На протяжении трёх десятилетий военное противостояние между Азербайджаном и Арменией за территорию Нагорного Карабаха было практически заморожено. Долгие периоды спокойствия время от времени прерывались вспышками вооружённых конфликтов, с погибшими с обеих сторон. Последнее столкновение произошло 27 сентября. В этот раз и военные, и аналитики предполагают, что на этом всё не закончится, и эскалация конфликта приведёт к непредсказуемым и потенциально опасным последствиям.
Чтобы понять причины проблемы, я поговорил с Томасом де Ваалом, старшим научным сотрудником [анг] Европейского центра Карнеги и геополитическим экспертом по Закавказью, России и Украине. Де Ваал не раз посещал регион и написал авторитетную книгу о Нагорном Карабахе: «Black Garden: Armenia and Azerbaijan Through Peace and War» («Чёрный сад: Армения и Азербайджан между миром и войной»).
Филип Нубель (ФН): Чем отличается от других столкновений эта эскалация конфликта между Азербайджаном и Арменией, начавшаяся 27 сентября?
Tom de Waal (TdW) We have seen violations of the 1994 ceasefire before, we’ve even seen small bouts of fighting, but we haven’t seen a sustained military offensive by Azerbaijan since the war ended in the 1990s. This is new, and so is the geopolitical context: Russia looks strangely impotent and seems unable or unwilling to impose a cease fire, while Turkey has dropped any pretense of neutrality and is now playing an active role. Finally, the US, which has had a strong role in this has been an extremely weak voice so far.
Томас де Ваал (ТдВ): Мы и раньше наблюдали нарушения договора о прекращении огня от 1994 года, отмечали незначительные вооружённые столкновения, но Азербайджан не решался на длительные военные наступления с конца войны в 1990-х. Это новое развитие событий в современном геополитическом контексте: Россия выглядит бессильной, неспособной или не желающей добиваться прекращения огня, в то время как Турция оставила притворство в своём нейтралитете и стала играть активную роль. Голоса Соединённых Штатов, ранее принимавших в конфликте живое участие, пока не слышно.
ФН: Оба лидера считаются пленниками конфликта, но также эксплуатируют его в личных целях, для борьбы с оппозицией на популистской волне. Вы согласны с этой точкой зрения?
TdW: This is correct, but this is true of any leader: the whole nation is involved in this conflict, those two modern nations [following the fall of the Soviet Union in 1991] were built starting in the 1990s around the claims on Karabakh, so a leader is bound to be a leader of this national idea around Karabakh as well. It is also useful in terms of domestic politics. This is more true on the Azerbaijani side, because it is an authoritarian society, so now the opposition has to go quiet. Indeed the opposition figures are supporting the army and being very patriotic and supportive. Azerbaijan had a lot of problems this year: falling oil prices, the COVID-19 pandemic, problems with political prisoners, yet now it unites behind this call. But this is also very tricky: if there is no success on the battle front, the nation can turn against its leader, and indeed two previous Azerbaijani leaders, Ayaz Mutalibov and Abdulfaz Elchibey lost power in large part because of failure on the Karabakh front.
ТдВ: Да это так, но так можно сказать о любом лидере. Весь народ вовлечён в этот конфликт. Эти два современных государства [после распада Советского Союза в 1991 году] сформировались в 1990-х вокруг претензий на Карабах. Поэтому лидер страны вынужден поддерживать эту национальную идею о Карабахе. Этот конфликт также полезен во внутренней политике. В большей степени это очевидно в авторитарном Азербайджане и заставляет оппозицию замолчать. Лидеры оппозиции поддерживают армию, проявляют патриотизм и оказывают поддержку. В этом году в Азербайджане было много проблем: падающие цены на нефть, пандемия, проблемы с политическими заключёнными, а теперь все объединяются вокруг этого конфликта. Но здесь всё не так просто: если лидеры не добьются победы на линии фронта, то народ может пойти против них. Это то, что произошло с двумя предыдущими вождями Азербайджана — Аязом Муталибовым и Абульфазом Эльчибеем. Они потеряли власть, по сути, из-за неспособности урегулировать карабахский конфликт.
ФН: В нынешнем обострении конфликта Армения повторила, что могла бы признать Нагорный Карабах [анг]. Если это произойдёт, что за этим последует?
TdW: In military terms, we are far from being in a full scale war. Most operations are concentrated in three regions around Karabakh, using long-range weaponry. To retake the territory lost is literally an uphill battle because Armenians control the mountainous terrain. This could mean heavy losses on the Azerbaijani side, which is not something the Azerbaijani leadership would want, nor their society tolerate. That is a restraining factor, but this [fight] could go on for a long time. Russia doesn't seem to be able impose a ceasefire, thus there are many ways this could escalate. One is Armenia recognizing Nagorno-Karabakh. Then we would have more of a Cyprus situation, with no possibility to agree. Another one could be the use of heavy weapons to attack cities, which would be disastrous. Or if Turkey were to increase its involvement: for now it is not sending troops, it is helping at the edges. In the least bad scenario, the current fighting would continue for a few days, then both sides would be exhausted, claim some success, and agree to a ceasefire. But I am not holding my breath for that.
