[1]Работник муниципалитета дезинфицирует улицы в Тунисе, столице государства Тунис. Фото предоставлено [1] блогом «Затерянные в Тунисе [2]» [используется с разрешения].
Либеральные демократические государства, начиная США [3] и Канадой [4] и заканчивая европейскими странами [5], Малайзией [6] и ЮАР [7], ввели чрезвычайные меры, ограничивающие свободу передвижения во время изоляции. Их примеру последовали страны Ближнего Востока и Северной Африки [регион MENA], власти которых объявили о чрезвычайном положении и введении экстраординарных мер, таких как комендантский час и запрет покидать свои дома.
В этом неустойчивом, раздираемом конфликтами регионе власти издавна прибегают к экстремальным мерам и введению временного чрезвычайного положения, чтобы оправдать проводимые репрессии и попирание прав человека. Этот прецедент позволяет некоторым правительствам и далее нарушать права человека, прежде всего — свободу выражения, ссылаясь на вызванный коронавирусом кризис.
Что означает чрезвычайное положение?
Столкнувшись с непосредственной угрозой, такой как болезнь или стихийное бедствие, власти имеют право объявить чрезвычайное положение, временно предоставляющее государственным органам особые полномочия, отменяющие основные свободы и права человека — например, ограничение свободы передвижения или запрет проведения общественных собраний.
Тем не менее, прибегая к данным мерам, «правительства обязаны предоставить населению точную информацию о сути проводимых мероприятий, их территориальном охвате и сроке приостановки их действия», как указывает Управление Верховного комиссара Организации Объединённых Наций по правам человека (УВКПЧ):
Emergency powers should not be a weapon governments can wield to quash dissent, control the population, even perpetuate their time in power. They should be used to cope effectively with the pandemic, nothing more, nothing less. says @UNHumanRights [8] Chief https://t.co/xUufH1WJGc [9] pic.twitter.com/LC40UJk1ut [10]
— Inter Press Service (@ipsnews) May 3, 2020 [11]
«Чрезвычайные полномочия не должны быть оружием, которое правительства используют для подавления инакомыслия, контроля над населением и продления своей власти. Они должны использоваться для эффективной борьбы с пандемией — ни больше, ни меньше», — заявила глава УВКПЧ Мишель Бачелет.
Международное законодательство о правах человека гласит, что полномочия правительств во время чрезвычайного положения должны быть ограничены. По рекомендации УВКПЧ [12] [анг], «все вводимые меры должны быть адекватны реальной опасности и направлены исключительно на преодоление обстоятельств, вызвавших введение чрезвычайного положения. (…) Вооружённые силы не должны брать на себя функции полиции».
Ряд прав человека не может ограничиваться ни при каких обстоятельствах. Среди них «право на жизнь, запрещение пыток и жестокого обращения, запрещение дискриминации, свобода вероисповедания, а также право на справедливый суд, защита от произвольных арестов и право на судебное расследование при задержании». Так заявила 20 марта организация Human Rights Watch [13] [анг] в ответ на заявление Иордании о введении чрезвычайного положения.
Страны MENA спешат заявить о чрезвычайных полномочиях
Правительства стран MENA не замедлили воспользоваться чрезвычайными полномочиями в полном объёме, даже когда были зафиксированы лишь считанные случаи заражения COVID-19.
Президент Палестины Махмуд Аббас заявил 5 марта о введении чрезвычайного положения на тридцать суток после зарегистрированных случаев заражения в Вифлееме [14]. 13 марта Мавритания [15] [фр] последовала его примеру и ввела чрезвычайное положения после сообщения о первом заражении.
Судан [16] присоединился к объявившим о чрезвычайном положении странам 16 марта, после смерти больного коронавирусом. На следующий день король Иордании Абдалла II издал королевский указ, наделяющий премьер-министра страны обширными полномочиями [17], включая [13] [анг] «предварительную проверку материалов газет, приложений и любых других средств коммуникации до их публикации, а также цензуру и закрытие любого издания без каких-либо оснований».
Следующим эстафету по введению чрезвычайного положения приняло Марокко [18]. Об этом 20 марта сообщил король Мухаммед VI, заявив, что он разрешает правительству «принимать все необходимые меры по борьбе с эпидемией COVID-19».
Правительства могут в мгновение ока принять крайние меры. Они издают не регламентируемые судебным или парламентским надзором указы о введении всеобщей изоляции и комендантского часа, запрете собраний, закрытии школ, бизнесов и судов.
