Далее следует версия партнёрской статьи, написанной Армине Аветисян, Никой Мусави и Дато Парулавой и первоначально опубликованной на сайте OC Media.
Сталкиваясь с издевательствами, дискриминацией и насилием, представители ЛГБТ-сообщества на Южном Кавказе часто вынуждены покидать свои дома.
Мэл из Армении
«Я ходил в детский сад, когда понял, что родился в чужом теле»
«В школе меня заставляли подписываться как «школьница». Я исправлял окончания, но учителя снова поправляли. Как такого момента, когда я осознал свою идентичность, не было. Я всегда считал себя мальчиком», — рассказывает OC Media 30-летний Мэл Далузян из Гюмри.
Несмотря на все усилия Мэла, для общества он был девушкой по имени Мэлинэ. С 2002 года Мэл занимается тяжелой атлетикой и стал членом женской сборной Федерации тяжелой атлетики Армении.
«Мой тренер пытался вдохновить меня — говорил, что Бог создал меня «такой». В молодости я пытался принять и эту точку зрения, но понял, что, несмотря ни на что, я также имею права на личную жизнь и быть счастливым. Особенно учитывая тот факт, что я никому не причиняю вреда своей жизнью и образом жизни», — говорит он.
Мэл вспоминает, как в 2015 году участвовал в первом армянском ЛГБТ-форуме, организованном Pink Armenia. В сети была опубликована групповая фотография участников мероприятия, после чего СМИ пустились в обсуждения его личной жизни. Это стало угрожать его карьере. Рекордсмен, двукратный чемпион Европы и двукратный обладатель бронзовой медали два года назад покинул Гюмри и уехал за границу.
«После года неудачных попыток найти работу по специальности, в 2016 году я уехал из Армении. На меня обрушилось столько негатива, что не брали даже тренером в спортзал. Сейчас живу в Нидерландах и здесь я не сталкивался с какой-либо дискриминацией, только с безусловной поддержкой по всем вопросам. На данный момент я не собираюсь возвращаться в Армению».
Мэл говорит, что в Гюмри тяжело жить тем, кто отличается от остальных, особенно, если они еще и знамениты.
«Гюмри — самый консервативный город Армении. Основная проблема заключается в сплетнях. Каждый считает своим священным долгом придумать какой-нибудь миф про меня, чтобы объяснить то, что они не в силах понять. А СМИ помогают распространять эти слухи. Конечно, все это создавало для меня определенные трудности, когда я появлялся в новой среде или, когда мне приходилось заново воссоздавать с нуля свою жизнь. Однако в итоге мне удалось предстать перед людьми таким, какой я есть. Я добился того, что мои друзья больше никому не позволят называть меня «Мэлинэ».
Мэл считает, что у него не было бы проблем с родителями, если бы не вмешательство общества.
«В Армении у ЛГБТ-людей нет почти никаких прав. Конечно, если скрывать свою жизнь, подавлять идентичность и находиться в формальном браке, то можно спокойно существовать. Но судите сами — как это можно считать «спокойной жизнью»? Я не знаю людей, которые бы не прятались и жили спокойно».
С 2003 года гомосексуальность не является незаконной в Армении, но права сексуальных меньшинств не защищаются кодексом. В 2017 году Pink Armenia сделала доклад [арм] о ситуации представителей ЛГБТ. Несмотря на позитивную тенденцию сотрудничества СМИ с правозащитными организациями и c ЛГБТ для передачи их историй, подавляющее число жителей Армении до сих пор негативно относятся к негетеросексуальным людям.
Исследования, проведенные в 2016 году Pink Armenia и аналитическим центром Кавказский исследовательский ресурсный центр, показали, что 89% населения Армении считают, что гомосексуалам должно быть запрещено работать с детьми.
Согласно результатам исследования, люди, которые не имели опыта общения с представителями ЛГБТ, были более негативно к ним расположены, чем те, у кого есть ЛГБТ знакомые.
Правозащитники отмечают, что, хотя цифры точно не известны, каждый год большое количество ЛГБТ покидает Армению из-за гомофобии.
Тазо из Грузии
22-летний Тазо Созашвили не может навестить свою семью в Кахетии (Восточная Грузия), где он родился и вырос. Он боится, что над ним будут издеваться из-за его сексуальной ориентации. Кроме того, он беспокоится, через что таком случае придется пройти его семье.