ТдВ: С военной точки зрения, мы ещё не дошли до полномасштабной войны. Большинство военных операций ведётся тремя регионами вокруг Карабаха с применением дальнобойного оружия. Для возврата потерянных территорий потребуется много сил, так как армяне контролируют горную местность. Это может привести к серьёзным потерям с азербайджанской стороны, чего не хотят власти Азербайджана и общество не потерпит. Это сдерживающий фактор, но это [противостояние] может затянуться надолго. Если Россия не сможет добиться прекращения огня, то конфликт, вероятно, обострится. Может быть несколько вариантов. Первый: если Армения признает Нагорный Карабах, то ситуация будет похожа на ситуацию Кипра — без возможности прийти к соглашению. Второй: применение тяжёлой артиллерии для атаки городов, что приведёт к катастрофическим последствиям. Третий: Турция начнёт играть активную роль, потому что сейчас она не посылает войска, а лишь помогает со стороны. В лучшем случае текущие бои продолжатся несколько дней, после чего обе стороны устанут, заявят об успехе и согласятся на прекращение огня. Но я на это не надеюсь.
ФН: Поддержка Турции беспрецедентна. Что вы думаете об отношениях между Турцией и Россией? За последние несколько лет из заклятых врагов они стали союзниками по нескольким региональным вопросам, включая конфликт в Сирии.
TdW: Erdoğan and Putin are happy to have a fight using proxies, which is why I hope Turkey will avoid any incursion which would cross into Armenian territory, which Russia would have to respond to under its military obligation with Armenia. So I don’t think they will come under direct conflict. Russia’s hands are really tied. They are the main mediator, they value their relation with Baku and Yerevan, so if they get too involved on one side, they would lose the other side. Russian can only provide support discreetly to Armenia, and there are reports of Moscow sending weapons via Iran.
ТдВ: Эрдоган и Путин рады посоперничать, используя для этого сторонние государства. Поэтому я надеюсь, что Турция воздержится от какого-либо вторжения, которое затронет армянскую территорию и на которое Россия будет обязана отреагировать, учитывая существующие военные обязательства [анг] между Россией и Арменией. Я не думаю, что они пойдут на прямой конфликт. У России связаны руки. Она является основным посредником. Россия ценит отношения и с Баку, и с Ереваном, и если она поддержит одну сторону, то потеряет другую. Россия может поддержать Армению только секретно, и есть сведения, что Москва поставляет оружие через Иран [анг].
ФН: Какую роль играют две другие соседние страны — Грузия и Иран?
TdW: Georgia has a strong interest in this situation not escalating. It shares borders with both countries. It also has ethnic minorities of both Armenians and Azerbaijanis who have lived in peace for decades. But Georgia is very dependent on Azerbaijan economically. It has also expressed solidarity with Azerbaijan on the concept of territorial integrity [Georgia itself has parts of its territory that have declared self-proclaimed independence and are no longer under Georgian control: Abkhazia and South Ossetia]. Georgia has offered to be a mediator, but it would not be regarded as an honest broker by Armenia. And Russia certainly wouldn’t want Tbilisi to be involved [Russia and Georgia fought a war in 2008]. Georgia could provide a neutral space for both sides to meet, and should be more involved but there are limits to their capacities.
Iran was a mediator in 1992, but then was shut out. But it has borders with both states as well. It has enormous stakes and any future negotiations in an international format must include Iran, despite US opposition.
ТдВ: Грузия заинтересована в деэскалации сложившейся ситуации. Она граничит с обеими странами. В Грузии также мирно сосуществуют десятилетиями этнические меньшинства армян и азербайджанцев, но страна при этом экономически зависима от Азербайджана. Она также выразила солидарность с Азербайджаном по вопросу территориальной целостности [регионы Грузии самопровозгласили независимость, и Абхазия и Южная Осетия вышли из-под контроля страны]. Грузия предложила себя в качестве посредника, но Армения не считает её независимым арбитром. И Россия наверняка не захочет вмешательства Тбилиси [Россия и Грузия воевали в 2008 году]. Грузия могла бы стать нейтральным местом для встреч двух сторон и должна быть более вовлечена, но её возможности ограничены.
Иран был посредником в 1992 году, но затем вышел из игры. Иран тоже граничит с обеими странами и глубоко заинтересован в регионе, поэтому любые будущие переговоры на международном уровне должны включать Иран, несмотря на оппозицию Соединённых Штатов.