- Global Voices по-русски - https://ru.globalvoices.org -

Чего ожидать от нового российского закона про «суверенный интернет»

Категории: Восточная и Центральная Европа, Россия, гражданская журналистика, технологии, цензура, цифровой активизм, Эхо Рунета, Advox

Российский закон  о «суверенном интернете» беспокоит не только интернет-активистов, но и обычных пользователей. Иллюстрация Тома Веннера. Используется с разрешения.

1 ноября вступил в силу спорный российский закон о «суверенном интернете». [1]

Сторонники принятия документа утверждают, что этот шаг необходим для защиты России от кибератак из-за рубежа, в то время как защитники прав человека и свободы слова утверждают [2] [анг], что закон представляет собой новую опасную угрозу свободе самовыражения в интернете. Пока обычные пользователи рунета не почувствуют особой разницы. По крайней мере, до тех пор, пока не будет объявлена (некая смутно определённая) «кризисная ситуация» —  тогда «суверенный интернет» начнет действовать, отключая некоторые регионы России или даже всю страну от всемирной сети.

Законопроект о «суверенном интернете» был подготовлен [3] депутатами Андреем Клишасом, Людмилой Боковой и Андреем Луговым и принят Думой в апреле. Президент Владимир Путин подписал его 1 мая. Принятие закона является одним из нескольких недавних шагов Кремля в борьбе с киберпространством. Только в этом году в Москве и Ингушетии произошли два случая отключения интернета, по-видимому, политически мотивированных [4] [анг]. Кроме того, в марте вступили в силу законы, запрещающие «фейк-новости» и «явное неуважение к властям» в интернете. Недавно Путин предложил добавить к этому пакету новый законопроект о криминализации «пропаганды наркотиков [5]» в интернете.

Как и в случае с большинством российских правовых актов подобного рода (таких, как законы против пропаганды «экстремизма» [6] в интернете), их применение было непредсказуемым и непоследовательным: пользователи рунета часто не знают, где проходит запретительная черта, пока не перейдут её.

Таким образом, несмотря на то, что уже существует множество законов, регулирующих онлайн-контент, акт о «суверенном интернете» играет особую роль, хоть и связан с прочими документами. А именно, речь идет о «критической инфраструктуре [8]» рунета, а не только о его информационном наполнении. Например, новый закон обязывает интернет-провайдеров направлять входящий международный трафик через точки обмена интернет-трафиком (IXP) в России, обеспечивая централизованную работу интернета в кризисной ситуации. Закон также обязывает провайдеров устанавливать специальные устройства, которые помогут Роскомнадзору — федеральной службе в сфере коммуникаций — блокировать нежелательный интернет-трафик. Они будут отправлять данные в центр мониторинга, который может исследовать такой трафик в режиме реального времени, используя DPI (deep packet inspection [9] [анг]), метод, который считается гораздо более эффективным, чем блокировка отдельных IP-адресов. Законопроект также призывает к созданию внутренней версии системы доменных имен (DNS), так называемой телефонной книги интернета [10] [анг], учитывая, что в случае отключения сети российские провайдеры не смогут подключаться к иностранным DNS-серверам. 27 сентября Роскомнадзор объявил [11], что начнет испытания систем на Южном Урале, что вызвало некоторое недовольство местных жителей.
Результаты испытаний не были обнародованы.

Но какова политическая логика «суверенного интернета»?

Путин уже давно рассматривал зависимость России от иностранных цифровых технологий как угрозу безопасности, и по крайней мере два раза заявлял, [12] что интернет — это проект, созданный и управляемый западными службами безопасности. Как 29 октября писал [13] для российской газеты «Ведомости» Кирилл Рогов, социальные сети сегодня «мобилизуют и формируют политическую лояльность в России в той же степени, в какой телевидение это делало, когда Владимир Путин впервые пришел к власти». В свете этих событий недавние шаги по ограничению онлайн-свобод имеют странное сходство с подходом государства к критически важным СМИ за последнее десятилетие. В одном случае они повторялись почти точь-в-точь: в конце июля был предложен законопроект, ограничивающий владение иностранцами более 20 процентов акций [14] [анг] какой-либо «значительной» российской интернет-компании (в 2014 году был принят аналогичный закон [15] в сфере печати, радио и телевидения). Эту идею продвинул депутат правящей партии «Единая Россия» Лев Горелкин, который, по-видимому, действует по указанию администрации президента. Как только СМИ узнали об этом, цена акций российского технологического гиганта «Яндекс» резко упала. [16]

