Магальяйнс — журналист из Рио-де-Жанейро, который работает с такими ведущими бразильскими изданиями, как газеты «O Globo», «O Estado de São Paulo» и «Folha de São Paulo». Его новая книга «Sobre lutas e lágrimas: Uma biografia de 2018» («О борьбе и слезах: биография 2018 года») представляет собой собрание эссе, опубликованных бразильской версией новостного сайта The Intercept [порт], плюс несколько новых статей.
В эссе затрагиваются три события, потрясших Бразилию в 2018 году:
Магальяйнс также является автором биографии [порт] Карлуса Маригеллы, основателя коммунистической партизанской организации Ação Libertadora Nacional («Действие за национальное освобождение») в 1968 году. Эта группировка вместе с другими вела борьбу против поддерживавшейся США военной диктатуры в Бразилии (1964-1985). На основе этой книги был снят фильм с музыкантом Сеу Жоржи в главной роли при режиссуре актера Вагнера Моуры, сыгравшего главную роль в телесериале «Нарко» студии Netflix. Показ фильма в Бразилии дважды откладывался [порт] в этом году из-за бюрократических проволочек с инстанцией, осуществляющей контроль в киноиндустрии, что наводит на подозрения о цензуре.
В сентябре Global Voices поговорили с Магальяйнсом о первом годе администрации Жаира Болсонару и о книге журналиста, которая только что была опубликована Бразилии. Интервью приводится ниже с незначительными сокращениями.
Global Voices: В своей книге вы проводите параллель между убийством
Mário Magalhães: Todo o livro foi escrito à quente [como coluna do The Intercept Brasil e outros inéditos], com exceção do prólogo, que escrevo em 2019, amarrando o ano que tinha terminado. Para mim, a coisa que me impressiona muito, o fato de eu ter escrito na virada de fevereiro para março, contando que dias depois – 28 de março – o assassinato do Edson Luís ia completar 50 anos. Eu terminava falando de índices de violência no Brasil, sobretudo de mortes de jovens negros, que não provocavam uma reação a altura. No final do capítulo eu pergunto: qual seria a reação do Brasil hoje, se acontecesse alguma coisa semelhante?
Desgraçadamente, aconteceu. Duas semanas depois mataram a Marielle e o Anderson Gomes, motorista dela. Pode não ter sido a reação dos sonhos de humanistas, defensores de direitos humanos, mas o 15 de março foi impressionante. Sobretudo no Rio, que era a cidade dela, a mesma cidade que Edson Luís foi assassinado e mesma cidade das maiores manifestações estudantis de 68 contra a ditadura. A morte dela virou um símbolo de muita coisa que estava fervilhando no país naquele momento. A morte da Marielle mexe com a letargia, tira de casa quem não saía de casa, ela é um apelo contra o silêncio. É o marco do ano.
Марио Магальяйнс: Вся книга была написана под влиянием момента, кроме пролога. Его я написал в 2019 году, закрыв только что закончившийся год. Что меня поражает больше всего, так это то, что я написал [главу о Мариэль и Эдсоне] между февралём и мартом, учитывая, что до 50-й годовщины со дня смерти Эдсона Луиса (28 марта) оставалось всего несколько недель. Я закончил главу информацией о показателях насилия в Бразилии, в частности, в отношении молодых афроамериканцев; эти случаи не получают того внимания, какого заслуживают. В конце главы я задаю вопрос: как бы отреагировала Бразилия сегодня, если что-либо подобное повторилось бы?
К сожалению, так оно и случилось. Через 2 недели они убили Мариэль и
GV: Для страны с такой короткой исторической памятью, как вы замечаете повторение этих циклов в 2018 году?
MM: O livro é um túnel do tempo porque o Brasil de 2018 juntou muitos tempos históricos. O projeto eleitoral vitorioso é de viúvas da ditadura. É o ano em que ideias do nazifascismo ganham espaço no Brasil. Há uma espécie que a historiografia considerava extinta que é o integralista em ações violentas — o integralismo foi o nazifascismo tupiniquim, que existiu formalmente até ser colocado na ilegalidade em 1938. A gente teve em 2018 integralistas atacando uma universidade federal no Rio, roubando faixas antifascistas e queimando-as em um ritual que lembra muito a liturgia da Ku Klux Klan.
