Or discriminated against even more. Those who run the centre do what they can. They work really hard. But after all, there's only four of them. You cannot ask too much of four people who work as volunteers. The possibilities are limited.

Э: Причин много. Первая — преграды, которые ставит политическая система; сразу за ними следуют деньги и страх.

В последнее время в центр приходит много новых молодых людей. Им лет 16-18. И все жалуются, что нигде не могут найти информацию про центр.

Представим, что кого-то преследуют или дискриминируют. Этот человек не знает, куда обратиться. Невозможно найти ресурс, где будет сказано: «Если вы в сложной ситуации, позвоните по этому телефону или пойдите туда-то». Нет даже таблички или листовки. Когда людей притесняют, скорее всего, они будут одиноки, будут чувствовать себя одинокими, должны будут перенести страдания молча, не имея возможности получить поддержку и помощь. Скорее всего, они ещё долго будут сталкиваться с дискриминацией, не видя возможности улучшить своё положение.

Дело в том, что управляющие центром недостаточно занимаются рекламой. Но это не их вина. У них недостаточно денег, чтобы такое печатать. А в интернете, хотя есть страничка в Facebook и всё такое, люди боятся ассоциироваться с центром. Члены сообщества не хотят делиться ссылками, писать письма, приглашать на мероприятия своих друзей. Потому что они не хотят подвергнуться дискриминации. Или пострадать от ещё большей дискриминации. Управляющие центром делают, что могут. Они очень много работают. Но их всего четверо. Нельзя просить слишком многого от четверых людей, работающих волонтёрами. Возможности ограничены.

АБ: Каковы размеры ЛГБТ-сообщества в Монголии?

E: Officially the community has between 300 and 500 members. But there are way more LGBTQ+ people in Mongolia. Way more. There has been a survey, and it showed around 30,000 people across the country. But even those who organised that survey know that the real number is much higher. People just don’t talk. Of all the Mongolians I directly or indirectly know, I can recall less than 10 people who fully came out, including public figures. And now that I think about it, they are all women. Not a single man admitted to be gay.

Э: Официально сообщество насчитывает от 300 до 500 членов. Но в Монголии намного больше представителей ЛГБТК+. Намного больше. Проводился опрос, результат которого — около 30 тыс. человек по всей стране. Но даже те, кто этот опрос организовал, знают, что реальные цифры ещё выше. Люди просто молчат. Из всех монголов, кого я знаю напрямую и нет, я могу вспомнить меньше десяти человек, включая публичные фигуры, которые публично заявили о своей ориентации. И вот я как раз подумала: все они женщины. Ни один мужчина не признался, что он гей.

АБ: Учитывая, насколько сложна ситуация в Монголии для ЛГБТК+, почему вы решили сделать каминг-аут?

E: I made this choice because of a friend. In the past, she had a girlfriend with a masculine appearance: she looked like a guy. A gay guy, maybe. She was beaten up twice just because of how she looked.

One time was on the streets at night. The other time was at an LGBTQ+ party. Sometimes we organise parties in the city. They are private events: we prepare a list, and only members of our community who register in advance are admitted. When this girl was beaten, there were three people waiting for us outside the place where we held the party. They tried to get inside the venue, but when they approached the entrance, the bouncer told them: ‘You cannot enter. There’s an LGBT party going on’. So they decided to wait for somebody to exit. He should have said: ‘Sorry, this is a private event’, and nothing else. But he decided to be specific.

He did it on purpose.By telling those three what was going on inside the place, he facilitated the situation. If you work in security, you should be able to tell at first sight when a group of jerks wants to get into a fight, right? You don’t give them a reason. Plus, when the three guys started hitting the girl – who was a customer of the venue he was working at – he didn’t lift a finger. He wanted her to be beaten.

Those three knew she was a girl. When they started, my friend told them. They could understand that from her voice. But they didn’t care. They just wanted to beat her. They felt justified by the fact she looked like a male, so they could get violent. That made me understand what discrimination can lead to. And that awareness is why I’m open about my orientation. I am open, because nobody [else] is. Because if nobody speaks out about the situation, nobody will know. And I want people to know. I want people in this society, especially people my age, to know and to start accepting those who are different.

Э: Я приняла решение из-за подруги. В прошлом у неё была девушка с маскулинной внешностью: она выглядела, как парень. Парень-гей, может быть. Её два раза избили из-за того, как она выглядела.

Первый раз произошёл на улице ночью. Другой — на вечеринке для ЛГБТК+. Иногда мы организуем вечеринки в городе. Это частные мероприятия: мы готовим список, внутрь пускают только членов сообщества, зарегистрировавшихся заранее. В тот день, когда девушку избили, у того места, где шла вечеринка, нас ждали три человека. Они попытались войти внутрь, но на входе вышибала сказал им: «Вы не можете войти. Тут идёт ЛГБТ-вечеринка». И они решили подождать, пока кто-то выйдет. Он [охранник] должен был сказать: «Простите, это частное мероприятие». И всё. Но он решил уточнить.

Он сделал это специально. Сказав тем трём, что происходит внутри, он поспособствовал развитию ситуации. Охрана должна с первого взгляда понять, когда группа придурков хочет устроить драку, так? Таким не нужно давать повода. К тому же, когда трое парней начали бить девушку — клиентку заведения, где он работал, — он не шевельнул и пальцем. Он хотел, чтобы её избили.

Те трое знали, что она девушка. Моя подруга сказала им, когда они начали [бить её]. Они могли понять это по её голосу. Но им было плевать. Они просто хотели её избить. Им казалось, что это оправдано тем, что она выглядит, как мужчина, поэтому насилие нормально. Случившееся заставило меня понять, к чему может вести дискриминация. И это знание — причина, по которой я открыто говорю о своей ориентации. Я открыта, потому что больше не открыт никто. Потому что если никто не будет говорить о происходящем, никто не узнает. И я хочу, чтобы люди знали. Я хочу, чтобы люди в этом обществе, особенно люди моего возраста, знали и начали принимать тех, кто отличается от них.

