«Тень — это сила, тень непобедима»: разговор с турецкой художницей Сельмой Гюрбюз

[Ссылки ведут на страницы на английском языке, если не указано иного.]

Турецкая художница Сельма Гюрбюз очарована тенями.

«Тень — это сила. Тень непобедима. Ничто не может победить тень. Тени следуют за вами; они меняются», — сказала Гюрбюз в интервью с Global Voices.

Гюрбюз родилась в 1960 году в Стамбуле, где и работает в настоящее время. После двух лет обучения в Эксетерском колледже художественного дизайна она окончила факультет изобразительных искусств Университета Мармары в 1984 году. Со времени её первой выставки в 1986 году Гюрбюз участвовала во множестве личных и групповых выставок как в Турции, так и за рубежом.

В своих работах художница создаёт миры, сотканные из воображаемых существ, призраков и нитей из «Книги тысячи и одной ночи ^[2]» [ру], черпая вдохновение в истории. Хотя её работы могут показаться оторванными от внешнего мира или текущих событий, они в основе своей связаны с такими темами, как раса, женщины, любовь, идентичность и природа.

Ниже приводятся выдержки из интервью.

Омид Мемариан: Каким вы видите нынешнее положение турецкого современного искусства на широкой мировой арене? Повысили ли такие художественные мероприятия, как Стамбульская биеннале, видимость местных художников?

Selma Gürbüz: Economic and political instability in Turkey have long affected the local art world. Collectors’ interest has slightly declined compared to previous years. However, I see this as temporary. A number of our important artists continue to produce works that make waves in the global art world. So, the interest that was shown in the works of Turkish artists both nationally and internationally remains. The Istanbul Biennale ^[3] is one of the most important such events anywhere in the world.

Arter ^[4], a non-profit initiative ^[5] that brings together artists and audiences in celebration of today’s art in all its forms and disciplines, relocated to a new venue last year. This new space boasts 18,000 square meters of indoor area and houses, exhibition galleries, terrace, performance halls, learning areas, library, conservation laboratory, arts bookstore, and a café.

The Odunpazarı Modern Museum ^[6] opened in the city of Eskişehir. The Istanbul Modern Museum ^[7] will soon move ^[8] to a new, much larger building. There is no doubt that all these developments will greatly benefit the visibility and production of contemporary art within Turkey.

The COVID-19 pandemic has had a considerable impact on the art world, internationally and within Turkey. International organizations will continue to be adversely affected, including through the impact on international travel, and therefore I think it is important that countries show more support and take an interest in their own artists, helping them to overcome these difficulties. The art markets will localize for a few years and this, in turn, will give a different kind of motivation to artists.

Сельма Гюрбюз: Экономическая и политическая нестабильность в Турции уже давно сказываются на местном мире искусства. Интерес коллекционеров несколько снизился по сравнению с предыдущими годами. Однако я считаю, что это временно. Некоторые из наших известных художников продолжают создавать работы, которые вызывают резонанс планетного масштаба в мире искусства. Таким образом, интерес к работам турецких художников как на национальном, так и на международном уровне сохраняется. Стамбульская биеннале ^[3] — это одно из самых важнейших мероприятий в этой области в мире.

Arter ^[4] — это некоммерческая инициатива ^[5], объединяющая художников и зрителей вокруг современного искусства во всех формах и дисциплинах. В прошлом году она переехала на новую территорию. Теперь у Arter есть большие внутренние помещения, дома, выставочные галереи, террасы, залы для выступлений, учебные помещения, библиотеки, лаборатории по сохранению и реставрации работ, книжный магазин искусств и кафе — на площади в 18.000 квадратных метров.

В городе Эскишехир открылся Музей современного искусства Одунпазари ^[6]. Стамбульский музей современного искусства ^[7] скоро переедет ^[8] в новое, гораздо большее здание. Нет сомнений в том, что все эти обновления значительно улучшат узнаваемость и производство современного искусства в Турции.

Пандемия COVID-19 оказала значительное влияние на мир искусства во всём мире и в Турции. Международные организации ещё долго будут ощущать негативные последствия, в том числе из-за влияния на международные поездки, и поэтому я думаю, что важно, чтобы страны проявляли больше поддержки и интерес к своим собственным художникам и помогали им преодолевать эти трудности. Рынки искусства будут ограничены в географическом смысле ещё несколько лет, и это, в свою очередь, подарит художникам иную мотивацию.

