Иллюстрация (c) Тома Веннера для Global Voices. Использована с разрешения автора.

Сторонники и противники свободы в интернете внимательно наблюдают за происходящим в России.

В ноябре 2019 года в России вступил в силу закон о «суверенном интернете». Он позволяет российским властям отключать Рунет — российскую часть интернета — от всемирной сети в смутно определённой «кризисной ситуации», и таким образом контролировать потоки входящих и исходящих данных. Закон также обязывает интернет-провайдеров предоставлять государству более широкие возможности мониторинга трафика и призывает к созданию национальной системы доменных имён.

С момента принятия закона аналитики по всему миру пытаются разобраться в дальнейшей цифровой политике Кремля. В январе 2020 года Алёна Епифанова, исследователь Немецкого общества внешней политики, опубликовала статью [анг], вызвавшую масштабную дискуссию о том, как появление закона «о суверенном интернете» в России может ускорить «балканизацию» интернета по всему миру. Термином «балканизация интернета», или «Сплинтернет», эксперты называют процесс раскола всемирной сети в соответствии с географическими и коммерческими границами.

В своей статье Алёна Епифанова даёт общее представление о том, как российский закон о «суверенном интернете» вписывается в мировую тенденцию, и рассуждает, сможет ли Москва создать прецедент в случае успеха этого проекта.

Я поговорил с Алёной Епифановой после экспертной дискуссии о цифровых правах в России, которая прошла 20 февраля в Берлине. Интервью было отредактировано для краткости и ясности.

Максим Эдвардс: В своём докладе вы первая подчеркнули, насколько масштабен проект российского «суверенного интернета». Если, как вы говорите, главы других авторитарных режимов будут внимательно следить за экспериментом Москвы и если он будет успешным, то может ли произойти распространение цифрового авторитаризма? Какие страны в зоне риска?

Алёна Епифанова: Я думаю, что это одна из целей так называемого закона о суверенном интернете — сделать призыв Кремля к государственному управлению интернетом более конкретным и громогласным. Речь идет не только о государственном контроле над информационным потоком внутри страны, который, конечно, может быть привлекательным для других авторитарных стран. Если российская модель относительно недорогого наблюдения, по сравнению с китайской, сработает, то она может послужить прецедентом и быть адаптирована другими авторитарными режимами и таким образом усилить их власть и ослабить демократические силы внутри этих стран.

Но речь идет также и о возможной альтернативной модели управления интернетом. Принимая закон и пытаясь реализовать суверенный интернет, Россия ставит под вопрос существующую модель и институты управления интернетом с участием многих заинтересованных сторон, такие как ICANN, и активно продвигает форму управления интернетом, основанную на ведущей роли государства. Россия стремится не изолироваться от остального мира, а создать прецедент, которому могли бы последовать другие государства, стремящиеся к суверенитету над своими сегментами интернета. 

Я думаю, что республики Центральной Азии могут стать «цифровым союзниками» российской модели. Россия все еще имеет значительное влияние в бывших советских нелиберальных республиках и выстраивает сотрудничество между своим Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) и китайской инициативой «Один пояс, один путь» в этом регионе. Россия также передает знания и техническую помощь этим странам в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Россия также заинтересована в создании параллельного сегмента и формировании ядра стран для альтернативной модели управления интернетом в рамках БРИКС. В ноябре 2017 года Совет Безопасности России предложил разработать идеи по созданию отдельной интернет-инфраструктуры и собственной системы корневых серверов DNS независимых от ICANN для стран БРИКС. Пока неясно, удастся ли России убедить другие страны использовать альтернативную модель. Но наверняка их может заинтересовать модель управления интернетом с сильным государственным влиянием. В долгосрочной перспективе такой «объединенный авторитаризм» может привести к фрагментации глобального интернета и смещению сил.

МЭ: Насколько опасен успех суверенного российского интернета для более или менее демократических обществ, таких как Евросоюз и США? Ведь не секрет, что не только авторитарные режимы хотят ограничить цифровые свободы.

AE: Несмотря на некоторые законы о контроле над интернетом в Великобритании или Германии (например, Акт о полномочиях следствия — The Investigatory Powers Act, Закон о контроле над сетями — The Network Enforcement Act [анг]), комплексный и целенаправленный подход России к контролю над интернетом невозможно отождествлять с этими законами. Но Россия предлагает альтернативное видение управления цифровым пространством в эпоху пост-Сноудена. Ее успех может привести к неправомерному убеждению в том, что растущий государственный контроль является необходимым элементом суверенитета. Это могло бы укрепить позицию сторонников усиления контроля над интернетом, что могло бы привести к ограничению цифровых прав.

