Чётко помню землетрясение на Гаити 12 января 2010 года. Я не находилась там физически, но была с ними душой и сердцем. Карибская команда Global Voices [анг] опубликовала около 50 статей о спасательных операциях, оказании помощи и восстановительных работах за последовавшие за землетрясением два месяца, и у нас была полевая команда на ранних периодах восстановления, чтобы поддержать гаитянских пользователей сети, имевших ограниченный доступ к электричеству и интернету, с тем чтобы они поделились своим собственным мнением о произошедшем.

Землетрясение на Гаити с поразительной магнитудой 7,0, продолжительностью всего 30-40 секунд, привело к ужасающим результатам: словно ребенок в порыве гнева разгромил собственный городок из Лего. Как число погибших, так и экономический ущерб – тяжкое бремя для островного государства – были ошеломляющими. Это землетрясение повлияло на меня даже на расстоянии: оно укрепило влияние гражданских медиа-платформ, которые пишут о людях в зонах бедствий (и военных действий), тогда как традиционные СМИ не могут даже отыскать безопасный путь. Впоследствии этот феномен неоднократно повторялся, начиная с Арабской весны, случившейся позднее в том году, до происходящего сейчас кризиса в Сирии. Но это событие также заставило меня понять, что мы — братская поддержка. Мы – мировое сообщество. Этим я, по благодати Божией, и занимаюсь.

21 августа 2018 года я отправилась туда вместе с остальной частью Тринидада и Тобаго. Землетрясение [анг] магнитудой 7,3 с эпицентром в северной Венесуэле настигло нас в Тринидаде уменьшенной мощностью 6,9. В 17:31 по местному времени я работала за компьютером и ждала, что мой муж вернётся с работы с минуты на минуту. Он должен был забрать нашего сына, который был дома у друга. Когда началась тряска, я не была слишком обеспокоена. Наш остров пролегает через линию разломов, так что мы привыкли к периодическим толчкам, как правило умеренным и непродолжительным. Так что я сделала то же, что и всегда: ничего. «Ой, — подумала я про себя, — это землетрясение. Посмотрим, что случится».

В считанные секунды гул усилился: внезапно я очутилась лицом к лицу с разъярённым львом, рычащим из-под земли так, что дрожали стены. Я встала со стула и выглянула в окно: все окрестности переполошились, настолько сильной была качка. Это было совсем не заурядное землетрясение. Я сделала то, чего не делала никогда: выбралась из дома. К тому моменту, как я дошла до гостиной, я почувствовала, будто нахожусь в эпицентре карнавала с настолько громкой музыкой, что она вырывается из динамиков и оглушает всех вокруг: бум, бум, бум! Пол двигался в такт, танцуя под зловещий ритм, — как сказал один друг, под непрекращающийся «dutty wine» [анг] [прим. пер.: вид танца].

Землетрясение длилось в общей сложности 90 ужасающих секунд и шло волнами, одна сильнее другой, так что к тому времени, как я добралась до своего заднего двора и взглянула на наиболее лесистый участок вниз по склону, заросший фруктовыми деревьями и высоким, качающимся бамбуком, земля превратилась в покрывало, когда его вытряхиваешь: она ходила вверх и вниз, будто в замедленной съёмке. Я потеряла дар речи и впала в полнейший ужас и беспомощность. Это была природная стихия, а я оказалась в самом её сердце.

У меня была стратегическая причина выбежать из дома: я не хотела оказаться в ловушке, если что-нибудь обрушилось бы. На открытом воздухе я хотя бы смогла увидеть угрозу, и… что ж… избежать её. Но на заднем дворе, окружённом деревьями какао и поуи [анг], величественными бессмертниками [анг], я вдруг почувствовала себя спокойно в самом центре бедствия. Я годами не чувствовала себя такой вовлечённой, не говоря о том, что не молила Господа о том, чтобы всё это прекратилось. (Хотя это могли бы быть в точности мои слова.) Но если я в чём-то и была уверена в тот момент, так это в том, что все мы взаимосвязаны. Двойственность улетучилась: все мы, начиная с птиц на деревьях и заканчивая бандитами на улицах, оказались в одном ряду. То, что нас различало, оказалось незначительным в сравнении с тем, что тогда раздвигало тектонические плиты.

Мой муж позвонил мне в 17:33, как только прекратилась тряска. Я оставила свой телефон в доме. Мне не пришло в голову взять его с собой, и тем более записать произошедшее на камеру, как это сделали многие пользователи социальных сетей. Но в тот момент, когда муж сказал мне, что всё ещё остаётся в офисе, я запрыгнула в машину, чтобы забрать сына. Электричества не было; сотовая связь пропадала, и я не могла дозвониться до дома друга моего сына, чтобы узнать, как они. Улицы были безлюдными и тихими. Все люди казались ошарашенными, кроме одного покупателя у стойки doubles [анг] [прим. пер.: блюдо тринидадской кухни], который, казалось, был в режиме максимальной производительности, демонстрируя продавцу, как землетрясение его взбодрило. Я смогла выдавить из себя улыбку. Тринидадцы находят, над чем посмеяться, даже через душевную боль. Это то, что двигает нас вперёд.

Моего сына и моих друзей встряхнуло землетрясением, как и всех остальных, но они были целы, и я невероятно счастлива, что раз он не мог быть в тот миг со мной, он оставался со своим давним другом. Я представляю, как они будут говорить об этом спустя годы: «Помнишь, как мы все вместе укрылись под балками во время землетрясения?». В том-то и дело: все мы были вместе.

По дороге домой я остановилась как минимум три раза, чтобы написать соседям. Мой телефон, у которого почти не осталось заряда батареи, не прекращал звенеть, получая сообщения от друзей и родственников, далёких и близких, которые хотели узнать, как мы. И я делала то же самое. Сидя в лучах угасающего дневного света, осознавая, насколько же нам повезло, что, несмотря на разрушения и выбитое стекло, не было погибших, я поняла, что слова [анг] тринидадской поэтессы Шивани Рамлохан были верны: «Мы здесь держимся друг за друга».

Я надеюсь, что мы запомним это, когда закончится тряска.

Переводчик: Максим Семёнов