É o ano em que mais uma mentira influenciou uma eleição brasileira, e o livro volta para a década de 1920, onde inventaram cartas falsas de um candidato, Artur Bernardes; vai aos anos 1940, em que inventaram que o candidato, brigadeiro Eduardo Gomes, tinha chamado os brasileiros pobres de “marmiteiros”; vai a 1989, quando inventaram que, se o Lula vencesse o Collor no segundo turno, toda a família de classe média teria que entregar um quarto para uma família sem-terra. Só que nunca houve nada com o volume de mentiras e o efeito do “kit gay” – eu reconstituo a gênese desse boato, que começa na virada de 2010 para 2011. O Bolsonaro inventa o “kit gay” e 84% dos eleitores dele acreditaram que o Fernando Haddad (ex-ministro da educação, que seria responsável pelo material didático nas escolas ensinando sobre diversidade e identidade de gênero) implantaria um “kit gay”. Por isso que acho que há muitos fatores para a vitória do Bolsonaro, mas nenhum tem a importância da eliminação do Lula da corrida eleitoral.
O Datafolha, no fim de agosto, mostrava que Lula tinha aberto 20 pontos sobre Bolsonaro, estava crescendo, mesmo preso, com perspectiva de vencer a eleição no primeiro turno. Inventar que o Lula, que tinha governado oito anos, ia levar mamadeiras em formato de pênis para as creches, não pegaria. Com Haddad, é diferente, era um desconhecido para dezenas de milhões de brasileiros.
ММ: Эта книга — словно туннель во времени, потому что 2018 год в Бразилии объединил многие периоды в истории. Программа, которая побеждает на выборах, это проект вдов диктатуры. В этот год в Бразилии закрепились нацистские фашистские идеи. Есть виды, которые историографы долгое время считали исчезнувшими, например, интегрализм [анг] — бразильская версия нацистского фашизма, которая формально существовала до 1983 года, а затем была объявлена вне закона. В 2018 году мы видели, как интегралисты нападали на университеты, похищали антифашистские плакаты [порт] и сжигали их во время ритуалов, напоминающих обряды Ку-клукс-клана.
В этот год на исход выборов в Бразилии повлияла очередная ложь, и книга возвращает нас в 1920-е годы, когда распространялись фальшивые письма одного из кандидатов, Артура Бернардиса [порт]; она ведёт нас в 1940-е годы, когда бригадира Эдуарду Гомеша ложно обвинили в том, что он назвал бразильцев, живущих в нищете, «лентяями» [порт]; она возвращает нас в 1989 год [анг], когда ходили слухи, что если Лула победит на выборах, каждой семье с средним достатком придётся отдать одну комнату в доме безземельной семье. Но никогда раньше мы не видели столько лжи с такими опустошительными последствиями, как в случае с «гей-комплектом» [порт] — я прослеживаю происхождение этого слуха, запущенного в конце 2010 года. Болсонару изобретает этот фарс с «гей-комплектом», и 84 процента избирателей поверили [порт], что Фернанду Аддад [занявший второе место на выборах 2018 года] введёт его в школах [Аддад занимал пост министра образования в 2005-2012 годах, когда попытался — неудачно из-за негативной реакции общества — запустить в старшей школе программу гендерного разнообразия в образовании — ред.]. Поэтому я верю, что хотя победу Болсонару объясняют многие факторы, самый важный — запрет Луле на участие в президентских выборах.
Проведённый в конце августа [исследовательским институтом] Datafolha опрос показал, что Лула на 20 процентов обгонял Болсонару [порт], его поддержка росла несмотря на то, что он был в тюрьме, у него были все шансы выиграть в первом туре. Если бы вы сказали людям, что Лула, управлявший страной восемь лет, собирается ввести в детских садах бутылочки в форме пениса [порт], никто бы не поверил. С Аддадом всё было иначе, потому что миллионы бразильцев ничего о нём не знали.
GV: В книге вы пишете, что нет сомнений в том, что за 13 лет Партии трудящихся (PT) у власти она злоупотребляла законом. Как вы объясняете сохранение популярности Лулы?
