Азербайджанцы празднуют победу в Нагорном Карабахе, проспект Бюльбюля, Баку, 10 ноября 2020 года. Фото CC-BY-SA 4.0: Тогрул Рахимли / Wikimedia Commons [1]. Некоторые права защищены.
[Все ссылки в этой статье — на английском языке, если не указано иное.]
Захваченная военная техника Армении с грохотом проехала мимо трибуны в Баку, на которой стояли президент Азербайджана Ильхам Алиев и его турецкий коллега и близкий союзник Реджеп Тайип Эрдоган.
Вчерашний [10 декабря 2020 года] военный парад в столице Азербайджана [2] знаменовал восстановление контроля над значительной частью Нагорного Карабаха, гористой территории, которая после перемирия 1994 года как самопровозглашённое государство находилась под управлением проживающих там этнических армян. Следующие один за другим лидеры Азербайджана торжественно обещали вернуть эти земли под контроль Баку, но без заметного успеха, — пока в конце сентября не началась самая недавняя военная операция.
Предыдущие военные действия, например в 2016 году, часто характеризовались как «столкновения». Но это была полноценная война, она привела к гибели сотен мирных жителей. Азербайджан вернул себе все территории вокруг Нагорного Карабаха, где до первой войны в основном проживали азербайджанцы. Баку захватил также некоторые районы собственно Карабаха, в том числе стратегически важный, расположенный на возвышенности город Шушу, имеющий огромное символическое значение для азербайджанцев. От самопровозглашённой Республики Арцах остался огрызок, соединённый с её армянским покровителем одной дорогой — и охраняемый двумя тысячами российских миротворцев.
Их прибытие стало возможным благодаря подписанному 9 ноября при посредничестве Москвы перемирию, которое перекроило карту Южного Кавказа. Пока Армения входит в очередной период политической нестабильности и с трудом обустраивает тысячи беженцев из пострадавшего от войны региона, имеет смысл посмотреть, что означает эта победа для победителя — когда трибуна опустела и ликующие толпы вернулись в повседневность.
Что значат итоги этой войны для отношений между государством и обществом в авторитарном Азербайджане? Как они повлияют на связи Азербайджана с Турцией и Россией? Самое главное, каково будущее сотен тысяч азербайджанцев — внутренне перемещённых лиц (ВПЛ) из Карабаха, которые ждали этого момента с 1994 года?
Чтобы узнать больше, я взял интервью у социологов из Азербайджана Сергея Румянцева и Севиль Гусейновой, которые сейчас руководят расположенным в Берлине исследовательским институтом «Центр независимых социологических исследований» [3] [рус]. Интервью публикуется с сокращениями.
Максим Эдвардс: Популярность президента Ильхама Алиева достигла наивысшего за все времена уровня. Что это значит для гражданских прав и политических свобод в Азербайджане?
Сергей Румянцев: Ильхам Алиев занимает президентский пост с 2003 года. Это длинный срок. Все позитивное, что случилось за это время, всегда записывалось на его счет. Реформы бюрократического аппарата, построенные новые школы и отремонтированные старые, мосты и дороги, и даже подземные переходы — все это происходило, по официальной версии, благодаря Ильхаму Алиеву. Нет никаких оснований думать, что после успешной для Азербайджана войны эта ситуация как-то радикально изменится. Победу в войне уже записали на всё тот же счет Ильхама Алиева. Да, конечно, и сам президент это подчеркивает, победила армия и азербайджанский солдат. Но во главе с умелым дипломатом и «победоносным» верховным главнокомандующим — главным творцом победы.
При всех раскладах, победа в войне многое меняет. Очевидно, что президент приобрёл новый и очень внушительный политический и символический ресурс дополнительной легитимности. После удачной войны режим приобрел и большую устойчивость. По крайней мере на какой-то неопределенный срок. Весь политический спектр без исключения, включая самых ярых оппонентов и критиков президента, поддержали войну. Тот опыт всеобщей общественной солидарности в дни войны, о котором с такой гордостью говорили и представители власти и оппозиционеры не исчезнет бесследно. Однажды «согрешив» и поддержав режим, критики власти, пытающиеся сохранить свои позиции, будут вынуждены столкнуться со своими страхами и упрёками окружающих. Суммируя, можно сказать, что политической свободы в стране не было до войны, и тем более нет причин думать, что свободы будет больше после её удачного (для режима) завершения.