Нет ничего более постоянного, чем временное
Введение таких мер объясняется необходимостью сдерживания распространения вируса, но они сопряжены с риском подорвать верховенство закона.
Это особенно актуально для стран региона MENA, правительства и авторитарные режимы которых печально известны злоупотреблением чрезвычайным положением для длительного подавления демократических институтов и прав человека.
К примеру, ранее ряд правительств в регионе оправдывали расширение своих полномочий «войной против терроризма». Таким образом, чрезвычайное положение, которое по своей сути имеет временный характер, закрепилось на несколько десятков лет.
В Алжире чрезвычайное положение длилось около 20 лет [19] на фоне ожесточённой борьбы с силами исламистов в 1990-х. Правительство запрещало мирные протесты, подавляло политические свободы, цензурировало прессу и широко практиковало произвольные задержания. Ситуация изменилась только в 2011 году с приходом Арабской весны.
В Египте чрезвычайное положение затянулось на тридцать лет [20] после убийства бывшего президента Анвара Садата в 1981 году. Во время Арабской весны протестующие требовали отменить чрезвычайное положение и добились этого в 2012 году. Тем не менее оно было возобновлено в январе 2013 года покойным президентом Мухаммедом Мурси (свергнутом в том же году), чтобы пресечь возобновившиеся беспорядки.
С тех пор в Египте то отменялось, то вновь вводилось чрезвычайное положение, которое неоднократно продлевалось с 2017 года, когда произошли теракты в двух церквях [21]. Результатом принятия экстраординарных мер стало систематические злоупотребление властью, направленное на ограничение общественных собраний и свободы прессы и оправдывающее незаконное взятие под стражу под любым предлогом на неопределённый срок.
Египет по-прежнему занимает нижние позиции в списках индексов свободы — к примеру, по классификации [22] Всемирного индекса свободы прессы Египет находится на 166-м месте.
В Тунисе чрезвычайное положение сохраняется с 2015 года [23], когда террористы напали на автобус с президентской охраной. С тех пор оно неоднократно продлевалось, вследствие чего специальный докладчик ООН по правам человека объявил [24] [анг] в 2017 году о нарушении международного права [24] [анг].
Соблазн злоупотребления властью
В странах региона MENA армия играет [25] ключевую роль в обеспечении соблюдения чрезвычайных мер, вызванных COVID-19, и растущем подавлении свободы выражения.
В марте 2020 года Иордания, Алжир, ОАЭ, Оман, Марокко, Саудовская Аравия и Йемен выпустили [26] ряд распоряжений о запрете печатной прессы «до дальнейших распоряжений», несмотря на отсутствие взаимосвязи между циркуляцией печатных газет и распространением COVID-19.
Некоторые правительства также приняли ряд законов по борьбе с киберпреступностью, предусматривающие уголовную ответственность за дезинформацию и «фейковые» (ложные) новости. В апреле 2020 года алжирское правительство утвердило закон, наказывающий за распространение ложной информации, признанной вредящей «общественному порядку и госбезопасности» [27] [анг].
Под соусом борьбы с дезинформацией страны региона преследуют любого, кто публикует идущие вразрез с официальной позицией государства материалы. В Марокко как минимум двенадцать человек задержаны и привлечены к уголовной ответственности за «сеяние слухов» и «распространение ложной информации» о COVID-19 в социальных сетях [28] [анг].
Хотя страны MENA остановили распространение вируса, они продолжают поддерживать чрезвычайное положение и не предоставляют никакой информации о сроках его окончания и возвращении к нормальной жизни. Иордания [29] и Тунис [30] так и не отменили ночной комендантский час, несмотря на успехи в «сдерживании [31]» [анг] коронавируса, аргументируя это решение возможным наступлением второй волны [32] [анг].
Страны Ближнего Востока издавна используют борьбу с терроризмом как предлог для оправдания и поддержания чрезвычайного положения. Теперь они ссылаются на COVID-19 для расширения своих полномочий.
Найти равновесие между национальной безопасностью и соблюдением основных прав достаточно сложно, поскольку существует «серая зона», оставляющая широкий простор для толкований.
Соблазн злоупотребления властью, когда граждане наиболее уязвимы и нуждаются в защите государства, представляет реальную опасность. Необходима мощная система сдержек и противовесов, защищающая основные права во время чрезвычайного положения. Как справедливо заметил [13] [анг] Майкл Пейдж, заместитель директора по делам Ближнего Востока в Human Rights Watch, «отношение к гражданам во времена кризиса обнажает истинную сущность государства».