Его мир такой, каким он был: загадка В.С. Найпола

Апрель 2007 года: Видиадхар Сураджпрасад Найпол читает лекцию в Университете Вест-Индии, Тринидад. (ФОТО: Джорджия Попплуэлл (CC BY-NC-ND 2.0)

[Ссылки в статье ведут на страницы на английском языке, если не указано иного].

Он являл собой редкую литературную личность, а его слава была такой скандальной, что газеты десятилетиями держали наготове некрологи на случай его смерти. Когда 11 августа стало известно, что Видиадхар Сураджпрасад Найпол скончался в возрасте 85 лет, освещение события в прессе было стремительным и объёмным. В Тринидаде и Тобаго новость заняла передовицы трёх ежедневных газет, а над заголовками парила фотография нобелевского лауреата.

Теперь в социальных сетях Тринидада и Тобаго, где проходит большинство общественных дискуссий, некоторые пользователи набрасываются с яростной критикой на одну деталь: в международной прессе Найпол упомянут как британский писатель. «Ему бы это понравилось», — следует типичный комментарий. В сердцах тех, кто порицал Найпола, — а были и такие — застарелой обидой засело его мнимое отречение от Тринидада — острова, на котором он родился и вырос. Мы помним, как нас ужалила речь Найпола, произнесённая им во время получения Нобелевской премии по литературе за 2001 год: «Это большая заслуга как Англии, где находится мой дом, так и Индии, где находится дом моих предков, а также самоотверженности и поддержки моего агента». И точка. Из чего следует, что воспевать его как британца — означает следовать воле самого писателя?

В Тринидаде и Тобаго новость о смерти Найпола попала на передовицы всех трёх ежедневных газет. «В сердцах тех, кто порицал Найпола, — а были и такие — застарелой обидой сидело его мнимое отречение от Тринидада — острова, на котором он родился и вырос».

Но факты не так просты. Когда в 1950 году уроженец британской колонии Найпол в возрасте 18 лет покинул остров Тринидад, получив вполне заслуженную стипендию на обучение в Оксфорде — он являлся подданным Великобритании. В 1962 году, к моменту объявления Тринидада и Тобаго независимым государством, писатель уже проживал в Лондоне на постоянной основе. Он всегда был «британцем» и в то же время никогда по-настоящему не принадлежал своей новой родине. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть его книги.

По мнению выдающегося литературного критика Кеннета Рамчанда, Найпол был «тринидадцем до глубины души». «Тринидад его сделал. Сформировал его, и даже когда Тринидад вызывал у него раздражение, остров преследовал его всю карьеру». Я бы пошёл ещё дальше и сказал бы, что Найпол был самым тринидадским из всех писателей Тринидада как в хорошем, так и в дурном смысле. «Дом для мистера Бисваса» с его несентиментальным портретом семьи индотринидадцев, стремящихся обрести чувство согласованности и самоопределения в небольшом обществе, «одновременно чрезвычайно простом и чрезвычайно запутанном», по-прежнему остаётся ближе всего к тому, что мы назваем «великим тринидадским романом». «Голосует Эльвира» — это бесценный путеводитель для каждого, кто пытается понять неисправимо племенную политику Тринидада и Тобаго (так считает ни больше ни меньше как авторитетный политический теоретик Ллойд Бест). «Потеря Эльдорадо» до сих пор является самой волнующей и проникновенной историей о колониальном Тринидаде. А авантюрные рассказы об «Улице Мигель» стали настоящим прорывом в творчестве Найпола, оказав глубочайшее влияние на всех последующих писателей Тринидада.

Найпол всегда расценивал своё творчество как поиск самого себя: «Мне приходилось делать такие книги, потому что на те темы не было книг, способных дать мне то, что я хотел». Под «теми темами» подразумевались исторические обстоятельства, при которых он родился на Тринидаде в 1932 году. В своём очерке «Пролог к автобиографии» он подытожил:

“… there was a migration from India to be considered, a migration within the British empire. There was my Hindu family, with its fading memories of India; there was India itself. And there was Trinidad, with its past of slavery, its mixed population, its racial antagonisms and its changing political life; once part of Venezuela and the Spanish empire, now English-speaking, with the American base and an open-air cinema…. And there was my own presence in England, writing….

“So step by step, book by book … I eased myself into knowledge.”

… Была миграция из Индии — миграция в пределах Британской империи. Кроме того, была моя индуистская семья с её угасавшими воспоминаниями об Индии; и была сама Индия. Также был Тринидад со своим рабовладельческим прошлым, смешанным населением, расовым антагонизмом и изменчивой политической жизнью; когда-то он входил в состав Венесуэлы и Испанской империи, а теперь на нём появились английская речь, военная база США и кинотеатр под открытым небом…. А ещё был я со своим присутствием в Англии и писательством….

Итак, шаг за шагом, книга за книгой … я погружался в знания.

«Я — это сумма моих книг», — утверждал он. И эго, созданное на страницах его книг, было сознательно освобождено от преданности чему бы то ни было, кроме непосредственно писательского мастерства. Он стремился к достижению «свободы от людей, от путаницы, от соперничества и от состязательности». При этом он добавлял: «[Человек] не имеет ни стороны, ни государства, ни сообщества, [человек] — это личность и только». Такая позиция Найпола приводила к конфликтам между ним и рядом других карибских писателей, между ним и многими читателями Карибского региона.