ОМ: Во многих ваших работах преобладает чёрный цвет. Вас даже называют «художницей чёрной магии, чёрных ворон, чёрных людей, фей и глаз». Как вы связаны с этим цветом?

SG: Black, for me, is fundamentally, shadow. In life, I've always enjoyed looking at shadows. My discovery of shadows is influenced not only by my interest in the shadow theater of my own country but also of the Far East, such as China, Japan, and Indonesia. Some of these shadow plays are quite vocal in their political discourse.

My first piece of shadow theater was an installation I prepared for the Kuandu Biennale ^[9] in Taiwan. The papier mâché figures I created moved among themselves and I projected their reflection onto the wall. As well as their own movements, they threw black shadows onto the walls. Their movements transformed into an erotic theater piece.

Later, I prepared other shadow plays for an exhibition of mine in Yokohama in Japan. In these plays I was also there within the shadows. It was a difficult piece. I was in front of the curtain this time, with the shadow puppets in my hands. They were animal puppets, roosters, ravens and suchlike. Along with my puppets, I entered into a performance that resembled a battle, an actual physical fight. It turned into a play in which the ostensible struggle was between such emotions as jealousy, passion, and vulnerability. In time, these black shadows made it into my paintings. Shadow means strength. Shadow is invincible. Nothing can overpower shadow. Shadows follow you; they change. Along with the movement of light itself, the position and form of shadow also changes. Shadow can change the shape of an object. Shadow lends length. That which is real does not change, but its shadow can change. Shadow is a two-dimensional representation. It shows us ourselves.

СГ: По сути своей, чёрный цвет для меня — это тень. В жизни мне всегда нравилось смотреть на тени, но глубокий интерес пробудил театр теней, не только на родине, но и на Дальнем Востоке, например, в Китае, Японии и Индонезии. Некоторые из пьес для театра теней довольно открыто поднимают политические вопросы.

Моей первой работой в театре теней была инсталляция, которую я подготовила для Биеннале в Куаньду ^[9] в Тайване. Созданные мной фигуры из папье-маше двигались и взаимодействовали, а я проецировала их отражение на стену. Перемещаясь, фигуры отбрасывали на стены чёрные тени. Их движения трансформировались в эротический театр.

Позже я подготовила другие пьесы для театра теней для своей выставки в Иокогаме, Япония. В этих пьесах я тоже была там, внутри теней. Это было непросто. На этот раз я была перед занавесом с марионетками в руках. Это были марионетки животных, петухи, вороны и им подобные. Вместе с марионетками я участвовала в представлении, которое напоминало битву, настоящую физическую схватку. Оно превратилось в пьесу, в которой шла видимая борьба между такими эмоциями, как ревность, страсть и уязвимость. Со временем эти чёрные тени попали в мои картины. Тень — это сила. Тень непобедима. Ничто не может победить тень. Тени следуют за вами; они меняются. Наряду с движением самого света меняются положение и форма тени. Тень может изменить форму объекта. Тень придаёт длину. То, что реально, не меняется, но его тень может измениться. Тень — это двухмерное представление. Она показывает нам самих себя.

ОМ: Во многих ваших работах важное место занимают женщины. О каких женщинах рассказывают ваши творения, и что они значат для вас?

SG: I usually portray myself in my depictions of the figures of women in my paintings. The vulnerability, courage, caprices, and smiles of my female figures are reflections of my own feelings. They are the innocent figures of an undefined time. They are vulnerable. They are flirty. Instead of being in dialogue with the viewer, the viewer can instead form a strange closeness with them. They are mystical and naïve while also being courageous and intelligent. They have been trained in the ways of both the east and the west. Each one has a different story in my world. And I'm not talking here about a story as a product of fiction. These, instead, are stories that play out in an impromptu fashion; stories that have broken through into the free movement of the imagination. Every story gives birth to a new one and they all have this element of discipline and sustainability. For them, nature is extremely important, they feel the yearning for nature. They miss nature. These women see nature in its tiniest details, they study it, paint it, and wish to be consumed by it: to be lost in nature. It is this courage that gives them the power to be free.

