Портреты наших страхов: беседа с сирийским художником Рашваном Абдельбаки

В то время, как средства массовой информации иллюстрировали Сирию картинами войны и разрушений, сирийский художник Рашван Абдельбаки искал возможность разрушить стереотипы и фантазии, в которых нет ни капли уважения к той стране, которая «многое дала для обогащения человеческой цивилизации» и «представляет прекрасную мозаику из более чем восемнадцати религий».

Тридцатипятилетний Абдельбаки, родившийся в городе Эс-Сувейда на юге Сирии и живущий сейчас в Нью-Йорке, с юношеских лет интересовался искусством. В 2003 году он поступил на факультет изящных искусств в Дамаске, где получил степень бакалавра по технике печатной графики.

В его ярких красочных работах, захватывающих воображение, с динамичным взаимодействием, создающим непрекращающийся диалог со зрителями, рассматриваются некоторые из наиболее актуальных проблем нашего времени, в том числе иммиграция, расизм, религия и политика.

В сентябре 2016 года Абдельбаки получил стипендию на один год от Фонда защиты художников Института международного образования (IIE-APF), благодаря чему он стал членом Американской академии в Риме. В январе 2017 года, за неделю до того, как президент Дональд Трамп объявил о своём «запрете на въезд», ограничивающем визиты в Соединенные Штаты людей из стран с преимущественно мусульманским населением, Абдельбаки прибыл в Нью-Йорк, чтобы продолжить стипендиальную программу IIE-APF, проводимую совместно ArteEast и Elizabeth Foundation for the Arts.

С июля 2018 года Абдельбаки является участником программы «Художники группы риска» Westbeth Artists Community ^[1] [анг], которая предоставляет доступные по цене квартиры для проживания и работы. Эта программа ^[2] [анг] была создана в рамках проекта New York City Safe Residency Program (Безопасное проживание в Нью-Йорке), и возглавляет её коалиция организаций, поддерживающих свободу самовыражения.

В интервью Global Voices в Нью-Йорке Абдельбаки сказал, что использует средства живописи, офорта, гравировки, цифрового искусства, инсталляции и видео, чтобы изобразить то, что он считает «негативными последствиями расизма, религии и политики, которые стремятся разделить нас и разрушить нашу веру в человечество».

У меня была возможность взять интервью у Абдельбаки в августе 2019 года. Далее следуют выдержки из него:

Омид Мемарян: Как годы войны в Сирии изменили и повлияли на сирийских художников, особенно на вас?

Rashwan Abdelbaki: The war has had a negative impact on everyone, especially economically and security-wise, prompting many to leave the country in search of new opportunities. After my graduation from college in Syria, my primary interest was music, exploring the relationship between the musician and the instrument. At the time, my art was filled with music, joy, light, and theater. But in 2011, I started to feel the changes that war brought to my country. On a personal level and as an artist, the war confused a lot of ideas within me, and my vision of things changed. I began to think more about the dangers that threaten our common humanity. My focus shifted to questions regarding the negative effects of racism, religion, and politics that are all striving to divide and destroy our faith in humanity.

Рашван Абдельбаки: Война отрицательно повлияла на всех и всё, особенно на благосостояние и безопасность, заставив многих покинуть страну в поисках новых возможностей. После окончания колледжа в Сирии я, главным образом, интересовался музыкой, исследуя взаимоотношения между музыкантом и инструментом. В то время моё искусство было наполнено музыкой, радостью, светом и театром. Но в 2011 году я начал чувствовать изменения, причиной которых стала война. В личном и творческом плане война внесла путаницу в мои многочисленные идеи, изменив мировоззрение. Я начал больше думать об опасностях, которые угрожают всему человечеству. Меня стали интересовать вопросы, касающиеся негативных последствий расизма, религии и политики, которые стремятся разделить нас и разрушить нашу веру в человечество.

ОМ: Какие различия вы видите между работами, созданными до миграции в США и после переезда сюда?