В интервью с Global Voices Андрей Солдатов, эксперт по вопросам цифровых технологий в России и соавтор англоязычной книги «The Red Web [17]» [анг], об истории русского интернета, объяснил мотивацию властей следующим образом:

The Kremlin’s offensive on the Internet freedoms started in 2012 and over this period they learned a few things. They understand now that the most dangerous content is not generated by some hostile forces from abroad, but inside the country, and this content is not always produced by the opposition or political activists – it might be the news of some incident, like environmental catastrophe or natural disaster, disseminated and shared by ordinary users. And the Sovereign Internet bill is designed to prevent precisely this kind of content from spreading – it requires the installation of the system which would enable the government to control remotely the way the traffic goes in the country, cutting of a particular region from the rest of the country, if necessary.

Наступление Кремля на свободы интернета началось в 2012 году, и за этот период они [власти] выяснили несколько вещей. Теперь они понимают, что самый опасный контент генерируется не какими-то враждебными силами из-за рубежа, а внутри страны, и этот контент не всегда создается оппозицией или политическими активистами — это может быть новость о каком-то инциденте, например, об экологической катастрофе или стихийном бедствии, распространяемая обычными пользователями. А законопроект о «суверенном интернете» предназначен, чтобы прекратить циркуляцию именно такого рода контента, — документ требует установки системы, которая позволила бы правительству дистанционно контролировать движение трафика в стране, отсекая определенный регион от других частей страны, если это необходимо.

Таким образом, хотя «суверенный интернет» и легко представить как творение стареющей элиты, не имеющей отношения к сегодняшним цифровым реалиям, такое определение может быть опасным и вводящим в заблуждение. Попытки разделить интернет на жёстко контролируемые национальные цифровые области являются частью широко распространенной глобальной тенденции [18] [анг], и не только со стороны автократических государств. Солдатов добавил, что российское правительство часто указывает на подобные шаги в других странах, чтобы поддержать легитимность своей собственной политики в отношении интернета:

Russian lawmakers love referring to the Western experience in Internet legislation — after all, we got Internet censorship in the country under the pretext of following the British example, as we were told by the Duma. Of course, the concept of the Sovereign Internet is not exclusively Russian —apart from China, there were many European countries that started talking about the need of something sovereign, especially after Snowden’s revelations. But these days, the problem is not what the government could do about the cables and the ways the traffic goes — it’s the content and where it’s stored. In many countries there are debates over how to make global platforms store the data of users in their respective countries: German users of Facebook in Germany, French in France and so on. This could be really dangerous, especially given the fact that to store data closer to users has a practical sense to the platforms as well.

Российские законодатели любят ссылаться на западный опыт в интернет-законодательстве; в конце концов, мы получили цензуру интернета в стране под предлогом следования британскому примеру, согласно Думе. Конечно, понятие «суверенного интернета» существует не только в России — даже если не брать Китай в качестве примера, многие европейские страны стали говорить о необходимости подобного «суверенного интернета», особенно после раскрытия информации Сноуденом. Но сейчас проблема не в том, что правительство может сделать с кабелями, или в том, как проходит трафик, а в том, где хранится контент. Во многих странах ведутся дискуссии о том, как заставить глобальные платформы хранить данные пользователей в их странах: немецких пользователей Facebook — в Германии, французских — во Франции, и так далее. Это может быть очень опасно, особенно учитывая тот факт, что хранение данных ближе к пользователям имеет практический смысл и для платформ.

