Портрет Радки Денемарковой, сделанный Соной Покорной. Фотография используется с разрешения.

В прошлом месяце в Чешской Республике разразился литературный скандал, который позже и вовсе принял политический характер: чешский писатель Ян Новак выпустил первую биографию чешско-французского писателя Милана Кундеры, которого знают во всём мире, но в родной Чехии недолюбливают.

В книге объёмом 900 страниц описываются годы жизни Кундеры в Чехословакии, предшествующие его изгнанию во Францию в 1975 году. Новак пишет о раннем периоде творчества Кундеры, полном одобрении сталинской идеологии, многочисленных сексуальных связях и о предполагаемом сотрудничестве с чехословацкой государственной службой безопасности. Книга стала сенсацией, правда, реакция СМИ и соцсетей была, мягко говоря, неоднозначной.

Чтобы разобраться в причинах подобной реакции, Global Voices побеседовали с Радкой Денемарковой [анг], одной из самых титулованных современных чешских писательниц, которая также является литературным критиком и переводчиком с немецкого языка. Интервью было отредактировано для краткости.

Филип Нубель (ФН): Не является ли скандал вокруг предполагаемого сотрудничества Кундеры с чехословацкой государственной службой безопасности признаком того, что чешское общество не примирилось с процессом люстрации, который привел к чистке правительственных чиновников коммунистической эпохи? 

Společnost se s obdobím před rokem 1989 vyrovnávat ještě ani nezačala. A letošní kniha o Kunderovi takovým krokem není, naopak, je tu v sázce sama polarita viníků a obětí. Až se společnost začne narovnávat, tak budou konečně vycházet knihy o lidech, kteří Kundery a další do podobných situací dostali.

Kniha je dílem šikovného řemeslníka, ale není o Kunderovi, je o Novákovi, z každé stránky čiší nadřazené já a bezbřehý sadismus, řečeno s Jiřím Kolářem „strašlivá nevzdělanost, která zahaluje text jako neproniknutelná mlha“. Chybí zásadní kunderovské jádro, ironie a povědomí o umění (evropského) románu.

Takový text má vycházet na pokračování v bulvárním deníku, kam patří. Ovšem s literaturou, natož pravdou nemá příliš společného. Kniha sama je spíše odrazem dnešní buranské mentality. Kniha je reklamním trikem, profesionálně zpracovaným produktem. Její jazyk je nasycený dikcí prokurátorů, připomíná padesátá léta, která autor Kunderovi vyčítá.

Na knihu o Kunderovi si musíme počkat, měla by ji napsat inteligentní, vzdělaná, citlivá mladá žena, protože Kunderův svět je světem patriarchálních hodnot, které Novák odhalit nemůže, protože je sám žije.

Радка Денемаркова (РД): Чешское общество отказалось вспоминать своё прошлое до 1989 года, до Бархатной революции, которая ознаменовала свержение коммунизма. И биография Кундеры, вышедшая сейчас, не помогла сдвинуть дело с мёртвой точки. Напротив, на кону оказалось противопоставление преступников и жертв. Когда наше общество наконец соберется с силами, тогда у нас появятся книги о людях, которые поняли Кундеру и других писателей в ситуациях, свидетелями которых мы являемся.

Эта книга хорошо написана, но она не о Кундере, а о самом Новаке. Каждая страница сочится раздутым чувством собственного достоинства и нескончаемым садизмом. Как писал Йиржи Коларж, влиятельный чешский автор, вставший на сторону Гавела и других диссидентов, это пример «ужасного отсутствия культуры, которое покрывает текст, как непроницаемый туман». Чего не хватает в этой книге, так это сущности Кундеры, его иронии и европейского романа в его понимании.

Такой текст может быть опубликован только частями в какой-нибудь жёлтой прессе, где ему самое место. Книга имеет мало общего с литературой и ещё меньше — с истиной. В ней выражен современный деревенский менталитет. Такая биография — рекламный трюк, профессионально разработанный продукт. Её язык и тон принадлежат государственным обвинителям и напоминают период сталинских показательных процессов, в чем автор и винит Кундеру.

Мы всё ещё ждем книгу о Кундере, написанную молодой, чувствительной, образованной и умной женщиной, поскольку мир Кундеры основан на патриархальных ценностях, которые сам Новак не может в себе распознать, так как его жизнь тоже пронизана ими.

ФН: Почему Кундера не особо популярен на родине? 