Долгие десятилетия карибская литература была преисполнена неразрешённых конфликтов об ответственности, языке и подлинности — о том, как быть карибским писателем. От этих дискуссий Найпол держался в стороне. К 1960 году относительно добродушная сатира его ранних произведений о Тринидаде вызрела в резкую пессимистическую критику в адрес того, что автор расценивал как претенциозность постколониального карибского общества, «cделанного наполовину» и населённого «липовыми людьми». Чем больше он путешествовал, тем более пристальным был его взгляд на другие постколониальные государства Азии, Африки и Латинской Америки. Нигде он не сдерживал своих нападок. Его обвиняли и в преувеличении индийской нищеты, и во враждебном отношении к исламу. Его описания чернокожих уроженцев стран Карибского бассейна и африканцев, казалось, слишком часто выдавали в нём расовую обеспокоенность, если не откровенные предрассудки.

Ну а в духе серьёзной шалости он приваживал своих критиков приманками в форме вызывающих возмущение замечаний. В очерке, опубликованном вскоре после получения писателем Нобелевской премии, мой коллега Джереми Тейлор перечислил несколько памятных оскорблений:

“Over the years, he has called people monkeys, infies (inferiors), bow-and-arrow men, potato eaters, Mr Woggy. He has described whole countries as ‘bush.’ Oxford University, where he earned his degree in English, was ‘a very second-rate provincial university.’ Africa ‘has no future,’ and as for African literature, ‘you can’t beat a novel out on drums.’ He once recommended that Britain should sell knighthoods through the Post Office (this was before he became Sir Vidia Naipaul).”

За эти годы он называл людей обезьянами, infies [ничтожеством], bow-and-arrow men [людьми с луком и стрелами — то есть племенными людьми], поедателями картофеля и мистерами Вогги. Он отзывается о целых странах как о «дикой саванне». Оксфордский университет, в котором он получил образование по специальности «английский язык», был для него «довольно второсортным провинциальным университетом». У Африки «нет будущего», а что касается африканской литературы, то «невозможно выбить роман на барабане». Однажды он посоветовал Великобритании продавать рыцарство почтой (это было до того, как он сам стал сэром Видиа Найполом).

В этих провокациях тринидадцы просто обязаны узнать версию своих собственных «picong» [лёгкого шутливого стёба, как правило, за чужой счёт, распространённого в странах Карибского бассейна — примечание переводчика], насмешек, безжалостного подшучивания — всего того, чему отдают предпочтение тринидадские «калипсонианцы». Под его ехидным поведением на публике мы должны понимать, что Найпол просто «играет самого себя» — именно так на Тринидаде характеризуют поведение в соответствии с тщательно продуманным имиджем, который одновременно маскирует и раскрывает. Его биограф Патрик Френч цитирует предположение барбадосского писателя Джорджа Лемминга о том, что Найпол разыгрывал «ole mas» [развлечение, составляющее часть карнавальной традиции Тринидада — примечание переводчика]: «Маскироваться и создавать проблемы ради своего собственного развлечения — это характерная черта тринидадца». Френч добавляет: «Когда он грубил или провоцировал в такой манере, Найпол всегда был преисполнен веселья». В этом и заключается ирония человека, скрывавшегося за известным писателем: никогда он не был бóльшим тринидадцем, чем когда плохо отзывался о Тринидаде.

«Ну а у тех, кто читал вышедшую из-под пера Патрика Френча биографию писателя «Мир такой, какой он есть», просто не могут не вызывать отвращения ханжество, женоненавистничество и жестокость Найпола, проявленные как по отношению к незнакомым людям, так и к тем, кого он любил. Но остаются его книги, написанные с красивой точностью и ясностью, их неустанный поиск и, порой, проблески нежданной нежности».

Даже самые вдумчивые отзывы по случаю его кончины противоречат один другому. Ну а у тех, кто читал вышедшую из-под пера Патрика Френча биографию писателя «Мир такой, какой он есть», просто не могут не вызывать отвращения ханжество, женоненавистничество и жестокость Найпола, проявленные как по отношению к незнакомым людям, так и к тем, кого он любил. Но остаются его книги, написанные с красивой точностью и ясностью, их неустанный поиск и, порой, проблески нежданной нежности.

Основополагающей темой его творчества всегда оставался вопрос о том, как сказываются на жизнях обыкновенных людей изменения, обрушенные на них бесчувственными силами истории, в частности, перемещения людей в результате колониальной деятельности как в пределах одной культуры, так и между таковыми. Процесс создания и воссоздания личности, вызываемый подобными потрясениями, увлекал его с невероятной энергией. Под пристальным и критикующим взором писателя оказывались не только его семья, родной остров, собственные иллюзии и недопонимания, но также и далёкие чужбины, куда он наведывался. В его книгах мы, в лучшем случае, получали портреты нашего общества и нас самих — отрицать это невозможно, при всём желании. У Найпола есть такие книги, которые мне никогда не захочется перечитывать, но есть и такие, без которых я не могу понять мир, в который родился.

«Всё ценное обо мне находится в моих книгах». Пожалуй, это самое правдивое предложение, когда-либо вышедшее из под пера Найпола. Вопрос заключается не в том, оправдывает ли работа человека его прегрешения. Такое уравнение было бы слишком упрощённым. Сила и, да, красота его писательского мастерства в какой-то степени являются результатом его недостатков, выходя за их пределы, но не искупая их. Моральная алгебра искусства тяжела, и это обязано вызывать в нас беспокойство. Книги В.С. Найпола служат тому лучшим примером. Именно по этой причине — по этой великой причине — читать их я считаю своим долгом.

Николас Лафлин отредактировал дополненную и расширенную версию ранней переписки В.С. Найпола с семьёй «Письма отца и сына» (2009). 

(Миниатюрное изображение выполнено Файзулом Латифом Чоудхури, заимствовано с Викисклада).

Начать обсуждение

Авторы, пожалуйста вход в систему »

Правила

  • Пожалуйста, относитесь к другим с уважением. Комментарии, содержащие ненависть, ругательства или оскорбления не будут опубликованы.