Тем не менее, Солдатов подчеркнул, что соблазн провести параллели между «суверенным интернетом» России и проектом «Золотой щит» Китая может вводить в заблуждение:

The Chinese model of surveillance and censorship was integrated into the Chinese Internet from the beginning, while the Russian Internet was left alone for a very long period of time: from the very beginning in the early 1990s to 2012. It makes things more difficult for the Russian censors, and the most striking difference between the two countries is that blocking isn’t effective in Russia — we have lots of websites banned and blocked, but one could use VPNs and other means to circumvent it pretty easily. The government war with Telegram messenger was also not successful — lots of people still use this messenger, including government officials.

Китайская модель слежки и цензуры с самого начала была интегрирована в китайский интернет, в то время как российский интернет развивался сам по себе в течение очень длительного периода времени: с самого начала 1990-х гг. до 2012 года. Это усложняет ситуацию для российской цензуры. И самое поразительное различие между двумя странами заключается в том, что блокировка неэффективна в России  у нас есть много запрещенных и заблокированных сайтов, но можно использовать VPN и другие средства, чтобы довольно легко это обойти. Война правительства с мессенджером Telegram также не увенчалась успехом; многие люди до сих пор используют это приложение, включая государственных чиновников.

Следовательно, факт, что рунет тесно связан с глобальными сетями, может усложнить внедрение «суверенного интернета». Тем не менее, Солдатов заявил, что, поскольку 90% российского интернет-трафика уже направляется через внутренние интернет-пункты обмена, отделение рунета может быть технически проще, чем предполагалось:

As I said, the main idea of the Sovereign Internet is to use it during the crisis, not every day of the week. This means that if the Kremlin will be smart, they could almost avoid financial losses – the costs of introduction of such a system is a different matter.

Как я уже сказал, основная идея «суверенного интернета»  использовать его во время кризиса, а не каждый день. Это означает, что если Кремль будет умным, им удастся практически избежать финансовых потерь, но затраты на внедрение такой системы  это другое дело.

Внедрение системы может занять много времени и, по некоторым оценкам [19], стоить несколько десятков миллиардов рублей. Фактически, сам закон предполагает принятие более 30 актов, чтобы обеспечить полное соблюдение его многочисленных положений к 2021 году. 19 октября официальный представитель президента Дмитрий Песков даже признался в интервью [20], что технологически страна не готова к полной изоляции, а это означает, что положения закона должны будут применяться постепенно для обеспечения бесперебойной работы «суверенного интернета». Или, мы могли бы добавить, чтобы избежать бюрократической и скандальной участи других российских инициатив по регулированию киберпространства, таких, как так называемый пакет Яровой [21] или неудавшиеся попытки правительства запретить Telegram.

Тем не менее, пользователи рунета умеют быть на шаг впереди. Некоторые сайты уже подготовили рекомендации [23] о том, что делать в случае отделения рунета, хотя эксперты опасаются [24], что активация «суверенного интернета» изолирует российских пользователей от таких инструментов, как VPN, которые они в настоящее время используют для обхода правительственных блокировок. В социальных сетях такой шаг либо высмеивается, либо оплакивается. Лев Переулков, член популярного арт-коллектива MXD, опубликовал во «ВКонтакте» серию работ, [25] посвящённую «суверенному интернету», которая быстро стала виральной. Пользователи окрестили сеть «Чебурнет» (#Чебурнет)  слово-гибрид от «интернет» и «Чебурашка [26]».

«Суверенный интернет», таким образом, предназначен для создания параллельной цифровой инфраструктуры, которая может быть активирована одним нажатием мыши. Но даже если этого никогда не произойдет, многочисленные требования к интернет-провайдерам могут помочь государству более эффективно обеспечивать соблюдение растущего числа законов, регулирующих киберпространство. И в этом смысле это в духе времени.

«Закон является грозным оружием», – сказал Александр Жаров, руководитель Роскомнадзора, в интервью в апреле [29]. Но он надеется, что «как и ядерное оружие, которым владеют некоторые страны, закон будет оставаться в неактивном состоянии».