Тазо попал в заголовки СМИ со своей эмоциональной речью в парламенте Грузии в 2018 году.
«Я не могу приехать в свою деревню и увидеть родителей, бабушку и дедушку. 12 лет надо мной издевались в школе. Я до сих пор ненавижу это место, потому что каждый день был кошмаром, каждый день я был на волосок от смерти. Сейчас я не могу навестить родителей в Кахетии — это опасно. В этом и разница между мной и вами. Вы никогда не поймете, что мне стоит стоять здесь и говорить все это. Для меня это обернется серьезными проблемами. Вам никогда этого не понять, потому что вы — белые, гетеросексуальные, привилегированные люди. Я ненавижу вас», — сказал Тазо 1 мая перед парламентским комитетом по правам человека после того, как они снова отказались отмечать Международный день борьбы с гомофобией.
В 2017 году прокуратура рассмотрела 86 преступлений предположительно на почве ненависти, 12 из которых были связаны с сексуальной ориентацией жертв, 37 — с гендерной идентичностью.
В докладе Народного защитника Грузии говорится, что насилие против странных людей, будь то в семье или в общественных местах, является серьезной проблемой, и что правительство не может отреагировать на этот вызов.
Речь Тазо не была запланированной. Осознав, что почувствует его семья, увидев его по телевизору, он решил подготовить их и позвонил матери.
Она плакала. «Почему ты так сделал? Что скажут люди?», — спрашивала она с упреком, но она не злилась, она сожалела», — говорит Тазо.
Его телефон разрывался от звонков и сообщений. Большинство из них были поддерживающими, но были и те, кто не понимал его.
После своего выступления Тазо не говорил с отцом.
«Все наши родственники и друзья звонили ему. Он хотел выбросить телефон. Но они поддерживали его, что происходит довольно редко. Обычно после подобных ситуаций, семьям приходится уезжать из родных деревень», — говорит он.
После его публичного каминг-аута, несколько старых знакомых из деревни попытались выйти на связь.
«Около 10 моих знакомых отправили мне запрос на добавление в друзья в социальные сети. Они спрашивали, почему я считаю их гомофобами, и говорили, что на самом деле они хотят помочь и заботятся о моем благополучии», — говорит Тазо.
Однако есть и недоброжелатели, которые угрожают ему уже несколько лет.
«Теперь я более чем уверен, что не смогу вернуться туда еще очень долгое время. Они угрожают мне уже несколько лет. Вместе эти парни очень агрессивны, но по отдельности они говорили, что понимают меня», — говорит Тазо.
После своего выступления, Тазо несколько дней боялся пользоваться общественным транспортом. Опасался, что его узнают. Теперь все наладилось.
«Некоторые мои знакомые сказали, что увидели меня с другой стороны. Они спрашивают, чем могут помочь, потому что не хотят воспитывать детей в такой среде», — отмечает он.
Но для политиков все иначе, говорит Тазо. По его утверждению, немногие из них видят серьезность проблемы — и тем, кто видит, все равно.
Тазо говорит, что он гордится, что дал голос «невидимым людям».
«Это не только моя история. Это голос и боль тысяч людей, которые становятся жертвами насилия в семье, которых выгоняют из собственных домов, отвергают родители, над которыми издеваются в школе, дискриминируют на работе из-за их сексуальной ориентации».
«Есть точка невозврата, после которой вы больше не можете терпеть. Наступит момент, когда многие скажут об этом открыто, как я сейчас. Мы выйдем все вместе и потребуем, чтобы чиновники выполнили свои обязанности», — заявляет Тазо.
Азербайджанки Эльвира и Амина
Партнёрки Эльвира и Амина раньше жили в Баку. За полгода с тех пор, как OC Media в первый раз поговорили с ними в сентябре 2017 года, в их жизни произошли серьёзные изменения.
Отношения девушек развивались стремительно. Через полгода после знакомства они стали жить вместе, а спустя некоторое время поженились — зарегистрировались в одной из европейских стран, где разрешены однополые браки.
Девушки ощущали себя полноценной семьей. Друзья и близкие воспринимали их так же. Родители Эльвиры и Амины пусть неохотно, но со временем тоже смирились с тем, что теперь у них не зятья, а невестки. Однако пара все равно чувствовала себя в Азербайджане как не в своей тарелке и подумывала об эмиграции.
