2019 год стал судьбоносным для Рунета. Российское правительство ещё крепче вцепилось в киберпространство, главным примером чего стал широко обсуждавшийся закон о суверенном интернете, вступивший в силу в конце ноября. В том же месяце правительство приняло закон о запрете продажи электронных устройств без предустановленных (и одобренных государством) российских приложений и расширило юридическое определение «иностранных агентов», которыми теперь могут быть признаны любые люди, распространяющие информацию онлайн. В декабре правительство повысило штрафы для цифровых компаний, отказывающихся хранить данные пользователей на российской территории и предоставлять их по запросу правоохранительных органов. И это всё — лишь за последние три месяца.
Можно понять, если вам кажется, что свободе слова онлайн в России пришёл конец. Есть много поводов для беспокойства — не в последнюю очередь потому, что в последние годы скорость принятия новых законов о киберпространстве значительно выросла. Тем не менее некоторые защитники цифровых прав и обозреватели в России подозревают, что воплощение этих планов — слишком амбициозная задача, а в некоторых случаях, как попытка запретить популярный мессенджер Telegram, возможно, даже политически контрпродуктивная.
Этот взгляд разделяет Александр Исавнин, исследователь из Общества защиты интернета, российской НПО, которая пытается защищать Рунет от цензуры и чрезмерного регулирования. Как сказал Исавнин 3 декабря на круглом столе о цифровых правах в России, организованном немецким аналитическим Центром либеральной современности [нем]: «[Президент Владимир] Путин что-то понял за время, проведённое в Германии. Он знает политические риски строительства стены: молодёжь её снесёт».
Я встретился с Исавниным во время Форума по управлению интернетом [анг] 2019 года, который прошёл также в столице Германии 25-29 ноября. Он поделился своими взглядами на то, что ждёт российский интернет в ближайшее будущее.
Максим Эдвардс: Насколько реалистичны эти грандиозные планы по отключению Рунета от глобальной сети? Могут ли власти довести их до конца?
Александр Исавнин: Краткое резюме закона о суверенном интернете таково: государство дало себе право регулировать некоторые аспекты технического функционирования интернета — маршрутизация, IP-адреса, работа системы DNS, межоператорские связи, связь за границей. То есть, государство хочет знать про это всё и иметь возможность включать, выключать, согласовывать, контролировать, и т.д. Закон написан очень поверхностно, необходимо принять ещё кучу подзаконных актов, при этом не все из них разработаны… Но конкретные детали того, каким образом это будет реализовываться, будут расписывать Министерство связи России и Роскомнадзор. Подзаконные акты проще писать, проще реализовать. То, что подготовлено сейчас, — не даёт конкретного понимания того, что будет происходить… Государство обеспечило себе возможность фактически регулировать сферу применения закона с помощью подзаконных актов, которые принимаются по более простой схеме и не настолько публично, как крупные законы. Подзаконные акты можно менять быстро.
В теории, государство в состоянии отключить интернет, объявив при необходимости чрезвычайное положение, вмешаться в маршрутизацию, и вот всё отключено. Или, допустим, зная всё про трансграничную инфраструктуру и международное взаимодействие, перерубят кабели. Но Россия — довольно большая страна. И хотя у нее более миллиона работников спецслужб, к сожалению, я не в состоянии увидеть миллион топоров, которыми могут перерубить кабели. Миллион кабелей — даже если бы это был миллион кабелей, но их, конечно, меньше.
МЭ: Какова политическая логика таких шагов?
АИ: Проект интернета во всём мире, собственно говоря, стал настолько успешным, потому что до этого никакого государственного регулирования не существовало… Работали чисто рыночные механизмы. И тут они в это вмешиваются. Во-первых, рынок рушится, во-вторых, закон даёт возможность построить полностью монопольный рынок, только через Ростелеком, допустим. Они могут это сделать. Но будут ли? Это другой вопрос.
Мы считаем, что нет, несмотря на то, что у них в рукаве останется такая возможность. Зато она может быть использована для того, чтобы шантажировать как местные компании, так крупные западные платформы угрозой отключения. У нас блокировано уже многое. Довольно быстро, довольно просто — заблокировали ресурсы, чтобы показать, что они могут… Тем более, выборы, которые проходили в течении последнего года, показали, что политическая оппозиция мобилизует сторонников через интернет. И несмотря на то, что оппозиционные кандидаты не были допущены до городских выборов в Москве, тот же Навальный мобилизует публику через интернет таким образом, что любой альтернативный кандидат, если он существует, получит свои голоса [анг]… вот так началось сейчас, эта осень демонстраций.
Прошлая осень уже показала, что любое противодействие официальным властям через интернет приводит к тому, что кандидаты властей проваливаются. И чиновники будут, конечно же, бороться с этим. Понятно, что этот закон — большая пугалка. Во власти полных идиотов нет, поэтому вряд ли нас ждут массовые блокировки.
МЭ: Как вы оцениваете случаи отключений интернета в России в этом году? По моим подсчётам, их было три.