MM: O anti-lulismo é uma força de polarização na política brasileira, mas ao mesmo tempo, ele liderava as pesquisas com chance de voltar a ser presidente em 2018. O livro fala de episódios em que o PT, para usar um eufemismo do hoje ex-senador Jaques Wagner, petista, “se lambuzou”. Foi mais do que isso. Houve vínculos do PT com esquemas de corrupção, que existiam havia décadas, e que o PT renovou em alguns casos, mas o prestígio do Lula está diretamente associado a um avanço do Brasil no governo dele. Pela primeira vez na História, mais de 30 milhões foram retirados das linhas mais agudas da pobreza, tem uma série de conquistas sociais.
Se o Lula tivesse concorrido, ele teria sido presidente da República. O livro recapitula uma série de métodos ilegais e imorais da Lava Jato no processo do triplex, que foi o processo que o tirou da eleição. Eu sustento, com base em fatos, que o Lula não teve direito a um julgamento justo. Tem uma síntese disso tudo, que é no final de janeiro de 2018, quando a segunda instância vota o processo, são três juízes do Tribunal Regional Federal da 4ª Região, eles não só mantém a condenação, como aumentam a pena. Um deles diz: “se é réu, é porque alguma coisa aprontou”. Significa que, em nenhum lugar do planeta, em qualquer época da História, um réu poderia ser inocente, porque ao se tornar réu teria cometido algum ilícito. Isso não só é um escândalo lógico, como viola a Constituição que assegura a presunção de inocência.
ММ: Антилулизм — значительная сила в бразильской политике, вызывающая серьёзные разногласия, но в то же время Лула лидировал в опросах, у него были шансы на переизбрание в 2018 году. В книге указывается на случаи, когда PT, если использовать эвфемизм бывшего сенатора от PT и бывшего министра Жака Вагнера [анг], «запятнала себя» [порт]. Но дело не только в них. PT была связана с коррупционными схемами, существовавшими десятилетия, и партия даже возобновила работу некоторых из них, но престиж Лулы напрямую связан с успехами Бразилии в период его президентства. Впервые в истории более 30 миллионов человек вышли из самой острой бедности, наблюдались значительные социальные достижения.
Если бы Лула участвовал в выборах, его бы избрали президентом. Книга также рассказывает о некоторых незаконных и аморальных методах, которые использовались во время разбирательств по операции «Автомойка». Лулу не допустили до выборов из-за утверждений о том, что он владел трёхэтажной квартирой. Я утверждаю, что, если смотреть на факты, Луле было отказано в праве на честное судебное разбирательство. В январе 2018 года [порт] апелляционный суд своим решением не только оставил приговор в силе, но и увеличил тюремный срок (с 9 до 12 лет). Один из трёх судей сказал: «Если его судят, значит, он что-то сделал». Что значит, что нигде на планете никогда в истории подзащитный не может быть невиновен, потому что он уже виновен в момент, когда становится подзащитным. Это скандально не только с точки зрения логики, это нарушение Конституции, гарантирующей презумпцию невиновности.
GV: Один из героев вашей книги — пресса. Как вы как журналист смотрите на освещение деятельности Болсонару?
MM: Em todo o mundo, o Bolsonaro é chamado de candidato de extrema-direita. Há jornal no Brasil que proíbe os repórteres de escreverem isso, está dito isso no livro. Acho importante enfatizar uma coisa: nenhum governo, nenhum regime da História gosta de jornalismo e jornalistas, se esse jornalismo for exercido de modo independente, com espírito crítico, fiscalizando o poder. Nenhum poder de esquerda, de direita, de centro, da orientação que for, gosta.
Só que a gente vem de décadas de relativa tolerância do poder com a atividade jornalística. Com Bolsonaro, em 2018, ele anuncia que isso vai acabar. Tem um capítulo chamado “A imprensa intimidada”, sobre o fato de segmentos jornalísticos parecerem intimidados diante do Bolsonaro. Quando a imprensa fica intimidada, ela deixa de exercer o seu papel histórico. Não adianta bajular Bolsonaro, porque ele não gosta de jornalismo e exige sempre mais. Um jornal pode publicar um editorial elogiando dele, e duas horas depois ele proibir a entrada do repórter do jornal em uma entrevista coletiva – como aconteceu. Bolsonaro é a maior ameaça ao jornalismo brasileiro desde o fim da ditadura.