Севиль Гусейнова: Я бы сказала, что наивысшего пика популярности президент достиг во время боевых действий. И с каждым взятым селом или райцентром градус популярности повышался. После 10 ноября, на фоне празднования победы, сразу прозвучала и критика от наиболее националистически настроенных оппозиционеров и публичных деятелей. Обещания вернуть целиком весь Карабах пока не сбылись, хотя взятие Степанакерта, как принято считать, было лишь вопросом времени. Более того, на территории страны теперь находятся российские военные и это обстоятельство раздражает и вызывает опасение не только у профессиональных критиков режима, но и у многих обывателей. Думаю, что в случае ухудшения экономической и социальной обстановки голоса критиков, притихшие на фоне победы, вновь зазвучат громче. Важно и то обстоятельство, что не был решён важнейший вопрос о статусе Нагорного Карабаха. Т.е. в целом, ситуация очень не стабильная и в любой момент может претерпеть значительные изменения. Но в целом, в краткосрочной перспективе, имидж президента укрепился, а это означает, что в области гражданских прав каких-то изменений в лучшую сторону ожидать не приходится.
МЭ: Похоже, что в Азербайджане недовольны новой ролью России в регионе. [4] Когда ликование пройдёт, как это отразится на азербайджано-российских отношениях? Будет ли это недовольство помогать или мешать правительству?
СР: Очевидно, что присутствие российских военнослужащих в Карабахе играет против политического режима. Уже сейчас данное обстоятельство вызывает настороженность даже в среде убеждённых сторонников власти. Но не думаю, что данное обстоятельство как-то поменяет в ближайшее время атмосферу «партнёрских» отношений между двумя режимами. Россию всегда недолюбливали и критиковали. На уровне СМИ или, допустим, школьных учебников по истории, Россия и русские все постсоветские годы были составной частью образа врага. Но на уровне внешних отношений большее значение имели личные связи. При Борисе Ельцине отношения с Россией были более напряжёнными. При Владимире Путине гораздо более партнёрскими. То есть такой негативный образ России и русских, как империи и имперской нации, союзника Армении больше предназначался для внутренней аудитории. В отношениях между президентами и правительствами всегда находился общий язык. Я думаю, что это и вопрос взаимной поддержки авторитарных лидеров. Каждый режим нуждается в определенной поддержке извне.
СГ: Присутствие российских военных в целом в обществе воспринимается негативно. Но, в то же время, невмешательство России в военные действия как бы компенсирует этот негатив. Весь вопрос в том, что будет, когда приблизится окончание пятилетнего срока пребывания миротворцев в Карабахе? Рано или поздно придётся разбираться со сложными вопросами статуса Нагорного Карабаха. Мне кажется, что труднее придётся российскому режиму. У азербайджанских властей есть ясное понимание выгодного для них и отвечающего интересам всей нации решения этого вопроса. Полный контроль со стороны Азербайджана. Армянскую сторону такое развитие дел никак не устраивает. Россия пытается сохранить отношения с обеими странами и чем дальше, тем труднее будет добиваться этой цели.
Возрастающее недовольство, если оно случится в Азербайджане, будет играть против азербайджанских властей, потому что именно при их участии на территорию страны вошли войска третьего государства.
МЭ: В ходе войны Турция оказывала также Азербайджану всестороннюю поддержку. Однако Турция сама оказалась в кризисе. Что получит страна в обмен на свою помощь? На что может рассчитывать Анкара?
СР: Турция уже получила определённые дивиденды от активной поддержки Азербайджана в войне. Сама война позволила хотя бы на некоторое время отвлечь значительную часть населения Турции от социальных проблем. С экономикой всё очень плохо и лучший выход для негативных эмоций — участие в маленькой победоносной войне. Пантюркистские идеи и национализм правого толка широко распространены в обеих странах, если не сказать, что доминируют в них. Война предоставила дополнительную возможность поиграть на этих струнах, возбудить приятные эмоции солидарности в борьбе против общего врага.