АИ: Есть два кейса, которые мы определили — это Москва и Ингушетия. Про Бурятию окончательной уверенности нет. В Москве давление привело к тому, что в первом случае интернет не работал, во втором, даже если это была не блокировка, то работа была прекращена. В Ингушетии известен случай, когда Роскомнадзор подал в жалобу на мобильных операторов. Соответственно, пришел документ о том, что это был запрос от ФСБ. Закон о связи позволяет спецслужбам по борьбе с терроризмом такое сделать. На самом деле, этот пункт закона сформулирован совсем не так, как его применяют, формулировка такова: если тот, кто перед нами, является террористом, то его можно отключить.
МЭ: Как может движение к «суверенному интернету» повлиять на большие платформы социальных сетей?
АИ: Мы считаем, что не только не будет масштабных блокировок, но и не будет отключений больших платформ. То есть, никто не будет блокировать YouTube или Facebook. Но, конечно, благодаря этому закону (плюс закон об иностранных агентах и какие-нибудь ещё законы) появится возможность на законных основаниях требовать удаления конкретного контента от платформ. Очень прицельно. Чтобы Facebook и Google всегда могли сказать своим американским акционерам — «нет, мы просто соблюдаем местное законодательство». И удаления контента будут очень точечными. Не весь Навальный, но отдельные его посты, что-то другое, допустим, про нарушения авторских прав.
МЭ: Насколько я понимаю, закон о суверенном интернете позволяет государству получить больший контроль над IXP (точками обмена интернет-трафиком), которые делают возможной коммуникацию со всемирной сетью. Сколько их всего?
АИ: Их около 30. Семь — это, наверное, только московские. На самом деле, есть ряд коммерческих провайдеров, которые в том числе предоставляют такой функционал. То есть, вы можете использовать его как IXP в пределах своего города, или вы можете купить полный транзит. Они не называют себя IXP, но фактически такими являются. IXP — это бизнес-модель оператора связей. Очень долго власти хотели поставить под контролю московские IXP. Как всегда появляются новые правила, согласны которым IXP должны регистрироваться. Закон про это написали, но в нерабочем виде. Проблем в том, что операторы, российские операторы или владелец автономной IXP, могут работать только с регистрацией IXP. Но крупные, или даже средние или, с использованием транзитных операторов, даже маленькие операторы могут подключаться к западным IXP.
Формально получается, что для того, чтобы российские операторы могли подключиться к западному IXP, они должны регистрироваться. И если западный IXP хочет сохранить своих российских клиентов, он вроде как должен зарегистрироваться в Роскомнадзоре, и соответственно обязан выполнить требования ФСБ. Как бы получается такая «Уловка-22». С одной стороны, надо регистрироваться, с другой стороны, нельзя регистрироваться.
Возможно, идея реальных авторов закона (о суверенном Рунете) была заставить всех московских IXP регистрироваться, отключить от западных, и, следовательно, заставить покупать больше каналов от Ростелекома. Вот такой экономический момент.
МЭ: Это приводит меня к принятому в этом году закону, который весьма интересно требует, чтобы не более 20% акций российских цифровых компаний принадлежало иностранцам. После этого серьёзно упали акции «Яндекса». И есть значимые параллели с подобными законами касательно иностранных долей в телеканалах и печатных СМИ. Видите ли вы сходства между сегодняшними законами, направленными на контроль киберпространства, и законами 2010-х годов, направленными на контроль над прессой?
АИ: Нет, я думаю, что мотивация была иной. Когда дело дошло до «национализации» независимых СМИ, правительство осознало разницу рынков. Власти хотели контролировать всё, поэтому законы были целенаправленно приняты, чтобы независимые СМИ можно было продать Ковальчуку, НТВ, «Национальной Медиа Группе» и так далее. Но есть понимание того, что если сделать то же самое с цифровыми компаниями, это определенно остановит инвестиции в Россию и изгонит все интеллектуальные компании с большим доходом и квалифицированными специалистами. Так что в этом случае министр экономики заявил, что правительство не может контролировать всё, иначе рынок полностью рухнет. Политическое намерение могло быть таким же, но правительство осознаёт разницу.
МЭ: В последние месяцы было принято множество новых законов, например, о запрете продажи цифровых устройств без предустановленного одобренного ПО, о повышении больше чем в два раза штрафов для компаний, которые отказываются хранить данные пользователей на российской территории, и так далее. Кажется, что постоянные попытки оказать давление возрастают. Можем ли мы ожидать в следующем году новых законов, затрагивающих цифровые права?
АИ: «Суверенный интернет» и прочие законы может постичь судьба закона Яровой, который просто не работает. Но не заставляйте меня предсказывать глупости. А, как мы видим, самые глупые законы исполняются. Посмотрите последние сообщения о введении запрета на Telegram. Жаров [глава Роскомнадзора] может сказать, что Telegram ухудшился на 25%, 35%, 75%, но он всё ещё работает. Однако власти добавляют законов, всё больше и больше.
МЭ: Журналист Андрей Лошак недавно заметил [анг], что коррупция и глупость будут главными препятствиями к полному государственному контролю над киберпространством…
АИ: Да, безусловно! На форуме я говорил, что мы надеемся на коррупцию, потому что тогда деньги на эти инициативы будут украдены из бюджета, и власти ничего не будут реализовывать.