ММ: Во всём мире Болсонару называют ультраправым кандидатом. В Бразилии есть газеты, запрещающие своим журналистам писать такое, о чём я говорю в книге. Я думаю, важно подчеркнуть вот что: в истории не было правительств, не было режимов, которые бы любили журналистику и журналистов, если это независимая журналистика с критическим духом, которая стремится контролировать власть имущих. Это не нравится никаким силам, ни левым, ни правым, ни центристам, любой ориентации.
Однако десятилетиями правительство относилось к журналистской деятельности с относительной терпимостью. В 2018 году Болсонару объявил, что этому пришёл конец. Глава «Запуганная пресса» посвящена некоторым изданиям, которые, судя по всему, он терроризировал. Когда пресса запугана, она прекращает играть свою историческую роль. Нет смысла льстить Болсонару, потому что он не любит журналистику и всегда требует больше. Утром газета может опубликовать льстящую ему редакционную колонку, а через два часа он запретит одному из её журналистов присутствовать на пресс-конференции — такое случалось [порт]. Болсонару — самая большая угроза бразильской журналистике со времён диктатуры.
GV: Также вы пишите в книге, что победа Болсонару стала бы самым сильным ударом по бразильской демократии с 1968 года, когда военная диктатура приняла Институционный акт №5 [декрет, значительно ограничивший гражданские свободы]. Тогда что происходит в Бразилии сейчас?
MM: Hoje temos um confronto entre civilização e barbárie. O Brasil de 2019 não é uma ditadura, mas não é uma democracia. O projeto do Bolsonaro, isso está no livro e várias vezes ele falou, é um regime nos moldes daquele que nasceu em 1964. Eu dou um exemplo claro, talvez seja melhor o exemplo histórico. Em 1935, em novembro, os comunistas tentaram um golpe de estado, que eles chamavam de revolução e o governo autoritário de Getúlio Vargas, porém constitucional, chamou de Intentona Comunista, e sobreveio uma repressão política gigantesca. Milhares e milhares de pessoas foram presas, houve tortura, morte, perseguição. Em 1936, o governo de Getúlio não era uma ditadura formal, mas ele cria um ambiente de asfixia das liberdades, ele cria um tribunal de exceção, o Tribunal de Segurança Nacional. A ditadura vai nascer em 1937, quando Getúlio dá um golpe de estado, fecha o Congresso e destrói as instituições.
Eu não sei o que vai acontecer com o futuro do Brasil, mas eu sei que democracia não existe. Na democracia governa quem foi escolhido soberanamente pela vontade popular. A vontade popular em 2018 era eleger o Lula, se essa escolha tem méritos ou deméritos, não trato disso. Mas ela foi proibida de se expressar por decisões judiciais com base em um processo em que o réu, Lula, não teve direito a um julgamento justo. Então, num sistema presidencialista como o Brasil, governa um homem que não era o preferido dos eleitores. Ou seja, a soberania da vontade popular não foi respeitada. Logo, é um governo ilegítimo.
ММ: Сегодня мы видим противостояние между цивилизацией и варварством. Бразилия в 2019 году не является диктатурой, но это и не демократия. Проект Болсонару, как я упоминаю в книге и сам он говорил несколько раз, — это режим из той же глины, как и тот, что начался в 1964 году. Приведу вам ясный исторический пример. В ноябре 1935 года коммунисты попытались совершить переворот против авторитарного, но конституционного правительства Жетулиу Варгаса, что привело к масштабным политическим репрессиям. Тысячи людей попали в тюрьму, начались пытки, убийства, преследования. Правительство Жетулиу формально не было диктатурой, но он создал удушающую для свободы обстановку. Существовал также особый суд, Суд национальной безопасности. Диктатура берёт начало в 1937 году, когда сам Жетулиу организовал переворот, закрыл Конгресс и уничтожил существовавшие институты.
Я не знаю, что случится с Бразилией в будущем, но я точно знаю, что демократии тут нет. В демократии правит тот, кто был избран суверенной волей народа. В 2018 году волей народа было избрание Лулы, и здесь не важно, каковы достоинства и недостатки такого выбора. Но народной воле не дано было выразить себя из-за нескольких судебных решений в результате процесса, в котором подзащитному, Луле, было отказано в праве на справедливое разбирательство. И так, в президентской системе, как у Бразилии, правит человек, не бывший фаворитом избирателей. Что значит, что не было проявлено уважение к воле народа. Таким образом, это правительство нелегитимно.