МЭ: Вы предлагаете России более тесно сотрудничать с Китаем в области цифрового управления. Можем ли мы уже говорить о возрастающей зависимости России от Пекина, который технологически более развит, чем Москва? Какие риски подобное партнёрство может представлять для российских пользователей сети?

AE: Я полагаю, что амбициозная интернет-политика России может потребовать более тесного сотрудничества с Китаем, поскольку Россия находится в конфликте с западными партнерами и критикует существующую модель управления интернетом. В то же время России нужны технологии и ресурсы для построения своего суверенного интернета, которых у нее недостаточно. Россия и Китай провели несколько встреч на высоком уровне по вопросам кибербезопасности и контроля над интернетом, между компаниями Huawei и МТС заключен контракт на развитие российской сети 5G, обе страны продвигают идею государственного суверенитета в киберпространстве на международном уровне. Новому российскому технократическому правительству, возможно, потребуется быстро показать результаты и успехи, и они могли бы извлечь выгоду из китайского опыта в области регулирования и цензуры интернета, а также перенять китайские технологии. Однако все еще неясно, будет ли пренебрегаться вопросом безопасности ради быстрой реализации, что может привести к конфликту между российскими службами безопасности и правительством.

Трудно сказать, растет ли зависимость России от Пекина и какие риски это партнерство представляет для российских пользователей, так как доступна лишь малая часть информации о практической стороне этого сотрудничества. Много написано о декларировании стратегического партнерства и встречах президентов на высшем уровне, а о конкретной реализации и результатах – очень мало. Я бы сказала, что пока еще нет уверенности, что Россия будет опираться на китайские технологии. В то же время я не уверена, что Россия сможет развить собственные технологии. В долгосрочной перспективе России необходимо будет решать, какую сторону выбрать между двумя гигантами ИТ-технологий — Китаем или США, которые определяют будущее киберпространства.

МЭ: Большая часть закона о «суверенном интернете» технически амбициозна или даже невозможна, — пока. Но он создаёт дальнейшую правовую основу. Что помешает ему стать, скажем, ещё одним законом Яровой 2018 года (то есть разрешить слежку за гражданами во имя борьбы с терроризмом) — громким заявлением о намерении, реализовать которое на самом деле дорого и сложно?

AE: Интернет имеет стратегическое значение для нынешнего российского режима, поэтому я думаю, что Кремль постарается если не полностью реализовать закон о суверенном интернете, то хотя бы расширить государственный контроль над интернет-инфраструктурой и потоком данных в пределах российской границы. Я думаю, что Кремль будет использовать прагматичный и избирательный подход, который заставит интернет-акторов сотрудничать с российским государством по правилам Кремля и будет договариваться, извлекая для себя наибольшую выгоду (например, реализация закона о локализации данных).

МЭ: Россия вряд ли сможет сразу вытеснить из страны западных цифровых гигантов. Но такие нарастающие регуляции могут стать обременительными и, в конечном итоге, отразиться на возможностях иностранного бизнеса. Каковы долгосрочные последствия закона о «суверенном интернете» для западных цифровых компаний, работающих на территории РФ?

AE: В рамках реализации закона DPI или аналогичные технологии должны быть установлены на сетях провайдеров интернет-серверов. DPI может использоваться, в частности, для установки приоритетов и дискриминации трафика, поэтому государственный орган, управляющий интернетом в России, может замедлить скорость трафика нежелательных соединений и увеличить для других. Это может поставить под угрозу сетевой нейтралитет и привести к дискриминации компаний, не защищенных российским государством.

Это может быть риском для иностранных компаний, так как будет только один регулятор, государственный орган Роскомнадзор, и существует большой простор для маневров и практически никакого контроля над внедрением технологии и ее использованием.

С помощью этого и других законов об интернете Россия пытается подчинить существующие правила национальным нормативным актам. Параллельно российское правительство отдает предпочтение российским крупным интернет-компаниям. Рынок в России становится более непредсказуемым и менее защищенным для иностранных компаний.

МЭ: На последней экспертной дискуссии вы сказали, что лучший ответ «суверенному интернету», который могут дать защитники цифровых прав по всему миру, — это «объяснить их собственные представления о суверенном, демократичном интернете в противовес российской модели». Каким образом они могут это сделать?

AE: Необходима широкая общественная дискуссия о будущем интернета, интернет-грамотности и правах человека в цифровую эпоху внутри стран, а также более тесное сотрудничество между заинтересованными сторонами, выступающими за экономические и политические преимущества свободного и глобального интернета. Необходимо снова усилить легитимность ICANN. Internet Governance Forum должен получить более широкую поддержку, признание и влияние. Стандарты транснационального правового регулирования в киберпространстве должны быть разработаны широкой коалицией стран, бизнеса, технологических компаний и гражданского общества.