RD: Protože je úspěšný v zahraničí a Čechy vůbec nepotřebuje. České myšlení je hluboce provinční, závistivé, uznává jen místní celebrity. Ale pozor, je to daleko složitější, Kundera je Francouz elitářstvím i jazykem, který si zvolil. Nechce mít s Čechami nic společného i proto, jako by se bál, že se odkryje jeho skutečný předsrpnový příběh. O ten nestojí. Už si vybájil jiný.

Kundera je přitom v jistém a paradoxním slova smyslu poctivý, jednolitý a důsledný, chová se ke svému životu jako ke svému dílu, dílo je pouze to, za čím autor sám stojí ve chvíli bilancování. A k tomu, co by se dalo nazvat „jeho“ dílem podle něj nepatří, co je nezralé, co je nezdařené. Patří ale rovněž ke generaci, která nerada připomíná, že tanky v roce 1968 byly poslány na expartajníky, mnozí z nich Stalinovi v padesátých letech ochotně pomáhali věšet oprátky. Kundera sice s Čechami nechtěl mít nic společného, takže se bohužel ke kauzám z dob komunismu kolem své osoby nevyjádřil, a kdo je jednou v podezření, že napomáhal režimu, který vraždil, musí se postavit ke svým činům. Protože jinak urážíme mrtvé. Kundera ale není Günter Grass, který se k problematickým činům mládí za nacismu vrátil v knize Loupání cibule. Kundera totiž na rozdíl od Grasse nikdy nebyl tak vyhraněně politický, nikdy se netvářil jako morální autorita.

V širším kontextu Kunderův případ ale otevírá zásadnější, širší témata, v němž je i on obětí. Například soudy s komunistickými zločinci se tu vlekly, nikdo nebyl, není a nebude potrestán, protože společnost odmítá přijmout podíl viny.

Ke Kunderovi měl a má navíc odstup i Havlův disidentský okruh jenom proto, že Kundera tvrdil, že disidenti jsou pokaždé mimo realitu. Češi jako národ plebejců jsou také alergičtí na projevy elitářství. Proto mají škodolibou radost nad každým pokleskem a v Čechách si pokaždé našli zástupné „viníky“ v osobnostech. Zatímco skuteční viníci nepozorovaně unikli. A stejně je vidět na Kunderu. Plivají na něho hlavně ti, kdo mají vždy navrch.

РД: Потому что он популярен за границей и совсем не нуждается в Чехии. Наш менталитет глубоко провинциален, полон ревности и признает только местных знаменитостей. Кундера — французский писатель из-за его элитарности и выбора языка. Он не хочет иметь ничего общего с Чехией, чтобы правда о том, что он делал до 1989 года, не всплыла на поверхность, ведь он уже рассказал другую историю о своей жизни.

Несмотря на это Кундера удивительно честен, единообразен и последователен, относится к своей жизни, как к работе, потому что когда речь заходит об итогах жизни, автор может рассчитывать только на свои произведения. А то, что было незрелым, что было неудачным, к ним не относится. В то же время Кундера принадлежит к поколению, которое не любит вспоминать о том, что в 1968 году во время советской интервенции в Чехословакию танки были направлены против бывших членов Коммунистической партии, многие из которых охотно помогали Сталину вешать противников в 1950-х годах. Кундера, возможно, не хотел иметь ничего общего с Чехией, потому что не смог отстоять свою позицию в коммунистическую эпоху. Но каждый, кого когда-то подозревали в том, что он помогал режиму, убивавшему людей, должен ответить за свои действия. Иначе мы оскорбляем мёртвых. Всё же Кундера и не Гюнтер Грасс, чтобы рассказывать о драматичных событиях своей юности во время нацистского периода в книге «Луковица памяти» (Beim Häuten der Zwiebel). Он, в отличие от Грасса, никогда не обладал таким острым политическим чутьём, никогда не выступал в качестве морального авторитета.

Но дело Кундеры — поднимать более широкие и даже более важные вопросы, из-за которых пострадал и сам писатель. Например, как затянулись суды по коммунистическим преступлениям, никого не осудили и не осудят, потому что общество отказывается признать свою долю вины.

Диссидентские круги Вацлава Гавела держались и до сих пор держатся на расстоянии от Кундеры, потому что он однажды сказал, что у них нет чувства реальности. Чехи — нация плебеев, у которых аллергия на любую форму элитарности. Вот почему они испытывают некое злорадство, наблюдая чьё-то падение, всегда находят идеальных виновников в лице общественных деятелей, в то время как настоящие преступники уходят от ответственности. То же самое происходит и с Кундерой: плюют в него те, кто имеет преимущество.

ФН: Почему вы решили включить Кундеру в качестве персонажа в свой последний роман «Часы из свинца» (Hodiny z olova [анг])?