GV: Во втором туре выборов 2018 года Болсонару получил 57 миллионов голосов. Как страна, которая собиралась, как показывают опросы, голосовать за Лулу, выбрала кого-то с противоположной позицией?
MM: Bolsonaro foi o beneficiário da profunda insatisfação popular com os rumos do Brasil. Em vastos segmentos sociais, em particular aquele com renda familiar de dois a cinco salários mínimos mensais, a intenção de voto em Lula mudou para Bolsonaro. Talvez isso não tenha ocorrido tão intensamente em nenhum Estado quanto no do Rio de Janeiro. O voto em Lula seria um voto de oposição. Com sua ausência, Bolsonaro foi identificado como um outsider oposicionista, o que não era. Até o presidente Michel Temer declarou ter votado nele. Alguns fatores contribuíram fortemente para o triunfo de Bolsonaro: segurança pública em crise (recorde de homicídios); economia em frangalhos (disparada do desemprego); desmoralização da política tradicional; questões de moral e costumes. O antipetismo influenciou o resultado, porém Lula, o petista mais conhecido, venceria a eleição. Lula é eleitoralmente muito maior do que o PT.
ММ: Болсонару воспользовался глубоким общественным недовольством по поводу пути, по которому шла страна. Во многих социальных сегментах, особенно там, где семейный доход не больше чем в пять раз превышал минимальную оплату труда, те, кто хотел голосовать за Лулу, перешли к Болсонару. Наверное, сильнее всего из штатов это явление было заметно в Рио-де-Жанейро. Голос за Лулу был бы оппозиционным голосом. В его отсутствие «человека вне системы» и оппозиционера увидели в Болсонару, хотя это и не так [порт]. Даже бывший президент Мишел Темер заявил, что голосовал за [Болсонару] [порт]. Триумфу Болсонару поспособствовало несколько факторов: кризис в общественной безопасности (с рекордной статистикой убийств [порт]); разбитая экономика (с резким ростом безработицы [порт]); деморализация традиционной политики; проблемы морали и моды. На результаты повлияла волна недовольства PT, но Лула, самый известный человек в партии, выиграл бы выборы. С точки зрения избирательного процесса Лула больше, чем его партия.
GV: Бразильский журналист Зуэнир Вентура написал книгу «1968: год, который не закончился». Закончился ли 2018 год или мы всё ещё живём в нём?
MM: Por décadas 2018 vai continuar. Milhões de brasileiros começam a voltar para a pobreza mais aguda em 2018 e cada vez mais gente volta. Em 2018, o governo eleito anuncia que há sim mais espaço para desmatamento na Amazônia; declara guerra contra a ciência e o corte em ciência e educação; os vencedores da eleição proclamam o projeto liberticida para a cultura brasileira e agora estão desenvolvendo o que chamam de filtros, mas que na verdade é censura.
As consequências de 2018 vão influenciar o Brasil por décadas ou, em alguns casos, não poderão ser reparadas. O que está se queimando na floresta amazônica, isso pode se reflorestar, mas não teremos mais a floresta como era. Gerações vão ser impactadas pela miséria e na diminuição do acesso ao ensino superior. Muitos cientistas estão indo embora, porque não tem como pesquisar e desenvolver pesquisa no Brasil.
ММ: 2018 год будет продолжаться десятилетиями. В 2018 году миллионы бразильцев [порт] начали возвращение к крайней бедности, и это происходит со всё большим количеством людей. В 2018 году избранное правительство объявило [порт], что дефорестация не является проблемой для Амазонии; оно объявило войну науке и сообщило о сокращении финансирования науки и образования; победители выборов анонсировали проект убийства свободы в бразильской культуре и теперь развивают так называемую систему фильтров, которая по сути представляет цензуру [порт].
Последствия 2018 года будут влиять на Бразилию ближайшие десятилетия; а в некоторых случаях они уже необратимы. Вы можете вновь высадить деревья, которые горят в лесах Амазонии, но восстановить то, что уходит, уже невозможно. Поколения будут затронуты бедностью и сокращением возможностей поступить в университет. Многие учёные уезжают из страны, потому что больше не могут заниматься своими исследованиями в Бразилии.