RA: Before I came to the U.S., my paintings were focused on human environments and the relationships between different groups of people, sometimes the full body in paintings like Wedding Night and Early Marriage. The first painting I created in New York was Last Supper, First Wall. This painting was in response to Executive Order 13769 [President Trump’s travel ban] that limited my mobility and later became worse by requiring me to either leave or stay. Jesus asked that we all act with and honor humanity. Our response has only been to continue to build walls between us. Then I began to focus more on the face, the open eye, and physical lines that represent our abilities and freedom in paintings like One Line, Crossed Line, and Safety Line. In these works, there is a clear, physical line above the human who looks like he is drowning but still holding on to hope.

РА: До приезда в США я прежде всего делал упор на изображении человеческого окружения и взаимоотношений между различными группами людей, иногда на полноразмерных полотнах, таких как «Wedding Night» («Свадебная ночь») и «Early Marriage» («Ранний брак»). Первая картина, которую я написал в Нью-Йорке, была «Тайная вечеря, первая стена». Эта картина — ответная реакция на приказ президента 13769 [запрет на въезд], ограничивший мою мобильность. После стало только хуже, когда от меня потребовалось решение: либо уехать, либо остаться. Иисус попросил всех нас поступать гуманно и уважать человечество. В ответ мы лишь продолжили строить стены, закрываясь друг от друга. Затем я начал уделять больше внимания лицу, открытому глазу и физическим линиям, которые символизируют наши способности и свободу, например, в таких картинах, как «One Line, Crossed Line, and Safety Line» («Одна Линия, Пересеченная Линия и Линия безопасности»). В этих работах есть четкая физическая линия над человеком, который выглядит так, будто тонет, но всё ещё цепляется за надежду.

ОМ: На многих ваших картинах персонажи имеют один глаз, и в целом лицо кажется искажённым. Как в этих героях отражается ваше понимание состояния человека и важных проблем нашего времени?

RA: In the portraits, I am speaking to the fear inside us all that keeps us awake, even when we want to close our eyes and sleep in peace. But because of what we are witnessing now—violence, wars, and racism—we need to keep one eye open to know what’s happening around us, to be ready for any shocks or surprises. I put a circle around the open eye in my portraits to draw attention to the eye. These people, like all people, are also prisoners of their own beliefs, so I paint them with striped garments in empty cells. They cannot see beyond the space of their beliefs. This is the current state of our world and humanity today due to religious conflicts, corrupt politicians and their misuse of power, as well as discrimination.

РА: На портретах я обращаюсь к страху, живущему внутри, который заставляет нас бодрствовать, даже когда мы хотим закрыть глаза и спать спокойно. Но из-за того, с чем мы сталкиваемся сейчас — насилие, войны и расизм — нам надо держать один глаз открытым, чтобы знать, что происходит вокруг, быть готовым к любым потрясениям или неожиданностям. В своих портретах, чтобы привлечь внимание к открытому глазу, я обвожу его в круг. Изображённые персонажи, как и все люди, тоже узники своих собственных убеждений, поэтому я рисую их в полосатых одеждах и пустых тюремных камерах. Они не могут видеть вне пространства своих убеждений. Это текущее состояние нашего мира и человечества сегодня вследствие религиозных конфликтов, работы коррумпированных политиков и злоупотребления ими властью, а также дискриминации.

ОМ: Во многих ваших картинах и набросках, кажется, есть чувство любопытства и поиска связи между отдельными людьми и их окружением. Направление головы и глаз, взаимодействие персонажей на картине «Love» («Любовь»), а также на картинах «Тайная вечеря, Первая стена» и «Номер 7», создают всеобъемлющую тему, скрытую под использованными вами яркими красками. Что вдохновило вас на создание этих работ?

RA: It's true, in the very beginning I was trying more to identify the character (one open eye, one eye closed) through physical relationships and empty spaces—to represent a scene, sometime, somewhere. You can see that in Last Supper, First Wall and Number 7, where groups of people are gathering as if on doomsday, enclosed in interior spaces and with transfixed gazes, as if they are staring outwards but at nothing in particular.

But in the painting Love, and the paintings Safety Line, Whisper, and Hope, there is something specific: man and woman, in a moment of love, with lines and barriers. They both have just one eye open and the other closed, like all the characters in my paintings, but the special characteristic here is that together they have two open eyes, and the whole scene becomes clearer, like they are protecting one another.

