Артём Малых выступает на культурном фестивале проекта «Эшколот» в Москве. Фото из личного архива Артёма Малых.
Удмуртский язык принадлежит к уральской языковой семье, на нём говорят в российской автономной Республике Удмуртия, где наряду с русским удмуртский имеет статус официального языка. Носители этого языка также проживают на огромной территории между Волгой и Уральскими горами, например, в Пермском крае, Кировской области и в соседних автономных республиках Татарстан, Башкортостан и Марий Эл. Это один из нескольких родственных — наряду с марийским, эрзянским, мокшанским и коми — языков уральской языковой семьи, на которых говорят в этом неоднородном по составу регионе России.
В переписи, проведённой в России в 2010 году, зафиксировано 324 338 носителей удмуртского языка, и почти наверняка их число значительно уменьшилось в последующее десятилетие. Согласно «Атласу языков мира, находящихся под угрозой [1]» ООН, удмуртский относится к языкам, «определённо находящимся под угрозой исчезновения».
Однако некоторые молодые удмурты борются за то, чтобы изменить ситуацию, всё больше — в интернет-пространстве. Артём Малых — один из таких активистов. Он рассказал Global Voices о цифровом активизме, сохранении языка и о надежде на будущее удмуртского языка.
Global Voices (GV): В прошлом году российское правительство приняло закон об отмене обязательного изучения в школах второго языка [2]. На практике это означает, что многие школы, имеющие недостаточное финансирование, могут просто перестать предлагать обучение на языках коренных народов. Как это восприняли носители удмуртского языка? Что делают языковые активисты для того, чтобы отстоять возможность пользования удмуртским языком?
Artyom Malykh (AM): The new system has resulted in even more Russian language study. But it's important to remember that despite its official status, Udmurt has never been taught as an obligatory subject in every school across the region. In fact, it was only ever taught to ethnic Udmurt pupils in the rural areas of the republic where Udmurts are in the majority; meaning 30 percent of all the region's schools.
After the law was passed, the total number of Udmurt language lessons was cut back to one or two hours a week, and parents had to indicate Udmurt as their child's native language in order to ensure that they received an education in it. But in some places, parents chose Russian as Russian language proficiency is an obligatory part of the final school exam. Most people understood that the language's position would worsen as a result of the law. However, in comparison to nearby regions with indigenous languages such as Tatarstan and Mordovia, Udmurt already had a negligible place in state institutions so the loss was not felt as painfully as elsewhere. Likewise, Albert Razin and other Udmurt intellectuals urged local politicians to make a stand against the new amendments. Online petitions with the same demand also appeared. Unfortunately, the politicians didn't pay attention.
Артём Малых (AM): Новая система привела к тому, что обучение на русском языке стало распространено ещё шире. Но важно помнить, что несмотря на официальный статус, удмуртский никогда не преподавался как обязательный предмет во всех школах региона. Фактически его преподавали лишь ученикам, являющимся этническими удмуртами, в сельских районах республики, где удмурты составляют большинство; это 30 процентов всех школ региона.
После принятия закона общее количество уроков удмуртского языка сократилось до одного-двух часов в неделю, и чтобы обеспечить детям образование на этом языке, родители должны указать, что удмуртский является родным языком их ребёнка. Но в некоторых местах родители выбирали русский, поскольку знание русского языка является обязательной частью выпускного школьного экзамена. Большинство людей понимали, что в результате принятия закона положение языка ухудшится. Однако по сравнению с близлежащими регионами, где широко распространены языки коренных народов, такими как Татарстан и Мордовия, удмуртский язык уже занимал столь ничтожное место в работе государственных институтов, что эта потеря не была столь болезненной, как в других местах. Альберт Разин и другие удмуртские интеллектуалы также призывали местных политиков выступить против новых поправок. Появились и онлайн-петиции с тем же требованием. К сожалению, политики не обратили на это внимания.
GV: Самоубийство удмуртского лингвиста Альберта Разина в 2019 году [3] привлекло внимание всего мира к положению языков коренных народов в России. Как по прошествии нескольких месяцев смерть Разина повлияла на эту дискуссию?