«Во-первых, нам надоело шифроваться, — рассказывает Амина. — Во-вторых, свидетельство о браке, выданное в Европе, на родине не имело силы, и по закону мы оставались друг для друга чужими людьми. И, наконец, вместе с нами живет маленький сын Эльвиры. Ребенку не объяснишь, что лучше не болтать лишнего при посторонних. Что было бы, если, например, в детском саду узнали, как устроена наша семья?».
Их сын, к сожалению, стал косвенным участником почти криминальной драмы, заставившей семью уехать из Азербайджана.
«Однажды у меня из шкатулки пропали золотые украшения на большую сумму. Украсть их могла только няня сына — кроме нее, никто не оставался в квартире один», — рассказывает Эльвира.
Когда дело дошло до полиции, няня свою вину ни признавала, ни отрицала. Вместо этого, она положила перед следователем внушительный компромат на своих работодателей — интимные фотографии и видеоматериалы.
«Из потерпевших мы будто бы превратились в подозреваемых — во всяком случае, следователь вел себя именно так», — добавляет Эльвира.
Получив компромат, полицейский заявил Эльвире, что ей лучше забрать заявление и не давать делу хода, иначе будет хуже — и не только потому, что няня может обнародовать их личную информацию и выложить в интернет фото и видеокадры. По его словам, в ходе расследования начнется проверка их с Аминой «морального облика» (хотя по закону никакого отношения к делу о краже это не имеет), будут опрашивать родителей, коллег — вплоть до того, что у них могут забрать ребенка. Между словом, следователь посоветовал Эльвире приглядеться к Амине — на его взгляд, она могла сама украсть драгоценности.
«Это было отвратительно! Осознание того, что эта женщина шпионила за нами, чувство незащищенности, пристальные взгляды следователя и совет не высовываться.… Тогда мы решили: надо уезжать из этой страны как можно скорее».
В середине марта семья купила билет в один конец в США.
До 2000 года гомосексуальные отношения в Азербайджане были уголовно наказуемы — за это можно было получить несколько лет тюрьмы. В 2000 статью отменили, и однополые связи между людьми, достигшими 16 лет, стали законными. Но и запрет, и его отмена касались только мужчин. О женской гомосексуальности в законодательстве вообще ничего не сказано.
В Азербайджане нет запрета на дискриминацию по признаку сексуальной ориентации. В случае шантажа, незаконного увольнения с работы и прочих случаев притеснения, пострадавший может подать лишь «общую» жалобу, например, о нарушении прав человека.
В 2014 году ЛГБТ-альянс «Нефес» провел опрос. Респондентов спрашивали, как они относятся к представителям ЛГБТ. Результаты показали, что 56% опрошенных считают гомосексуальность и бисексуальность врожденным заболеванием, 60% относятся к сексуальным меньшинствам плохо, и 64% не хотели бы работать с ними. При этом, большую часть респондентов составляли молодые мужчины с высшим образованием.
Представители секс-меньшинств считают, что к лесбиянкам в Азербайджане относятся толерантнее, чем к геям. Правозащитник Эльдар Зейналов объясняет это патриархальностью азербайджанского общества. Мужчине в нем традиционно отводится доминирующая роль. К его «мужественности» в местной трактовке этого понятия предъявляются высокие требования.
«Мужчина, вступающий в гомосексуальные отношения, не только как бы «низводит себя до уровня женщины», унижая себя, но и фактически покушается на традицию и на устои общества», — объясняет Зейналов.
По его словам, в Азербайджане есть только один способ заставить общество примирится с негетеросексуальностью человека. Для этого надо либо обладать властью, либо большими деньгами, а лучше — и тем, и другим.
«Деньги и власть в понимании многих азербайджанцев — более веский аргумент в пользу мужественности, чем сексуальные предпочтения. Богатому и влиятельному человеку могут простить многое, включая сексуальные отношения с человеком своего пола», — говорит правозащитник.
Сейчас Амина и Эльвира с сыном живут в Америке и пытаются «зацепиться»: ищут работу, обустраивают новую квартиру и привыкают — больше не нужно бояться, что кто-то узнает правду о них.