The colors in all these paintings are impressionistic or abstract sometimes, like what's happening around the world. I use them to refer to different political parties or religions, and you can see that in these characters and their stripes. But I also use them to create a vision of hope that I am looking for and want to give to others.

РА: Это правда, в самом начале я больше пытался раскрыть персонажа (один открытый глаз, один закрытый глаз), через физические отношения и пустые пространства, чтобы представить место действия где-то, когда-то. Это видно на картинах «Тайная вечеря, Первая стена» и «Номер 7», где группы людей собираются в закрытых помещениях, как будто в судный день, и с застывшим взором как будто смотрят вокруг, но при этом ни на что конкретно.

Но на картинах «Любовь», «Safety Line» («Линия безопасности»), «Whisper» («Шёпот») и «Hope» («Надежда») есть нечто особенное: мужчина и женщина, в момент любви, с линиями-границами и заграждениями. У обоих открыт только один глаз, а другой закрыт, как и у всех героев моих картин, но особенность здесь в том, что вместе у них два открытых глаза, и вся сцена становится яснее, как будто они защищают друг друга.

Цветовая палитра на всех этих картинах подобрана в стиле импрессионизма или иногда абстрактном стиле, похожем на то, что происходит в мире. Я использую цвета для обозначения различных политических партий или религий, и вы можете заметить это, присмотревшись к персонажам и их полоскам. Но я также использую тона, чтобы создать искомый образ надежды, который хочу передать другим.

ОМ: Используемая вами цветовая палитра интересна и привлекательна, но некоторые концепции вызывают беспокойство, как на картинах «Music on Paper 4» («Музыка на бумаге 4») или «Пустота». О чём вы думали при создании этих композиций?

RA: I understand what you mean by “unsettling.” In the prints that come from other concepts than what Emptiness came from, there’s an insistence on reduction of elements, so we are looking at a symbolic representation of the thing rather than the thing itself. Likewise, in these paintings there’s a strong stylization, a canonization of formal elements to essentialist tropes. There are always one or two figures in a room within a garish color palette that appears to suggest confinement and violence. I think I am personally not far from all this. In many cases, I reflect my “unsettled” state from that feeling I had back in the days when I was working on music, to process that unsettled feeling of fear that I’ve had in the last couple years. I want to understand the illusion created by this fear within me, and how to defeat it.

РА: Понимаю, что вы подразумеваете под «вызывающими беспокойство». В работах, созданных на основе других концепций, отличных от тех, что используются в картине «Пустота», специально сокращена проработка деталей, так что мы смотрим на символический образ вещи, а не на саму вещь. Кроме того, эти картины очень стилизованы, в них канонизируются внешние признаки эссенциалистских стереотипов. Там всегда изображены один или два человека в комнате, расписанной в аляповатых тонах, что должно навести на мысль о заточении и насилии. Думаю, что я лично недалеко ушел от всего этого. Во многих случаях я изображаю своё «вызывающее беспокойство» состояние, возникшее из-за чувства, которое у меня было в те дни, когда я занимался музыкой, чтобы проанализировать это тревожное чувство страха, которое я испытываю последние пару лет. Я хочу понять иллюзию, созданную этим внутренним страхом, и как её победить.

OM: Как повлияла на вас как художника жизнь в Нью-Йорке в последние два года? Изменилось ли ваше видение каких-то вопросов искусства и самобытности, а также по части географии и политики?

RA: Traveling and living in New York has helped me become acquainted with new civilizations, cultures, languages, music and so on. I was unable to learn about them in my motherland except through the internet or news. Here I learned more about my artistic mission by interacting with people in the U.S. and Europe. When they saw the face with one open eye and one closed eye, it touched them, and from their comments I felt their need for safety, peace, and love.

РA: Благодаря путешествиям и жизни в Нью-Йорке я смог познакомиться с новым цивилизованным миром, культурами, языками, музыкой и так далее. На родине я мог изучать их только через интернет или новости. Сейчас, общаясь с людьми в США и Европе, я лучше осознал свою творческую миссию. Когда они увидели лицо с одним открытым и одним закрытым глазом, их это задело за живое, и по отзывам я почувствовал общую потребность в безопасности, мире и любви.

Переводчик: Мария Кувыркова