Помимо этого, Турция максимально укрепила свой символический авторитет и влияние в Азербайджане. Любовь к «братской» Турции сейчас сильна как никогда. Нужно сказать, что Реджеп Эрдоган выглядел куда внушительнее на трибуне в качестве оратора, обращавшегося к азербайджанским военнослужащим и гражданам страны, чем Ильхам Алиев. Тем более, что Алиев и не сказал ничего нового. А вот Эрдоган даже стихи о Лачине продекламировал.
Турция тоже получает прямое наземное сообщение с Азербайджаном — Мегринский коридор. Эта часть соглашения выгодна обеим сторонам.
Ну и, наконец, можно ожидать, что последуют какие-то новые выгодные для Турции соглашения. Теперь мяч на поле Алиева, который в долгу перед Эрдоганом, и которому уже были обещаны контракты. Но сфера строительства это очевидное поле отмывания коррупционных миллиардов. И маловероятно, что азербайджанский режим не воспользуется таким шансом в полной мере.Восстановление разрушенных сел и городов — это отличная возможность для азербайджанской власти вновь говорить о том, что с социальными реформами придётся повременить. Сначала нужно построить дома и дороги и вернуть вынужденных переселенцев домой. Турецкий бизнес допустят к проектам по восстановлению территорий, но львиная доля и контроль над процессом останется за семьёй Алиевых-Пашаевых.
МЭ: Многие ВПЛ-азербайджанцы более четверти века прожили вне Карабаха. Что более всего препятствует их возвращению в родные места? Хотят ли и смогут ли все они вернуться?
СР: Можно точно сказать, что все захотят вернуть свои дома и какие-то земельные участки. Квартиры. Но будут ли жить на этих территориях? Кто-то, конечно, останется. Кто-то, вернув дом и, возможно, отстроив его, останется в Баку, где есть работа и налажена жизнь. Так живут не только вынужденные переселенцы, но и вся страна. Надежды найти хоть какую-нибудь работу, сделать карьеру, приводят очень многих жителей страны в столичный Баку.
И, конечно, есть проблема поиска финансовых средств. Пока неясно в какой форме государство будет оказывать поддержку. Но если какая-то семья, а таких очень много, за почти 30 лет так и не смогла обустроить свой быт, если люди все эти годы продолжали жить в ужасных условиях в бывших пионерских лагерях, общежитиях и тому подобных местах, это значит, что у них просто не было средств построить себе новые дома, приобрести земельные участки, купить квартиры. Понятно, что такие возможности не появятся вдруг только потому, что люди могут вернуться к своим разрушенным домам.
СГ: С возвращением возникает большая проблема определения прав собственности. Учитывая, что речь идет о сотнях тысячах людей, решить эту проблему будет очень непросто. В 1990-е люди покидали свои дома в спешке. У многих не сохранились документы. Большинство так наверняка и не смогли оформить права собственности. Это ведь был Советский Союз, с его особенным отношением к недвижимости. Это будет очень сложный процесс. Но, в любом случае, это рано или поздно должно было случиться. Жаль, что для этого понадобилась новая война.
МЭ: Недавно Алиев заявил, [5] что у армян Карабаха не будет особого автономного статуса, но намекнул [6]также на «культурную автономию». Так или иначе, в течение почти тридцати лет Баку, как представляется, не делал никаких конкретных предложений об автономии, [7] которые могли бы смягчить беспокойство армян Карабаха. Возможны ли изменения?
СР: Что касается автономии для Карабаха, то я скорее пессимист. Об автономии не договорились до победы, почему режим должен идти на этот непопулярный шаг сейчас? Да и в целом, что может значить автономный статус для какой-то территории в современном Азербайджане, где авторитарная власть стремится к полному контролю над обществом? Даже если статус и будет предоставлен, то это будет какая-то форма культурной автономии. Не более того.
СГ: Не думаю, что официальная позиция будет меняться кардинальным образом. Более того, как победившая сторона, Азербайджан может занять еще более бескомпромиссную позицию по вопросу статуса Карабаха. Теперь стороны поменяются местами. Азербайджан будет устраивать до поры до времени статус-кво, а армянская сторона попытается вынести этот вопрос на широкое обсуждение. Более того, Азербайджан может поднять вопрос финансовой компенсации и таким образом сузит шансы другой стороны во время переговоров.
