Фотоколлаж казахстанского ЛГБТ-журнала Kok.team. Изображение использовано с разрешения.

Конфликт между лесбиянкой-активисткой и бойцом-тяжеловесом породил яростные дискуссии в социальных сетях Казахстана, обнажив глубокие расколы во мнениях о национальной идентичности среди молодёжи центральноазиатской страны. 

В середине мая 2020 года казахский боец-тяжеловес Куат Хамитов начал публиковать в своём Twitter-аккаунте сообщения с призывами к убийствам и изнасилованиям членов ЛГБТК-сообщества, включая, например, такие:

почему есть отстрел бродячих собак, но нет отстрела педиков?

— Kuat Khamitov (@Kuat_Khamitov) May 22, 2020

Это привлекло внимание Нурбиби Нуркадиловой, ЛГБТКИ-активистки, ответившей Хамитову 17 мая, в Международный день борьбы с гомофобией, трансфобией и бифобией. Она написала борцу длинное письмо в своём Instagram — пост уже собрал почти 3000 комментариев.

В её письме, в частности, говорится:

Я являюсь открытым представителем ЛГБТ+ сообщества!

И своим заявлением, вы оскорбили меня, моих друзей и моего любимого человека! Что в вашем понимании, «такие люди хуже собак»? Вы сравниваете мои человеческие права, права гражданина этой страны, с собачьими — то есть, считаете меня бесправной? Своими высказываниями, вы откидываете страну назад! Вы препятствуете развитию!

Нуркадилова говорит, что после публикации поста стала получать угрозы от спортсменов и фанатов единоборств:

В срочном порядке мне пришлось сменить место жительства, меня эвакуировали правозащитники. Я сменила квартиру, потому что ко мне домой начали заявляться незнакомые люди.

Она очевидно многих задела за живое, и причина косвенно затронута в её изначальном посте: молодёжь Казахстана иногда радикально по-разному видит путь, который должна избрать их страна.

(Пере)изобретение «традиционных ценностей» 

В идеологическом вакууме, оставшемся после распада СССР в 1991 году, некоторым постсоветским государствам нужно было выстроить альтернативные нациообразующие нарративы. Это была непростая задача: многие бывшие советские республики обладали лишь краткой историей в качестве современных национальных государств, их интеллектуальные элиты были сметены чистками сталинской эпохи в 1930-е годы, а в установленном советскими властями этническом балансе сил приоритет отдавался этническим славянам и русскоговорящим. Казахстан не был исключением.

Относительная идеологическая мягкость времён перестройки в середине 1980-х годов позволила всплыть на поверхность новым дискурсам, жёстко подавлявшимся в предыдущие десятилетия. Из новых дискурсов тот, что повлёк за собой самые серьёзные последствия, касался религии и национальной идентичности.

Поэтому к моменту, когда Казахстан обрёл независимость в 1991 году, фундамент для этнонационального возрождения закладывался уже на протяжении нескольких десятилетий. Местные жители попытались вернуть в жизнь религиозные и консервативные социальные нормы и модели, которые они могли определить как одновременно несоветские и незападные. Граждане выступили за возвращение к воображаемой и изобретённой «традиционной» модели патриархата, гетеронормативности и жёстко определённых гендерных ролей. Эту тенденцию можно было наблюдать по всему постсоветскому пространству, от Центральной Азии до Кавказа и самой России.

В подобной трактовке казахского общества ЛГБТК-люди — чужаки. Хотя однополые сексуальные отношения были декриминализованы в 1998 году, в законодательстве до сих пор нет положений о защите от дискриминации на основании сексуальной ориентации или гендерной идентичности; по данным Human Rights Watch, преступления на почве ненависти к ЛГБТК-людям не редкость [анг]. Между тем религиозные лидеры как исламской (около 70 процентов населения), так и православной общины часто оказывают серьёзную поддержку гомофобному дискурсу [анг].