АБ: Как близкие вам люди отреагировали, когда вы рассказали о своей ориентации?

E: I lost a few friends after saying that I am bisexual. Both male and female friends. But I’m actually happier. It’s better to have friends who accept you for what you are, than fake friends who will always be ready to turn their backs on you. My mother knows; my father doesn’t. But here in Mongolia, almost nobody tells their parents. LGBTQ+ people never speak – not even with close friends. They open up only with other members of the community.

When your parents discover your orientation, you almost always have a hard time. I have a direct example of this. I know another girl. Her parents knew she was engaged to someone of the same sex… But not because she told them. They got some clues, read a few messages… When they realised, they cut her internet connection, took her phone and her notebook, and forced her to stay home for two weeks. Then, they made her break up with her girlfriend.This is the typical situation young LGBTQ+ people go through in Mongolia.

For me, it was different. My mother studied abroad, and is a very informed, open-minded person. One time, she asked me if I was happy with the person I was dating. She probably suspected that I was seeing a girl. I said that yes, I was. The only thing she answered me was: ‘If you’re happy, do anything you want. I accept you, I love you, and will accept and love you no matter what. If you’re happy, I’m happy too’. That's extremely rare here.

My mother made me understand how big the impact of your parents can be. How important it is to have their love, how much they can influence your happiness. If it wasn’t for her, I would have felt much more alone and isolated.

Э: Я потеряла нескольких друзей, рассказав, что я бисексуалка. И парней, и девушек. Но я стала счастливее. Лучше иметь друзей, принимающих тебя такой, какая ты есть, чем фальшивых друзей, которые всегда готовы повернуться спиной. Моя мама знает; отец — нет. Но здесь, в Монголии, почти никто не говорит родителям. Люди ЛГБТК+ никогда не говорят об этом — даже с близкими друзьями. Они открыты только с другими членами сообщества.

Когда родители узнают о вашей ориентации, почти всегда приходится сложно. У меня есть конкретный пример. Я знаю одну девушку. Её родители узнали, что она была помолвлена с кем-то того же пола… Но не потому что она им сказала. Они узнали по косвенным признакам и нескольким сообщениям… Когда они всё поняли, то отключили ей интернет, забрали телефон и дневник и вынудили оставаться дома две недели. Затем они заставили её расстаться с девушкой. Это обычная ситуация для молодых людей ЛГБТК+ в Монголии.

Для меня всё было по-другому. Моя мама училась за границей, она очень образованный и открыто мыслящий человек. Однажды она спросила, счастлива ли я с человеком, с которым встречаюсь. Она, видимо, подозревала, что это девушка. Я сказала, что да, счастлива. Мама ответила просто: «Если ты счастлива, делай то, что хочешь. Я принимаю тебя, я люблю тебя и буду принимать и любить тебя, несмотря ни на что. Если ты счастлива, я счастлива». Здесь такое происходит очень редко.

Моя мама помогла мне понять, какой сильной может быть роль родителей. Как важно чувствовать их любовь, как сильно они могут повлиять на ваше счастье. Если бы не она, я бы чувствовала себя куда более одинокой.

АБ: Как вам кажется, есть ли шансы на прогресс в будущем?

E: In Mongolia, plenty of people still think that homosexuality is a mental illness. When they find out that someone is gay or lesbian, they are disgusted, and will look for a way to cure the person.

Sometimes, Western people see being bisexual as better than being being lesbian, because you still ‘like the opposite sex’. But here, it’s more the fact that you’re attracted by the same one. People think that if you’re not 100 percent straight, you’re not able to feel love like ‘normal people’. They don’t believe you are able to have regular emotions, control over your sexuality, or a normal relationship. They think you cannot by any means be faithful.

The situation is getting better. The number of subscriptions to the LGBTQ+ centre is rising, especially among young people. We’re getting more visibility, and some foreign [LGBTQ+] centres are promoting our image abroad. Moreover, many Mongolians are now moving to other countries to study or work, and there, they can embrace a more tolerant point of view, like my mother.

But changes need time. That's why I want to leave: I’m proud of being Mongolian, but I cannot constantly be crushed by the hatred of my society.

Э: В Монголии многие до сих пор думают, что гомосексуальность — психическое заболевание. Когда они узнают, что кто-то — гей или лесбиянка, то чувствуют отвращение и ищут способ вылечить этого человека.

Иногда люди на западе считают, что бисексуалкой быть лучше, чем лесбиянкой, потому что тебе всё равно «нравится противоположный пол». Но здесь соль скорее в том, что вас привлекает ваш пол. Люди думают, что если вы не гетеросексуальны на 100 процентов, вы не можете чувствовать любовь как «нормальные люди». Они не верят, что вы можете испытывать обычные эмоции, контролировать сексуальность или иметь нормальные отношения. Они думают, что вы точно не сможете хранить верность.

Дела становятся лучше. Число подписок на центр ЛГБТК+ растёт, особенно среди молодёжи. Мы получаем больше внимания, некоторые иностранные [ЛГБТК+] центры рассказывают о нас за границей. Кроме того, многие монголы теперь уезжают в другие страны, чтобы учиться или работать, и там они могут стать более терпимыми, как моя мама.

Но для перемен нужно время. Поэтому я хочу уехать: я горжусь тем, что я монголка, но я не могу жить под гнётом ненависти нашего общества. 

Примечание редактора: Центр ЛГБТ Монголии не участвовал в создании этой статьи