[1]Фото [1] джинсов Джейсона Люнга [2] на Unsplash [3]
Эта статья на тему «/masc: разговоры о настоящих современных мужчинах» была опубликована [4] Promundo. Отредактированная версия предлагается на Global Voices с разрешения.
[Ссылки ведут на страницы на английском языке, если не указано иного.]
«Будь мужчиной!» — сказал полицейский, когда посчитал, что мой друг недостаточно чётко и громко отвечал на его вопросы. Сотрудник полиции спрашивал о драке, которая планировалась днём в будущую пятницу возле моей школы. Тем временем недалеко от нас на тротуаре в молчаливом ожидании стояли мальчишки в школьной форме с железными прутьями, деревянными досками, цепями, на которых обычно держат собак, бутылками из деревенского магазина и ножами, готовые к бою. Эти 15-16-летние мальчики пытались вести себя «как полагается настоящим мужчинам».
Речь — забавная штука. Формальное образование научило нас владеть стандартным английским языком. На уроках литературы и английского, заставляя читать прозу и исправляя ошибки, нас мотивировали быть «образованными мужчинами среднего класса пост-колониального периода». Но мальчишкам, выросшим в национальной («креольской» [5] [рус]) среде, не было дела до тех, кто говорил только на литературном английском. Они требовали, чтобы все мужчины принадлежали к «нашей культуре и нашей земле!».
Переход с одного стиля общения на другой зависел от социальной ситуации и от человека, с которым вёлся разговор. Однажды двое полицейских выстроили на улице группу мальчишек для обыска, так как те «вели себя подозрительно». Полицейские, тыкая пистолетами в лица, приказали мальчикам встать на колени и положить руки на голову. Один из мальчиков пытался объяснить ситуацию на стандартном английском, чтобы показать, что он старательно и с уважением выполняет приказы. В ответ он услышал: «С какой стати ты так говоришь? Ты что, мальчиков любишь?». Литературный английский, который должен был отделить парнишку от других, бедных и необразованных, часто становящихся объектами государственного насилия, не спас его в этот раз.
Я никогда не пытался описать в точности, что для меня означает быть мужчиной. Я не знал, что существует понятие «быть настоящим мужчиной», которое суммирует произвольные определения и значения в становлении мужчины, и которое может меняться в зависимости от среды общения, времени и ситуации. Требование, призывающее нас «быть мужчинами», предполагает, что в нас уже живёт мужское ДНК, которое в некоторых случаях просто ждёт своей активации.
Быть мужчиной означает, что мы должны быть жёсткими, уверенными, контролирующими и доминирующими. Понятие «быть настоящим мужчиной» включает идею о формировании мужчины, идею, которую пытаются подогнать к нашему телу, как пару джинсов. В эти «мужские» джинсы меня одевали годами. Концепция времени, особенно страх «потерянного времени», важна для мужчин. Культура патриархата заставляет мальчиков становиться мужчинами как можно раньше.
Юноши ищут одобрения со стороны сверстников и мужчин старшего возраста, чтобы постоянно утверждаться в своей «принадлежности к мужчинам». В публичном дискурсе это находит воплощение в критике неполных семей, возглавляемых женщинами. Мальчики растут, научившись обвинять своих матерей в том, что в нужное время они не они смогли обеспечить им мужское воспитание. «Маменькины сынки», которые растут, окружённые заботой, где женщина во всём подаёт пример, со временем отказываются от подобной опеки. В нашем обществе это превращается в одну из форм «женской вины».
Матери также вносят свою лепту в патриархат, губительную для них самих, и для их сыновей. Однако женщины не воспитывают сыновей в патриархате так эффективно, как это делает доминирующая мужская культура с помощью насилия и конфликтов по инициативе мужчин, сексуального насилия по отношению к женщинам и девочкам. Насильственное регулирование гетеросексуальной мужской культуры в социальных и институциональных пространствах осуществляется не женщинами. В основе дилеммы лежит то, что мужчины могут наслаждаться социальным пространством и жизнью, идущими вразрез с господствующей патриархальной культурой, но при этом испытывают глубокий страх, что они слишком уязвимы в этой среде и, в конечном итоге, чувствуют себя менее подготовленными, чтобы иметь дело с патриархальной культурой.
За последние два года в Тринидаде и Тобаго было совершено более 500 убийств. Конечно, ни одно правительство не желает, чтобы проблема преступности [6] «висела на их шее». Но влласти всегда ухитряются переложить ответственность [7] на общественность за отсутствие морали и за несоответствующее воспитание [8], которые якобы спровоцировали транснациональную торговлю оружием [9] и наркотиками, предпринимательскую коррупцию при заключении контрактов [10], формирование банд [11] [рус] в городских сообществах с ограниченными ресурсами и растущий рост «закрытых сообществ» для того, чтобы провести границу социального дистанцирования между классами и их возможностями. Убийства [12], изнасилования [13], жестокость полиции [14] и социальная «злость» как признак политической дисфункции и низкой способности государства обеспечивать общественную безопасность, — обычно остаются незамеченными и безнаказанными. Самое меньшее, что мы можем сделать как общество ─ это увековечить память о наших погибших, чтобы переосмыслить ценность человеческой жизни и разоблачить пороки системы управления.
Убогих мужчин, убивших своих партнёрш [15] [рус], слишком много, чтобы их перечислять. В одном случае [16] в январе прошлого года после того, как женщина попыталась освободиться от губительного для неё союза, бывший партнёр, преследовавший её онлайн на протяжении многих месяцев, пришёл к ней на работу, дважды выстрелил в неё и затем покончил с собой. Было около восьми часов утра. Время, когда кто-то только что выпил первую чашку кофе, кто-то уже пошёл на работу, а школьницы всматриваются в лица таксистов на стоянке, прежде чем решить, какое такси выбрать: «Кто наименее опасен?», «Я видела его раньше», «Тот факт, что он очень стар, не означает, что он не может быть моим насильником». Обычно около восьми утра я еду на занятия на своём автомобиле. Если бы я заметил идущую мимо привлекательную женщину, я бы посигналил один раз, два раза, если бы она была такой яркой и красивой, что мне захотелось бы оглушить её звуками преследования и разрушить её покой. Если вы не замечаете, что такие привычные действия мужчин ведут к смерти женщин, то вы просто закрываете глаза на то, что означает и включает в себя понятие «быть настоящим мужчиной».
Поэтому когда женщины выступают [16] за признание и гарантию своих прав государством и членами общества, они задают вопрос: «Куда девались мужчины?». Проведение маршей, публичные демонстрации солидарности и товарищества ─ недостаточны, чтобы мы действительно поверили успокаивающим заявлениям: «Не все мужчины плохие». Некоторые мужчины приводят в пример свою «правильную» жизнь ─ необычайную любовь к дочерям и «своё присутствие» в доме. Конечно, мужчины не так уж и плохи, но очень многие из них молчат, и только на некоторых можно положиться в борьбе за гендерную справедливость.
Возможно мужчины, которые должны были бы высказаться и начать действовать, слишком заняты, пытаясь натянуть на себя джинсы не по размеру и/или молчат, игнорируя постоянные проблемы с этой частью гардероба. Мнение, что «быть настоящим мужчиной» — это наследие, которое передаётся через века, как неизменная и вечная истина Вселенной, — ведёт к гибели человечества. У нас есть выбор, личный и политический. Наши джинсы могут быть перешиты в любой момент или выброшены, особенно если они не подходят: точно также и понятие «быть настоящим мужчиной» является нашей ответственностью и нашей свободой.