Но некоторые молодые казахстанцы — как и сама Нуркадилова — отвергают эти ценности.

Global Voices спросили Данияра Сабитова и Анатолия Черноусова, основателей Kok.team, трехъязычного казахстанского онлайн-журнала об ЛГБТ, что, по их мнению, конфликт между Нуркадиловой и Хамитовым говорит о мировоззрении казахстанской молодёжи:

Мы еще раз убедились, что в Казахстане существуют два лагеря людей, которые радикально противостоят друг другу, когда речь заходит о правах человека в контексте ЛГБТ. Их борьба очень важна, потому что ведется она на поле третьего лагеря — людей, которые пока не определились.

Тем не менее Сабитов и Черноусов говорят, что этот скандал по-своему уникален:

То, что у Нурбиби большая стабильная лояльная аудитория подписчиков, которая только растет — вот это может быть индикатором того, что у части молодежи есть запрос на новых героев. Это первая ЛГБТ-активистка не из числа «купленных Америкой городских сумасшедших», как думают о нас, а активистка с большим социальным капиталом.

В последние годы музыка стала важным пространством, в котором молодёжь Казахстана поднимает вопросы идентичности и гендерного неравенства. Одна из групп, сыгравших важную роль в этих обсуждениях, — это невероятно популярный вдохновлённый K-попом бойзбенд Ninety One. Группа поёт практически исключительно на казахском, и то, как она представляет себя публике, демонстрирует интерес её членов к подрыву гендерных стереотипов и идентичностей. Одно только это видео собрало пять миллионов просмотров — что весьма значительно, учитывая, что в Казахстане проживает 18 миллионов человек.

Тот факт, что подобная группа смогла стать культурной иконой, очень важен для современного Казахстана. Евгения Плахина, участница Global Voices, близко наблюдающая за популярной культурой страны, стала сопродюсером документального фильма о Ninety One, который представляет собой попытку расширить дискуссии вокруг ролевых моделей казахстанской молодёжи. Она поделилась с Global Voices своими мыслями о важности группы для обсуждения гендерной идентичности в Казахстане:

Группа Ninety One появилась, когда в Казахстане полным ходом шел процесс ре-традиционализации — перепридумывания традиционных ценностей. Почему они стали причиной ожесточенных дебатов? Во-первых, у них очень много фанатов по сравнению с другими казахскими группами – около 600 тысяч подписчиков на YouTube, около 575 тысяч подписчиков в Instagram. Во-вторых, они выглядят не так, как канонически должен выглядеть казахский мужчина – сережки в ушах, крашеные волосы, яркая одежда. В третьих, за это они очень нравятся девушкам и женщинам, уставшим от образа казахского мачо. В четвертых, против них сложно использовать риторику, что все зло приходит с Запада. K-Pop, который в Казахстане, превратился в Q-Pop пришел к нам с Востока. В пятых, ребята поют на казахском и собирают вокруг себя ту аудиторию, которую хотели подмять под себя традиционалисты.

Фанаты Ninety One открыты для новых идей и не хотят строить такое общество какое строили их предки 200 лет назад. Конец 1990-х в Казахстане,был временем относительной свободы. В мои студенческие годы популярной была MC Гуль — женщина, читающая рэп (кто бы мог подумать!). В казахоязычной среде, я думаю, это была группа «Орда». Именно оттуда вышел продюсер группы Ninety One — Ерболат Беделхан.

Можно даже сказать, что Ninety One были более успешны, чем правительство Казахстана, в поощрении использования казахского языка: группа поёт почти только на казахском и пропагандирует нововведённый латинский алфавит. Хороший пример — это видео, уже собравшее на YouTube больше 200 тыс. просмотров:

Возможно, главный посыл письма Нуркадиловой заключался в том, что казахская культура принадлежит не только националистам и традиционалистам — и что исследование и жажда поиска новых путей и изобильных земель не являются чем-то новым для крупнейшей страны Центральной Азии.