AM: There were different interpretations. Russian nationalists and some from the mainstream of society tried to portray his self-immolation as an act of madness. In general, people were shocked but also surprised that the fate of the Udmurt language was the reason for his suicide. The language issue never had a place in politics; most residents of Udmurtia are aware that the language is disappearing but don't acknowledge that its disappearance has any connection with institutions and the state. They believe that the only reasons for the vulnerable position of the language are the Udmurt people's failure and laziness in protecting it.
Nevertheless, many Udmurts are worried that due to Razin's act, the language issue has become newly politicised. They fear that there will be more scrutiny towards them, which will harm minority and linguistic institutions and projects. Researchers and intellectuals at state academic institutions generally weren't allowed to voice their positions in public or provide contextual information about the state of the Udmurt language. Nevertheless, some activists launched a petition demanding that the regional government support the Udmurt language. Their only response claimed that the Udmurt language faces no problems.
Activists from other indigenous peoples in Russia showed a lot of support and empathy for the Udmurt people, particularly since many of their languages face the same existential crisis. Their organisations sent official condolences to the Udmurt people, claiming that Razin's act was devoted to all Russia's indigenous languages and demanding that Russia's state policy towards its languages must be changed.
AM: Были разные интерпретации. Русские националисты и некоторые люди в обществе пытались представить его самосожжение как акт безумия. В целом, люди были потрясены, но ещё их удивило, что причиной самоубийства стала судьба удмуртского языка. Языковой вопрос никогда не играл заметной роли в политике; большинство жителей Удмуртии знают, что язык исчезает, но они не осознают, что его исчезновение как-то связано с институтами и государством. Они полагают, единственной причиной того, что язык находится в таком уязвимом положении, является лень и несостоятельность действий удмуртского народа по защите языка.
Тем не менее многие удмурты обеспокоены тем, что из-за поступка Разина языковой вопрос опять стал политизированным. Они опасаются, что к ним будет привлечено слишком много внимания, и это повредит меньшинствам, языковым институтам и проектам. Исследователям и интеллектуалам из государственных академических институтов, как правило, не позволяли публично обозначить свою позицию или представить контекстную информацию о состоянии удмуртского языка. Однако некоторые активисты подали петицию с требованием о поддержке удмуртского языка региональной властью. Единственное, что им на это ответили, — проблем у удмуртского языка нет.
Активисты, представляющие другие коренные народы России, оказали поддержку и проявили сочувствие к удмуртскому народу, поскольку многие из их языков сталкиваются с таким же экзистенциальным кризисом. Их организации направили удмуртскому народу официальные соболезнования, они заявили, что поступок Разина был посвящён всем языкам коренных народов России и потребовали изменить государственную политику страны в отношении национальных языков.
GV: Как бы вы охарактеризовали использование удмуртского языка в онлайн-пространстве и вне сети?
AM: Udmurt is mostly used for personal communication in informal contexts. In formal contexts, people usually use Russian. The language is used in local media: in printed newspapers, radio, and television. Nevertheless, Udmurt-language media outlets are all state-funded and their readership and circulation is steadily falling. However, Udmurt is used online, particularly in social media. Udmurt-language bloggers are becoming more popular. There are a few websites in Udmurt, which are mostly the online versions of Udmurt-language newspapers (Udmurt Dunne [4], Udmurt.media [5], Oshmes [6]) or websites about the language itself (Udmurt language corpus [7], regional encyclopedia [8] or site of the Udmurt language day [9]). There's even an Udmurt version of Wikipedia [10], and VKontakte, Russia's largest social network, has offered an Udmurt-language interface since 2010. There are also a couple of mobile apps for Udmurt language learners.
