На плакате цитата из национального гимна страны: «Процветай, Беларусь!». Минск, 2017. Фото (с): Максим Эдвардс. Используется с разрешения,
В моей стране есть пословица: «Что бы вы ни говорили о белорусах, это не будет правдой». Каждое слово в этой поговорке — истина, особенно, когда речь идет о том, как иностранцы обсуждают Беларусь, повторяя распространённые догадки и мифы об одной из самых малоизвестных стран Европы. Лучший способ развеять мифы — задавать вопросы, но вопросы, которые я слышу, пока лишь подчёркивают уровень невежества в отношении Беларуси.
Далее следует моя скромная попытка не просто дать ответы на вопросы; я буду рассуждать о том, как видят нас другие и какими мы видим себя.
1. Итак, вы — часть России или нет?
У меня много знакомых, которые живут западнее реки Буг (именно так мы, белорусы, определяем «Запад») и вообще не знают, что существует страна под названием Беларусь. А если и знают, то очень мало. Если вы можете с уверенностью найти нашу страну на карте, то можете пропустить эту часть или перечитать её, чтобы просветить своих друзей, у которых всё ещё есть пробелы в знании европейской географии.
Почему так мало людей знает о Беларуси? Во-первых, играет свою роль старая добрая человеческая лень, а также нежелание углубляться в сложности и реалии огромной территории, которую в ЕС и США часто определяют как «постсоветское пространство». Мы могли бы задаться вопросом, почему некоторые страны массово не называют «постнацистскими». В целом, эта категория часто идет рука об руку с предположениями о том, что всё, что находится между Европой и Китаем, можно назвать «русским». Во-вторых, трагикомическое заблуждение порождает слово «Белоруссия», которое, хотя и анахронично, но всё ещё широко распространено как в английском, так и в русском языках. Слово является архаизмом и иногда прямо переводится на иностранные языки как «White Russia», «Белая Россия», «Weißrussland» или «La Russie Blanche». Но мы не «белые русские», мы белорусы или беларусы (прим.ред.: автор использует форму «беларус», наиболее часто используемую американскими белорусами [1] [анг] и активистами [2] [анг]).
2. Но я сёрфил в интернете с помощью Google Переводчик, и там существуют разные версии названия страны…
В русскоязычном интернете использование «Белоруссии» в противовес «Беларуси» — тема горячего конфликта для диванных воинов разных идеологий. По этому вопросу существуют, без преувеличения, миллионы комментариев разной степени логичности и оскорбительности. В целом, их можно свести к двум аргументам.
Первый аргумент подчеркивает тот факт, что некоторые русские словари допускают использование слова «Белоруссия». Второй гласит, что самоназвание (эндоэтноним) страны в белорусском языке — «Беларусь». Те, кто выступает за «Белоруссию», часто впадают в заблуждение о сравнении «яблок и апельсинов», ссылаясь на тот факт, что русскоязычные не используют эндоэтнонимы для других стран (например, «Suomi» для Финляндии или «Deutschland» для Германии). Подвох заключается в том, что Беларусь официально является двуязычной страной, и все белорусы также говорят по-русски. Официально только «Беларусь» и «Республика Беларусь» считаются эндоэтнонимами страны, даже если её граждане пишут и говорят по-русски.
Противостояние приводит к тому, что каждая сторона подтрунивает над другой и это выливается в изрядное количество мемов, а иногда заканчивается очень жаркими и уродливыми спорами. В то время как аполитичная масса людей не считает, что обсуждение этого вопроса имеет большую ценность, более политически вовлечённые люди считают тест «Белоруссия» против «Беларусь» одним из лучших способов деления на «нас» и «них».
Местная интеллигенция и активная часть общества считают термин «Белоруссия» не только ошибкой, но и явно империалистическим и руссоцентрическим прочтением названия страны. В столице Беларуси Минске все общеизвестные россияне так или иначе прошли этот тест с разной степенью успеха. В 2014 году Галина Тимченко, редактор российского независимого новостного веб-сайта «Медуза», отстаивала использование «Белоруссии» [3] для новостного сайта Bolshoy.by со ссылкой на словари и даже на Конституцию России. А Андрей Макаревич, лидер группы «Машина времени», объяснил на концерте 2016 года в Минске [4] [бел], что не пытался разозлить белорусов, и что он просто привык к старому, советскому названию страны.
Ответы двух россиян не были встречены равным числом аплодисментов.
3. Так как же вы все-таки воспринимаете Советский Союз: как оккупантов или друзей?
Поскольку Беларусь была частью Советского Союза с 1919 по 1991 год, многие чувствуют сильную связь с обществом, в котором они родились, как и те, кто родился в других местах. Других ориентиров нет; в конце концов, связи с Великим княжеством Литовским [5] (прим. ред.: крупное государство, существовавшее в XVI-XVIII веках и включавшее Белоруссию) гораздо более отдаленные. Миф советской эпохи о тесном братстве между восточнославянскими народами (белорусами, русскими и украинцами) остаётся сильным, но с каждым днем мы всё больше и больше понимаем, что ностальгия по советскому прошлому для граждан Беларуси и граждан соседних стран может означать совершенно разные вещи.