СГ: Обычно в женщинах на своих картинах я изображаю себя. Уязвимость, смелость, капризы и улыбки женских фигур на полотнах отражают мои собственные чувства. Это невинные фигуры неопределённого времени. Они уязвимы. Они любят флиртовать. Они не вступают в диалог со смотрящим, но смотрящий может войти с ними в некую странную близость. Они мистические и наивные, при этом смелые и умные. Они знают пути и Запада, и Востока. У каждой в моём мире есть своя история. И под историей я не имею в виду продукт выдумки. Это истории, которые разыгрываются без подготовки; истории, которые пробились в свободное движение воображения. Каждая история рождает новую, и все содержат элемент дисциплины и устойчивости. Для них очень важна природа, они тоскуют по природе. Они скучают по природе. Эти женщины видят природу в самых малых её деталях, они изучают её, рисуют её, желают, чтобы она их поглотила: желают потеряться в природе. Именно эта смелость позволяет им быть свободными.

ОМ: Многие из ваших картин как будто рассказывают историю. Как вы придумываете эти истории и каким образом они претворяются в картинах?

SG: It starts with a mental picture. Then I ponder on which images I can use to compose that vision within a painting, and the kind of dramatic effect it will have. I have often felt that people who look at my paintings can read them like a story and that I have somehow enabled them to do so. But we have to distinguish here between this kind of storytelling and the compositional coherence of a literary author and the written tales that they build up through their layers, the gradation that takes place from start to finish as they compose drafts, erase, and rewrite.

In my creative process, the continuation of a spontaneous flow is clearly visible. I open up the doors to impromptu creation. There is nothing in my pictures that I cover up with something else. For example, I'd never say, “this part hasn't turned out quite as I'd have liked, so I'll change the paper.” Whatever I do is represented there. This is an idiosyncrasy that makes me, me. But at the same time, this can be a drag. The process requires the highest degree of concentration. What's more, I have to know from the outset exactly what I want. Then again, that's not to say that I will sit in front of a painting having toiled and performed every calculation. I like to leave myself to be free. My free form associations can cause the painting to flow in a new direction. And I feel it's these surprises that make a painting a painting.

СГ: Всё начинается с образа. Потом я продумываю, каким образом его можно визуально передать в картине, какой драматический эффект он окажет. Я часто чувствую, что люди, которые смотрят на мои картины, могут прочитать их как историю, и что это я помогла им это сделать. Но нам нужно различить подобный способ рассказывать истории и композиционное единство в художественных текстах, в письменных историях, которые авторы создают через несколько слоёв, двигаясь от начала к концу, пока они создают черновики, стирают и переписывают.

В моём творческом процессе явно заметна продолжительность спонтанного потока. Я открывают двери творению здесь и сейчас. В моих картинах нет ничего, что я бы скрывала чем-то другим. Например, я никогда не скажу: «Эта часть получилась не совсем так, как мне хотелось, поэтому я поменяла бумагу». Здесь представлено всё, что я делаю. Это идиосинкразия, которая делает меня мной. Но в то же время это всё может ужасно утомлять. Процесс требует высочайшей степени концентрации. Более того, я должна с самого начала знать, чего именно я хочу. Но, опять же, это не значит, что я сажусь за картину, отмерив и просчитав каждое действие. Хочу оставлять себе пространство свободы. Мои ассоциации в свободной форме могут повернуть картину совсем в другом направлении. И мне кажется, что именно такие сюпрпризы делают картину картиной.

ОМ: Влияют ли новости на вашу работу и творчество? 

SG: I don't make political paintings. I don't sit in front of a piece of work and feel the pressure of daily politics. The themes of the paintings, the subjects and contents are separate and are not influenced by everyday events in life or current developments. And therefore I can't really say that I feel subject to a definite effect coming directly from that context. However, I am affected indirectly, there's no doubt. And not only as an artist, I am affected first and foremost as a person. The disappointments I suffer in the outside world due to events that occur tend to turn me deeper into my own inner world. This is not a form of submission but can be better thought of as a stronger impulse to bring out the artistic powers. I say that I do not get directly affected, and then I suddenly remember a painting I made some three years ago.  In the name of defending the rights and freedoms of those people who are oppressed in so many places in the world I painted a Statue of Freedom. The Statue of Freedom was only symbolic here of course. And to look at that painting again now in light of what is currently happening in the United States gives rise to new readings of it in totally new contexts and I personally find that very interesting.