RD Pro mě je Kundera jako postava (nejen) povýšeného elitáře důležitá pro objasnění češství, českého údělu a mentality středoevropského prostoru, do kterého svými výtečnými romány patří (k ironii dějin patří, že v roce 1954 se Havel po maturitě na večerním gymnáziu hlásil na různé vysoké školy, v přijímací komisi na filmovou fakultu AMU seděl Milan Kundera, Havel kvůli kádrovému posudku přijatý nebyl).

Kundera odmítal podepisovat petice a rebelovat. Na což má každý právo. Ale Havel mu vytýkal něco jiného: že téměř programově odmítá vidět i tu druhou stránku těchto věcí. Totiž nepřímý a dlouhodobý význam, který mají. Havel říkal, že Kunderův apriorně skeptický vztah k občanským aktům, které jsou bez naděje na okamžitý efekt a jeví se pouze jako výraz snahy jejich autorů demonstrovat svou vlastní skvělost, dobře zná. A nesdílel ho. Havel cítil, že je třeba něco udělat nejen z principu, ale že se má něco dělat vždy, když jsou lidé nespravedlivě zavíráni. Zatímco my Havla doma dnes pomalu zesměšňujeme, například pro čínské disidenty je obrovským vzorem, i tam vznikla Charta 08.

Nebezpečí vidím ještě jinde. Arogantní knihou o Kunderovi odvádíme pozornost od skutečných zločinců. Tváříme se, že nevidíme tváře vrahů ani kolaborantů okupačního režimu před rokem 1989. Kam se rozplynuli příslušníci Státní bezpečnosti?  U nás nebyl za zločiny komunismu nikdo (jako například v západním Německu za zločiny nacismu) vyloučen z veřejného života. Po roce 1989 se přelili do parlamentu a podnikatelských kruhů, jeden z nich je v roce 2020 premiérem české vlády. To je náš hlavní problém, o kterém se společnost bojí mluvit. Ale my potřebujeme osudy v soukolí dějin pochopit do hloubky, v jejich celistvosti a existenciální obnaženosti, jak se o to snaží Kundera ve svých románech, ne je pošlapávat, zesměšňovat. A já opakuji s Lao-c´: „Každá z bytostí nese ve svém týle temnotu,/ ve svém náručí světlo./ I když je v člověku něco špatného,/ je třeba ho zahanbovat?“

РД: Как персонаж Кундера представляет элитизм, поэтому он важен для объяснения чешского менталитета и менталитета всей Центральной Европы, к которой принадлежит со своими выдающимися романами. Ирония в том, что в 1954 году, когда Гавел окончил школу, он пытался поступить в разные университеты, в том числе и в киноакадемию. В комиссию, рассматривавшую кандидатуры, входил Милан Кундера. Гавела не взяли из-за политических взглядов его семьи — тогда преобладал класс рабочих и крестьян, а семья Гавела была буржуазной.

Кундера отказался подписывать антикоммунистические петиции и быть мятежником. Что, конечно же, его право. Гавел упрекал его в другом: в том, что он отказывается видеть другой аспект диссидентской активности — косвенный смысл, который она несёт в себе в течение длительного периода времени. Гавел говорил, что очень хорошо знает априорный скептицизм Кундеры в отношении гражданской активности и его мнение о том, что это безнадёжно, так как не имеет немедленного эффекта и является просто попыткой диссидентов выглядеть хорошо. Гавел не разделял этого скептицизма. Он считал, что нужно что-то делать не только из принципа, но всегда действовать, когда людей задерживают несправедливо… Хотя сегодня мы подшучиваем над Гавелом, он остаётся огромным источником вдохновения для китайских диссидентов, создавших «Хартию-08».

Я вижу опасность в другом: эта высокомерная книга о Кундере отвлекает от реальных преступлений. Мы делаем вид, что не видим лиц преступников и пособников режима, который существовал до 1989 года. Куда же делись члены госбезопасности? У нас никого общественность не осудила за преступления, совершённые при коммунизме, как это делали, например, в Западной Германии за преступления при нацизме. После 1989 года эти люди вошли в парламент, в деловые круги, и одним из них является нынешний чешский премьер-министр. Это наша собственная проблема, которую общество боится обсуждать. Нам нужно глубоко вникнуть в судьбу людей в контексте истории… точно также, как Кундера пытается сделать это в своих романах, а не топтать или высмеивать их. Я повторю слова Лао-цзы: «Каждый человек несёт мрак в своей голове/ и свет в своих руках/ и даже если с человеком происходит что-то плохое/ нужно ли нам смущать его?».