AM: Удмуртский в основном используется для личного общения в неформальной обстановке. В официальных случаях люди обычно пользуются русским. Язык используют местные СМИ: печатные газеты, радиостанции и телеканалы. Тем не менее все удмуртоязычные СМИ финансируются государством, а их читательская аудитория и охват постоянно уменьшаются. Однако удмуртским пользуются в интернете, особенно в социальных сетях. Всё более популярными становятся удмуртоязычные блогеры. Есть несколько сайтов на удмуртском языке, которые в основном представляют собой онлайн-версии удмуртоязычных газет («Удмурт дунне» [4] [удм], Новостное агентство «Удмуртия» [5] [удм], «Ошмес» [6] [удм]), а также сайты о самом языке (Национальный корпус удмуртского языка [7], региональная энциклопедия «Воршуд» [8] и сайт «Дня удмуртского языка» [9] [удм]). Есть даже удмуртская версия «Википедии» [10] [удм], а крупнейшая в России социальная сеть «ВКонтакте» с 2010 года предлагает интерфейс на удмуртском языке. Также есть пара мобильных приложений для изучающих удмуртский язык.
GV: Каков ваш главный стимул в работе языкового активиста для того, чтобы побуждать людей пользоваться удмуртским языком в повседневной жизни?
AM: My primary motivation is to keep the language of my community alive. Udmurt must be used in as wide a variety of spaces as possible in order to ensure that it lives on. But alongside the internet, traditional media and an institutional presence are crucial for the language's vitality. Without a presence in school education or without a guaranteed place in day-to-day bureaucracy, language transmission cannot be sustained.
AM: Мой главный стимул — сохранить язык моего сообщества живым. Необходимо пользоваться удмуртским языком во всех сферах, где это возможно, чтобы он продолжать жить и дальше. Но наряду с интернетом для жизнеспособности языка крайне важно его присутствие в традиционных СМИ и государственных институтах. Если язык не присутствует в школьном образовании и не занимает гарантированного места в повседневной деятельности чиновников, его передача не может быть устойчивой.
AM: I've used the internet for my language activism ever since I became digitally literate. In 2009, I founded the first social network for Uralic peoples, called Uralistica. For several years, it was a real competitor to Facebook and VKontakte among its target audience. In 2013, we launched a competition to create Udmurt-language terms for new concepts, such as those from IT and marketing. We crowdsourced new Udmurt words needed for modern life.
AM: Как языковой активист я использую интернет в своей деятельности с тех пор, как начал что-то понимать в цифровом пространстве. В 2009 году я организовал первую социальную сеть для представителей уральских народов, она называлась «Уралистика». На протяжении нескольких лет она для своей целевой аудитории была реальным конкурентом Facebook и «ВКонтакте». В 2013 году мы объявили конкурс на создание терминов для новых понятий, например, из сфер ИТ и маркетинга, на удмуртском языке. Мы все вместе придумали необходимые для современной жизни новые удмуртские слова.
GV: Какие существуют технические, лингвистические или социально-культурные преграды к использованию удмуртского языка в интернете? И что делаете вы и другие активисты, чтобы преодолеть эти трудности?
AM: The main challenge for Udmurt speakers online is that the Udmurt alphabet is not present in Russia's digital ecosystem. The Udmurt-language keyboard is not a standard layout for Windows; Udmurt speakers have to install it themselves, despite the fact that there are already Udmurt language keyboards for PCs and mobile OS users. Most Udmurt speakers use the Russian alphabet online, leading to improper and inconsistent spelling. Furthermore, popular search engines such as Yandex or Google don't recognise Udmurt or other indigenous languages from Russia. They give poor search results in Udmurt, and often see an Udmurt word as a misspelled Russian word. We dream of having an Udmurt keyboard layout within the standard packages offered by Microsoft, Google, and Apple, and would like to localise some applications and programs (for example, including an Udmurt dictionary with text editing software). Nevertheless, there have been achievements, mostly thanks to enthusiasts with no state support. Just ten years ago, there were no online dictionaries. Now there are several.
Tolerance is another big issue. Many people prefer to use Russian in most situations because of the narrow audience of Udmurt speakers and sometimes because those who don't speak Udmurt bug them to use Russian, because they want to participate. So using Udmurt publicly is still an issue for most people because of the language's low prestige.