СГ: Я не рисую политические картины. Я не сижу перед работой, чувствуя давление политики за окном. Темы картин, их предметы и содержание отделены от повседневных или текущих событий и не находятся под их влиянием. И поэтому я не могу по правде сказать, что подчиняюсь конкретному воздействию непосредственно этого контекста. Однако косвенно он на меня влияет, сомнений нет. И не только как на художницу, это влияет на меня в первую очередь как на человека. Разочарования, с которыми я сталкиваюсь во внешнем мире из-за происходящего, обычно обращают меня ещё сильнее в мой внутренний мир. Это не форма подчинения: лучше об этом думать как о более сильном импульсе для раскрытия художественных способностей. Я говорю, что не нахожусь под прямым влиянием, а потом неожиданно вспоминаю картину, которую нарисовала три года назад. Во имя защиты прав и свобод людей, угнетаемых по всему миру, я нарисовала Статую Свободы. Статуя Свободы тут, разумеется, всего лишь символ. И когда смотришь на эту картину сегодня, со всем, что сейчас происходит в США, возникают новые прочтения в абсолютно новых контекстах, и лично мне кажется, что это весьма интересно.

ОМ: Вы родились, выросли и живёте в Стамбуле, в Турции, в стране с богатой историей и культурой. Можно ли в ваших работах обнаружить отсылки к вашим корням и культурной идентичности?

SG: Istanbul was the capital city of three huge empires: the Roman, Byzantine, and Ottoman Empires. It has a vast, rich, history and culture that very few other world cities can challenge. Istanbul's rich identity results from a synthesis of “east” and “west”. When you take a walk on the historical peninsula of Istanbul you can see Ottoman miniatures, Byzantine mosaics, historical mosques and churches all of which are hundreds of years old, in just one day. Being born and brought up in a city such as this has had very direct effects on my art. For example, the Ottoman hunting miniatures or the paintings of Byzantine saints are only a few of the subjects I have portrayed. At the same time, the lands of Anatolia, which countless civilizations have made their home throughout history, are a place of incredibly rich mythology. Some of the references I go back to frequently for my paintings are those such as Kybele, the goddess figure whose roots we find in the Hittite and Phrygian civilizations. In addition to this, I love to return to universal myths, such as those of Adam and Eve or Medusa. I always find that I discover new points of view, new aspects, every time I go back to them.

СГ: Стамбул был столицей трёх огромных империй: Римской, Византийской и Оттоманской. У него широкая богатая история и культура, с которыми могут сравниться мало какие города мира. Богатая идентичность Стамбула — результат синтеза между «востоком» и «западом». Пройдясь по историческому полуострову Стамбула, можно всего за день встретить оттоманские миниатюры, византийские мозаики, исторические мечети и церкви, построенные многие века назад. То, что я родилась и выросла в таком городе, оказало самое прямое влияние на моё искусство. Например, я изображала оттоманские миниатюры с охотой и картины византийских святых. В то же время земли Анатолии, которая за свою историю была домом бесчисленному числу цивилизаций, — это место невероятно богатой мифологии. В своих картинах я часто вдохновляюсь такими образами, как образ Кибелы, богини, чьи корни мы находим в хеттской и фригийской цивилизациях. Кроме того, мне нравится возвращаться к универсальным мифам, как история Адама и Евы или Медузы. Так получается, что всякий раз, оборачиваясь к прошлому, я обнаруживаю новые точки зрения, новые стороны.

ОМ: Над чем вы работаете сейчас и где мы сможем увидеть ваши новые работы? Будут ли новые творения продолжением предыдущих?

SG: Two years ago I visited Tanzania with my friend Burak Acar. We went on safari in the Serengeti and took videos and photographs for a whole week. Africa opened new doors of inspiration to me. I've been working in Africa for a very long time. In November 2020 I will launch my new solo exhibition at the Istanbul Modern. In the exhibition my paintings and sculptures inspired by Africa will be exhibited. Alongside these we'll be setting up various video installations showing the films that we took whilst in the Serengeti.  At the moment I am directing a team and we're working to get it all ready. I am really excited about this.

СГ: Два года назад я была в Танзании со своим другом Бураком Акаром. Мы целую неделю были на сафари в Серенгети, снимали фото и видео. Африка открыла для меня новые двери вдохновения. Я долго работала в Африке. В ноябре 2020 года откроется моя новая персональная выставка в Музее современного искусства в Стамбуле. Там будут представлены картины и скульптуры, вдохновлённые Африкой. Кроме того, мы установим несколько видеоинсталляций с фильмами, которые сняли в Серенгети. Сейчас я руковожу командой, которая всё это готовит. Я очень взволнована.