По понятным причинам сейчас существует — и сохранится ещё на долгие годы — большой запас недоверия к карабахским армянам. Они с оружием в руках выступили против официальной азербайджанской власти. Поэтому предоставление реальной автономии представляется маловероятным. По крайней мере, власти будут всеми силами сопротивляться такому решению. Тем более, что встретят в этом полную поддержку у практически всего населения страны.
МЭ: Эксперт по кавказскому региону Лоренс Броерс предположил, [8] что эта победа сделает ветеранов более заметными в политических кругах Азербайджана. Обстоятельства значительно отличаются, однако после первой карабахской войны ветераны в Армении добились большого влияния. [9] Могут ли они стать политическими конкурентами в Азербайджане?
СР: Очевидно, что статус армии и людей в форме сильно вырос. Армейская служба никогда не пользовалась большой популярностью в стране. Возможно сейчас ситуация поменяется. Человек в военной форме будет пользоваться гораздо большим уважением. За ними теперь слава героев. В стране появился новый влиятельный институт, новые публичные люди, претендующие на всеобщую любовь.
Но думаю, что в ближайшие годы конкуренции Алиеву эти люди не составят. Им понадобится время, чтобы привыкнуть к роли самостоятельных игроков. Весь вопрос в том, что однажды неизбежным образом трон под Алиевым закачается и тогда военные смогут быстро заполнить образовавшийся вакуум власти.
СГ: Думаю, что власть может осознавать эти риски. Сейчас Алиев способен контролировать армию. У власти есть ресурсы, необходимые для того, чтобы держать военных под своим контролем. У президента есть и кнут и пряники для этого. Но, учитывая, что готовится масштабная коммеморация победы, роль ветеранов будет в ближайшие годы только возрастать. Возможно, однажды люди, прошедшие войну, попытаются заявить о себе на политическом поле. Если такое случится в ситуации политического кризиса, то это не сулит стране ничего хорошего.
Но можно думать, что в ходе войны не выделились какие-то очень уж яркие персоналии в среде военного руководства. Власти всё же старались подчеркивать роль президента как главнокомандующего, и в конце войны он получил неофициальное звание «победоносного». Думаю власти очень ревностно будут следить за положением дел в этой сфере.
МЭ: В каналах социальных сетей [10] появилось несколько в высшей степени ужасных видео, в которых азербайджанские солдаты калечат и обезглавливают военнопленных и гражданских армян. Работники прокуратуры Азербайджана начали расследование. [11] Несмотря на то, что такой шаг может служить признанием этих преступлений, прокурор уже посчитал некоторые из этих видео сфабрикованными и не принял их в качестве доказательства. Каковы обстоятельства и возможный результат?
SР: Отрицание военных преступлений, нежелание обсуждать проблемы насилия — это не новая тенденция. Обе стороны занимались этим на протяжении всех тридцати лет конфликта. Понятно, что признание таких фактов может ещё и сильно подпортить праздник победы в Азербайджане. Так что подтекст здесь один — азербайджанская сторона будет и дальше отрицать факты совершения её военнослужащими каких-либо преступлений. В этом контексте всегда будет ставиться спекулятивный вопрос: а почему международное сообщество ничего не говорит десятилетиями о преступлениях армян? О той же трагедии в Ходжалы? Это старая пластинка, которую заездили обе стороны, но она им ещё прослужит многие годы.
СГ: На протяжении многих лет обе стороны инвестировали в популяризацию образа врага. Героизация поступка Рамиля Сафарова, военного офицера, убившего армянского коллегу, также сыграла очень важную роль. Те, кто совершал такого рода действия, возможно даже и не понимали, что совершают акты военных преступлений. Конечно, данное обстоятельство не может быть оправданием, но многое говорит об атмосфере в стране. Всеобщая эйфория на фоне военных успехов и позитивная реакция со стороны зрителей могли только подстегивать кого-то на радикальные шаги. Сам факт снятия на видео и распространение в социальных сетях таких роликов лишь подтверждают такие догадки. В этой ситуации только жёсткая реакция военного начальства могла остановить подобные действия.