AM: Главной проблемой онлайн общения для людей, говорящих на удмуртском языке, является то, что удмуртский алфавит не представлен в российской цифровой экосистеме. Удмуртская раскладка на клавиатуре не является стандартной для Windows; носителям удмуртского языка приходится её устанавливать самим, несмотря на то, что уже существуют удмуртские раскладки для клавиатуры для ПК и пользователей мобильных ОС. Большинство носителей удмуртского языка используют для общения онлайн русский алфавит, что ведёт к неправильному и непоследовательному написанию слов. Более того, популярные поисковые системы, такие как «Яндекс» и Google, не распознают удмуртский и другие языки коренных народов России. Они плохо ищут запросы на удмуртском языке и часто распознают какое-то удмуртское слово как неправильно написанное русское. Мы мечтаем об удмуртской раскладке клавиатуры в стандартных пакетах, предлагаемых Microsoft, Google и Apple, и хотели бы локализовать некоторые программы и приложения (например, словарь удмуртского языка с программным обеспечением для редактирования текста). Впрочем, уже были достигнуты некоторые успехи — главным образом, благодаря энтузиастам, а не государственной поддержке. Всего десять лет назад онлайн-словарей не было. Сейчас их несколько.
Другая большая проблема — толерантность. Многие люди предпочитают в большинстве случаев пользоваться русским языком из-за того, что удмуртоговорящая аудитория — довольно узкая, а иногда не говорящие на удмуртском люди настойчиво просят говорить на русском, чтобы тоже участвовать в разговоре. Итак, из-за низкого престижа публичное использование удмуртского языка по-прежнему является проблемой для большинства людей.
GV: Какие ещё проекты удмуртских цифровых активистов вы порекомендуете?
AM: IT Udmurtlyk [11] is a group of passionate people who create keyboard layouts, Udmurt spellcheckers, e-textbooks, and apps. Other remarkable project is a special online Udmurt course [12] launched during the COVID-19 quarantine provided by Udmurt teacher Olga Urasinova. Then there's my own educational programme MAFUN Academy [13]; we deliver free webinars on Uralic and other Indigenous languages and related topics like language revitalisation and bilingualism. We've held two lectures where Udmurt was the medium of instruction. Another is the first Udmurt-language podcast called Olokin no Olomar no [14], run by Lukerya Shikhova and Maxim Agafonov. Another great project is the short video lectures about Udmurt language and culture made by Kuara [15] with state support. Finally there's Daur TV [16], which broadcasts in Udmurt via VKontakte.
AM: IT_Udmurtlyk [11] — группа увлечённых людей, которые создают раскладки для клавиатуры, программы проверки правописания, электронные пособия и приложения на удмуртском языке. Другой замечательный проект — специальный онлайн-курс удмуртского языка [12], запущенный во время введённого из-за COVID-19 карантина; его ведёт учитель удмуртского Ольга Урасинова. Затем есть моя собственная образовательная программа «МАФУН Академия [13]». Мы проводим бесплатные вебинары по изучению уральских языков и других языков коренных народов, а также по связанным с ними темам, например, о возрождении языков и билингвизме. Мы провели две лекции, на которых языком обучения был удмуртский. Ещё одна инициатива — первый удмуртоязычный подкаст под названием «Олокин но оломар но [14]» [удм], который ведут Лукерья Шихова и Максим Агафонов. Другой замечательный проект — короткие видео-лекции об удмуртских языке и культуре, записываемые при поддержке государства объединением «Куара [15]» [удм]. Наконец, существует телеканал ДАУР ТВ [16] [удм], который вещает на удмуртском языке через «ВКонтакте».
GV: Что бы вы хотели, чтобы с удмуртским языком стало через 10 лет?
AM: I hope Udmurt will gain more institutional support from the state and that society will have a more positive attitude towards the Udmurt language and identity. I hope families keep passing the language from generation to generation.
AM: Надеюсь, что удмуртский язык получит больше институциональной поддержки от государства и что общество будет более благожелательно относиться к удмуртским языку и идентичности. Надеюсь, что этот язык по-прежнему будет передаваться в семьях из поколения в поколение.