Короче говоря, в белорусском обществе нет единого мнения о том, следует ли считать советский период оккупацией или нет.
Официальная белорусская историография использует благоприятную интерпретацию советских времен, подчеркивая экономическое развитие и оставляя без глубокого анализа или понимания жестокие репрессии, развязанные Советским Союзом в 1930-х годах. С другой стороны, факты не отрицаются официальными отчетами, и времена меняются. Возьмем к примеру Куропаты, лесистую местность на окраине Минска, где советская тайная полиция провела казни в 1937 году. Куропаты сыграли важную роль, став своего рода символом во время краха советского режима и восстановления независимости Беларуси в 1991 году. В последующие десятилетия только активисты движения за демократию продолжали чтить память той трагедии. Но сегодня даже бывший главный редактор газеты, публикуемой администрацией президента, вспоминает о ней [6].
Беларусь раннего советского периода была более разнообразным местом, чем сегодня. Название столицы на четырех официальных языках (белорусский, русский, польский и идиш) над Минским железнодорожным вокзалом, 1926 год. Фото: Wikimedia Commons
В отличие от официальных отчетов того периода, независимая историография не закрывает глаза на тот факт, что именно проект «Советский Союз» нанес решающий удар по белорусской национальной идентичности. Именно в Минске Никита Хрущев, советский лидер с 1953 по 1964 год, отметил [7] [анг], что белорусы станут первыми, кто «построит коммунизм», поскольку они почти отказались от своего родного языка в пользу русского. К 1960-м годам все спонсируемые государством программы по развитию национальных языков и культур в Советском Союзе были свернуты. Слова Хрущева до сих пор повторяют сегодня и, как считается, эти фразы многое объясняют в отношении Советского Союза к Беларуси. Но хотя эта правда горька, она не смертельна.
В настоящее время вновь возник интерес к изучению, переосмыслению и повторному открытию культуры советской Беларуси 1920-х и 1930-х годов, до чисток Иосифа Сталина. Этот интерес имеет смысл; ранняя советская Беларусь широко рассматривалась как преемница недолговечной Белорусской Народной Республики [8] (БНР), провозглашённой во время Первой мировой войны. До того, как 25 марта 1918 года БНР объявила о своей независимости, советское руководство, как правило, не рассматривало белорусов как отдельную этническую группу.
В течение первых 15 лет советского белорусского правительства московские чиновники чётко понимали, что они буквально говорили на разных языках с целевой аудиторией своего политического проекта. Тогда они решили продвигать белорусский язык, спровоцировать жаркие дебаты о национальной идентичности в газетах и объявить не один, а четыре официальных языка (белорусский, идиш, польский и русский). Для того времени это было социально прогрессивным шагом, допускающим мирное сосуществование.
В некотором смысле атмосферу этого периода можно сравнить с атмосферой Веймарской республики в Германии. Это, безусловно, вдохновило поколение молодых социалистических белорусских авторов и было увековечено в мемуарах польского писателя белорусского происхождения Сергея Пясецкого [9], который писал о дерзких попытках провезти контрабандой кокаин через границу с Польшей. Советские планировщики в Беларуси назвали страну «красная Дания» [10] не только в честь достижений в области сельского хозяйства в этой стране, но и в знак признания того, что белорусы упорно отказываются менять свой образ жизни на хуторских подворьях [11] в пользу крупных социалистических колхозов.
К 1937 году советская идея была окончательно внедрена и потребность в народной поддержке советской власти прекратилась. На это место пришли сталинские чистки, в ходе которых оппозиционеры либо исчезали, либо смирялись с новой реальностью. Интеллигенция, которая отстаивала белорусский язык и культуру, так же как и планировщики «красной Дании», ушли на небеса. От их курса отказались в пользу суровой дисциплины нового советского человека. Этот новый образец гражданина был темой речи, в которой Хрущев высмеивал белорусский язык (фактически он здесь только повторил Сталина). Все национальное было систематически уничтожено и оставалось забытым до культурного ренессанса конца 1980-х годов, когда вновь зазвучали голоса несогласных, лишь для восстановления суверенитета с распадом Советского Союза.
В феврале известная исследовательница Ханна Северинец жаловалась мне, что не смогла опубликовать научную статью о правлении белорусских «национальных коммунистов» в 1920–1930-х годах. Потому что герои этой истории неудобны для всех сторон: государственные издания считают их слишком националистическими, а независимые издания — слишком «красными».
Поэтому лишь очень немногие сегодня могут дать непростой ответ на этот вопрос — те, кто готов оценить жизнь белорусов при советском правительстве не только через призму гонения первых или прославления последних. Все остальные по-прежнему предпочитают чёрно-белое прочтение.
Перевод: Диана Аксёнова